Распечатать

Священник и офицер. Часть 1: «Многим нужно просто сказать, что Бог есть»

'); //'" width='+pic_width+' height='+pic_height } }

Загрузить увеличенное изображение. 500 x 374 px. Размер файла 74414 b.

Отец Александр Бондаренко – майор военно-морской авиации на Черноморском флоте и – священник Крымской епархии Украинской Православной Церкви Московского Патриархата. Отец Александр рассказал нам о том, как в его жизни форма стала чередоваться с облачением, каково священнику на военном корабле и офицеру в алтаре и когда «миссионерская работа» соприкасается с «воспитательной».

– Батюшка, как получилось, что вы совмещаете сразу два служения? Как может стать священником офицер?

– Многие рассказывают, что у них был быстрый переход от неверия к вере, а у меня – не так. Это похоже на то, как в Ветхом Завете сказано, что человек увидит большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра. Утром тихий ветерок, и прикосновение это – вот Господь. В течение длительного времени Господь меня вел, чтобы я, во-первых, стал верующим, а потом и призвал к священнослужению.

Это сейчас я могу проанализировать и объяснить, как Он меня вел, потому что очень хорошо это понимаю.

Семья у меня была военная, никто мне религиозного воспитания не давал, но мама была родом из Западной Белоруссии, а она только в 1939 году присоединилась к Советскому Союзу, так что дольше сохранялись все традиции. И мама моя была воспитана в православной семье, отец – тоже в христианской, только старообрядческой. Конечно, будучи военнослужащим, он этого не афишировал, но их воспитание отразилось и на мне.

А у меня первое личное прикосновение к Богу было таким. По окончании военного училища я попал служить под Вологду. В воскресные дни мы выезжали из своего отдаленного гарнизона в областной центр – в Вологду, чтобы посмотреть на людей и на жизнь. И вот однажды мы проходили мимо храма. Ребята предложили зайти, все согласились, но, когда подошли к храму и оттуда пахнуло ладаном (ведь шла служба), я испугался. Я был некрещеный в то время; меня что-то остановило. Это был не ужас или какое-то противление; как я сейчас понимаю, это было чувство собственного недостоинства: я не могу войти, я еще не готов – хотя о том, что я некрещеный, я тогда даже не вспомнил.

Потом я долго об этом не вспоминал, и следующий момент прикосновения Господня ко мне – это Крещение. Я крестился в 24 года; тогда я уже перевелся в Севастополь, в Качу, служил офицером. Я познакомился со своей будущей супругой, мы собирались пожениться, и она сказала, что брак должен быть венчаным. Она очень настаивала на этом, да и я был не против. У меня не было никакого противления, но я был не крещен, и перед Венчанием было совершено Таинство Крещения. Конечно, это было не очень осознанно, но я все это принял с большим желанием за две недели до Венчания.

Потом родился сын, мы его крестили. Но в церковь мы в это время не ходили. После Крещения старшего сына мы не пошли его причащать, хотя священник сказал, что это необходимо; я не придал этому значения, да и вообще не знал, что такое «причащать», а объяснить некому было. А чуть позже у него начались очень серьезные проблемы со здоровьем – не буду вдаваться в подробности, но мы уже не знали, что делать. Будучи людьми нецерковными, мы искали помощи везде. Сначала у врачей – они ничем не помогли, а это было в 1992 году, и очень много было разных бабушек, экстрасенсов, целителей, гадалок и прорицательниц. Все газеты пестрили объявлениями, и мы, к сожалению, пошли по ложному пути – ездили к такого рода бабушкам. Это, конечно, принесло больше вреда, чем пользы. Но Господь даже устами ослицы может сказать правду. И так получилось, что одна из этих целительниц сказала нам, что нужно пойти в храм, исповедаться и причаститься, а потом взять какое-то количество свечек и принести ей. Мы пришли в храм, спросили, как надо исповедоваться, исповедовались и причастились. Но когда покупали целый пучок свечек, нас спросили зачем. Мы объяснили, а нам говорят: расскажите об этом батюшке. Рассказали батюшке, и он нам очень подробно объяснил, что к чему. Мы перестали ходить к этой женщине.

Тогда в Севастополе наместником Инкерманского монастыря был архимандрит Августин. Это был человек незаурядный. Нам просто сказали: съездите к нему. И правду говорят: если не увидишь в глазах другого человека света Христова, и сам не станешь христианином. Этот момент стал переломным в моей жизни и в жизни моей семьи. Увидев этого человека и пообщавшись с ним один раз, я понял, что есть другой мир. Я изредка бывал в церкви и раньше, например посылаемый всякими экстрасенсами, но я совершенно не мог измениться. А этот человек стал моим духовным отцом. Незадолго до того у меня умер родной отец, и сейчас я вижу в этом знак Божий: Господь меня перепоручил. Мы ездили туда не так часто, как я сейчас думаю, что могли бы. Общались с отцом Августином, и не столько его слова, сколько просто пребывание рядом с ним – меняло совершенно. Даже говорить ничего не хотелось – просто посидеть рядом с ним, посмотреть, чем он занимается, побыть тенью его – было достаточно, чтобы потом уехать домой и месяц чувствовать себя другим человеком. Конечно, после встречи с ним мы стали постоянно ходить в храм; сначала ездили в Севастополь, потому что в Каче храма не было; потом в Каче появился человек, который решил переоборудовать бывший кинотеатр под храм. Я немного помогал в этом строительстве, потом, когда в этот храм поставили священника, стал там пономарить, после поступил в Симферопольское духовное училище.

К сожалению, в 1996 году погиб отец Августин, но я уверен, что он и сейчас мне помогает: приезжаешь к нему на могилу, разговариваешь с ним, как с живым, и многие вопросы решаются. Это мой личный опыт; я не говорю, что его нужно причислять к лику святых, Господь Сам знает Своих. Но просто я нашел человека, через которого открылся мне Бог.

– Когда вы поступили в Духовное училище?

– В 1998 году. В духовном училище я учился по очно-заочной системе. Каждый месяц мы приезжали на 4-5 дней, нам начитывали лекции, мы сдавали зачеты, уезжали домой готовиться, потом снова приезжали. Это была для меня самая удобная система. Чтобы меня отпускали из части, мне приходилось в воскресные и праздничные дни брать на себя наряды, дежурства, чтобы офицеры не обижались. Появлялись отгулы, и их я использовал для учебы. Это продолжалось два года: я поступил в 1998 году, в 2000 году, незадолго до выпуска, перед Пасхой Владыка благословил меня на рукоположение.

После этого меня направили в Севастополь настоятелем Михайловского храма. Храм этот всегда был воинским, одно время был гарнизонным. Во время Первой обороны Севастополя этот храм ни на один день не закрывался, там каждый день совершалась литургия, даже когда все остальные храмы города уже не действовали. Сам храм был построен адмиралом Лазаревым в честь его небесного покровителя Архистратига Михаила, в этом храме отпевали прославленных адмиралов Истомина, Нахимова и Корнилова. Так как он находится в ведении Музея Черноморского флота и до сих пор не передан Церкви, что связано с определенными имущественными отношениями между Черноморским флотом и Украиной, моя задача – заниматься этим храмом и работать на флоте по духовно-патриотическому воспитанию с матросами и офицерами. Нужно давать им духовное образование, рассказывать об основах православной культуры, как-то их привлечь. Многим надо просто сказать, что Бог есть. Они об этом слышали, вероятно, но большинство, к сожалению, по-настоящему в это не верит. Задачи были на меня возложены непосильные: что может сделать один человек на всем флоте? Но у Господа, наверное, и один в поле воин, раз Он меня сюда поставил.

Владыка благословил меня служить во Владимирском соборе – усыпальнице адмиралов, а один раз в год нам разрешают служить в Михайловском храме – на престольный праздник.

Загрузить увеличенное изображение. 500 x 375 px. Размер файла 79645 b.

– Вы много общаетесь с военными?

– В остальное – кроме богослужения и военной службы – время я посещаю корабли, воинские части, провожу беседы с матросами. Сейчас в одной из воинских частей мы строим часовню – с алтарем, чтобы можно было совершать литургию, чтобы матросы, большинство из которых никогда за забор не выходят, имели возможность помолиться в этом храме. Не только матросы, но и офицеры-контрактники редко заходят в храм; а когда он появится совсем рядом, то у них будет возможность просто заглянуть туда, поставить свечку. А зайдя в храм, они могут пообщаться со мной – и я смогу сказать им несколько слов о Боге. Я в этой части служу уже два года. Батальон связи авиации находится в Севастополе.

Удивительно то, что сам командир – татарин. Наше знакомство началось с того, что его зам по воспитательной работе сказал мне, что командир хочет на территории части построить часовню. Меня это удивило: ведь его отец посещает мечеть, хотя сам он не мусульманин. Почему не мечеть? Роман Ханифович (так зовут командира) ответил: потому что больше 80 % военнослужащих – православные. И сказал: «Если хотя бы несколько человек из всего личного состава изменятся благодаря Церкви – я считаю, что это дело нужное». Знакомство привело к тому, что он помог мне перевестись в эту часть и поставил внештатным психологом. В общем-то, я занимаюсь по профилю, потому что главная психология, то есть наука о душе, – это Православие. Выше этой психологии нет никакой, как бы и кто бы меня ни переубеждал. Есть у психологов какие-то практические наработки, и их можно использовать, но все остальные пути чаще всего, к сожалению, ложные. Хотя я заочно отучился на психолога, получил диплом бакалавра. Кажется, продолжать эту учебу особого смысла нет.

– Как изменилась ваша жизнь и служба после рукоположения?

– Изменилось многое. До того, как я стал православным, я усиленно занимался восточными единоборствами, участвовал в соревнованиях, изучал дзен-буддизм и буддизм, вообще восточную философию. Кстати, это тоже подтолкнуло меня к осознанию, что кроме тела есть еще и душа. Восточная философия тоже напоминает о существовании потустороннего мира – Господь и через неправедные пути меня вразумлял. А когда я стал православным, я отошел от восточных единоборств и тем более от восточной философии, хотя познания эти мне сейчас очень помогают в полемике с «рериховцами» и тому подобными людьми, которые утверждают, что восточные религии более совершенны.

С другой стороны, когда я занимаюсь военнослужащими, мне приходится общаться и с другими организациями. Например, ко мне обратилось одно из подразделений казачества, которое занимается молодежью. Одно из направлений работы с молодежью у них – спортивная секция. Ребята приходят учиться единоборствам, их готовят к службе в армии, к защите Отечества. А казачество немыслимо без Православия. Поэтому каждому спортсмену, который становится казаком, рассказывают, на чем основано казачество, и я им объясняю, что такое Православие. Через это ребята начинают обращать внимание на храм, некоторые приходят к Богу. По крайней мере, у них нет агрессии против Бога, а ведь сейчас очень много негатива выливается в прессе на Церковь, и люди, прочитав, говорят: вот она какая, эта ваша Церковь, зачем туда ходить. Наша задача – не только призвать ко Христу, а иногда по крайней мере добиться, чтобы люди не гнали нас, относились спокойно, как сейчас говорят, «толерантно».

– Приходилось ли вам участвовать в каких-либо походах?

– Я два раза ходил на боевых кораблях в Средиземное море: в первый – в 2005 году на крейсере «Москва». Тогда старшим из священников был отец Александр Федоров, который отвечает в Синодальном отделе за Военно-Морской флот. Тогда было перезахоронение последнего командующего флотом в царской России, адмирала Григоровича. Его останки из Минтоны (Франция) привезли сначала в Новороссийск, а оттуда самолетом в Санкт-Петербург, и затем на Александро-Невском кладбище его похоронили рядом с его родственниками. Наша задача была в том, чтобы все происходило в соответствии с православной традицией: мы совершали панихиду, потом литию на корабле. И так как мы в течение почти месяца были в походе, у нас была возможность общаться с личным составом. Обычно офицеры, как только у них появляется свободная минута, торопятся домой, и с ними очень тяжело общаться. А здесь, на корабле, бежать им некуда: море кругом. И мы беседовали при любой возможности: даже во время дежурств на вахте, особенно в ночное время, когда нет никакой напряженности.

Ребята с удовольствием общались и задавали много вопросов, бывала и серьезная полемика. Там есть протестанты и сектанты, с которыми мы полемизировали, но конфликтов у нас никогда не было, в том числе и с мусульманами, которые служат на корабле. На корабле был развернут походных храм, мы отслужили несколько литургий, более 20 человек приняли Крещение, многие причащались, мы служили молебны. Была полноценная христианская жизнь. Те, кто хотел, приходил на утренние и вечерние молитвы, которые каждый день читались в храме…

– Строем туда не водили?

– Нет, этого удалось избежать, строем не водили. Только когда принимали в гвардейцы, то служился молебен, и те, кого принимали, были построены. Бывало, к сожалению, и по приказу. Но большая часть работы велась по желанию. Мы вешали объявления о богослужениях, объясняли на беседах, что такое богослужение и зачем оно нужно, что такое литургия, почему люди причащаются, почему нужно исповедоваться. Нельзя поступать по принципу «загнали – шапки сняли – причастились – вышли», так что человек и не поймет, что это такое было. Так мы не поступаем. Зато у нас тогда причащался один из адмиралов – человек, который достаточно часто ходит в храм. Все стояли вместе к причастию от матроса до адмирала – это была одна семья, хотя и небольшая: на одной службе причащалось самое большое человек пятнадцать, может – двадцать. Но на самом деле это было единение, военное православное братство.

– Этот поход был не единственным?

– Второй раз мы ходили уже на Сицилию, заходили в Стамбул, посмотрели Святую Софию. Там гид рассказывал с точки зрения истории – а я потом дополнял с точки зрения Православия. Рассказывал о великолепии богослужения, ведь этот храм поражает. Я нигде не читал, где именно крестили княгиню Ольгу, но думаю, что, скорее всего, именно в Святой Софии. Зайдешь, поднимешь голову, и больше она не опускается. Тем более если представить, какой это век.

На Сицилии мне понравилось, что в Италии отношение к христианству довольно трепетное и благоговейное. Там мы познакомились с архимандритом Нилом – в единственном греческом православном монастыре, который существует сейчас на Сицилии. Естественно, там католики препятствуют распространению Православия, чувствуя конкуренцию, ведь Православие развивается, а католическая традиция, к сожалению, сейчас сворачивается. Потому что, когда иерархия и священноначалие, в ущерб служению Богу, занимаются угождением человеческим слабостям, это приводит к тому, что происходит сейчас на Западе.

Отец Нил и другие православные воссоздали на Сицилии монастырь, который был закрыт более двухсот лет. Монастырь стоит в горах и очень красив; мы организовали туда поездку для примерно двухсот военнослужащих. Город там небольшой, и это было целое событие: огромное количество русских моряков. Нам устроили торжественную встречу и концерт, мы тоже спели им «Легендарный Севастополь».

В этом втором походе тоже был развернут походный храм, мы крестили, служили молебны и панихиды, причащали. У нас есть сборный Престол и антиминс, благословленный Святейшим Патриархом для походов.

Беседовала Александра Сопова

Продолжение следует…

Все фото предоставлены отцом Александром Бондаренко

Источник: Татьянин День

19 марта 2008 г.