Батюшка с Воскресенского кладбища

Главным средством атеистической пропаганды Советского государства в 30-е годы прошлого века были, как известно, аресты, ссылки и расстрелы христиан, закрытие и разрушение храмов. Безместные священники, лишенные своих престолов, продолжали тайно совершать богослужение, духовно поддерживать свою паству. Несмотря на риск доносительства, совершал панихиды на Воскресенском кладбище Саратова и священник Николай Бакурский. По словам казначея Духосошественского собора, в котором он числился заштатным: «Верующий народ часто ждал на могилах Бакурского, когда он придет служить панихиды, т.к. Бакурский пользовался доверием больше, чем другие священники». Многие подходили к нему за благословением и почитали за прозорливость и дар духовного рассуждения. Священник Николай Александрович Бакурский был арестован 11 октября 1936 года Управлением Государственной Безопасности НКВД по Саратовскому краю. Только через два дня после помещения в саратовский следственный корпус ему предъявили обвинение: якобы он проводит «злостную контрреволюционную агитацию, распространяя клеветнические слухи и контрреволюционную брань по адресу коммунистов», а также возлагает надежды «на контрреволюционную войну империалистов против СССР». Весь его допрос состоял из одного вопроса: «Вы арестованы за распространение злостной контрреволюционной агитации. Признаете ли Вы себя в этом виновным?» На что отец Николай ответил: «Нет».

В небольшом приходе деревянной Крестовоздвиженской церкви слободы Водопьяновой находилась церковно-приходская школа, где начал преподавать Закон Божий молодой настоятель, являвшийся активным членом Православного Миссионерского общества. С 6 по 8 марта 1904 года будущий священномученик епископ Саратовский и Царицынский Гермоген (Долганёв; † 1918, память 16 июня) находился с трехдневным визитом в Аткарске, к уезду которого относилась слобода Водопьянова. Вероятно, тогда состоялось его знакомство и личная беседа с молодым священником. Этим объясняется то, что спустя десять дней, 18 марта 1904 года, на прошении отца Николая Бакурского последовала развернутая резолюция Преосвященнейшего Гермогена о переводе его в уездный город: «Священника Николая Бакурского назначить на священнич[еское] место Св[ято]-Никольской г. Петровска ц[еркви], но с тем, чтобы он ) усердно и неопустительно предлагал поучения в храме за богослужениями,) вёл внебогослужебные собеседования и чтения по воскресным и праздничным дням после вечернего молебна с акафистом. Гермоген Еп[ископ] Сарат[овский]».

Отец Николай Бакурский пользовался большим уважением у прихожан Николаевской церкви г. Петровска, и они ходатайствовали за восстановление своего батюшки на прежнем месте службы, когда он был переведен к церкви во имя св. блгв. кн. Александра Невского с. Ивановки (Кулики) Сердобского уезда. В своем прошении горожане характеризовали отца Николая следующим образом: «Со дня учреждения при нашем храме штата второго священника о<тец> Николай в течение 8 лет, как истинный, прямой, нелицемерный и добрый пастырь стяжал среди своих прихожан любовь и повиновение. Аккуратно и быстро по первому зову прихожан исполнял для них все необходимые требы. Чинно и с душой, полной назидания, вел он церковные Богослужения, не пропуская кроме болезни не одного из них… Отнять такого священника у общества — это значит лишить общество дорогого для него учителя…». Под этим прошением было поставлено около ста подписей, в числе которых и подпись церковного старосты Сергея Самсонова4. Подобное прошение было написано и сельским сходом крестьянского общества хутора Ионычева, которое духовно окормлял отец Николай.

Резолюцией епископа Алексия (Дородницына) от 29 мая 1912 года отец Николай Бакурский был перемещен к Михаило-Архангельской церкви6 села Ерёмкино Хвалынского уезда. Затем священник Николай Бакурский перемещен настоятелем Михаило-Архангельской церкви села Ново-Дёмкина Петровского уезда и утвержден законоучителем местного земского училища и приписных деревень Сердобинки и Ново-Назимкино. Сведения о жизни отца Николая с 1916 по 1919 год отсутствуют; вероятно, он эти три года продолжал находиться в Ново-Дёмкине. А с 1919 года он стал служить в той же Казанской церкви села Макарово Балашовского уезда, где на рубеже веков начинал свое служение диаконом.

В апреле 1922 года правящий Архиерей Саратовской епархии владыка Досифей (Протопопов; † 1942) был арестован по групповому «делу саратовских церковников», по сути дела, за неповиновение обновленческому Высшему Церковному Управлению. В связи с тяжелой болезнью и появлением обновленческого движения, захватившим власть, распознав в нем врагов Церкви Христовой, в 1922 году отец Николай был вынужден оставить службу в макаровской церкви (вероятно, захваченной обновленцами), переехал в Саратов и жил с супругой на иждивении сына Александра недалеко от Покровского храма, в частном доме по адресу: ул. Кирпичная (ныне улица Посадского), 14912 (дом сохранился). В 30-х годах отец Николай овдовел, его супруга Антонина Андреевна упокоилась на саратовском Воскресенском кладбище на 35-м участке (ее могила сохранилась). А вскоре последовал арест священника Николая Бакурского.

На первом допросе он показывал: «В церкви я не служу с 1922 года, а молиться хожу. У меня чин священника, я считаюсь заштатным священником. Не служу в церкви потому, что болен, и потому, что по нашему закону мне служить в церкви нельзя, т.к. в церковь ворвались волки, как, например, N… [священник, сотрудничавший с НКВД.— Прим. авт.], и верующие к нам стали относиться критически».

Второй допрос отца Николая состоялся 3 ноября 1936 года:

Ответ: Нет, не признаю. Из монашества я совершенно никого не знаю. Бывали случаи, когда монахи и монашки подходили ко мне за получением благословения, но я их вокруг себя не группировал.

Вопрос: Вы говорите неправду. Следствие располагает данными о том, что Вы, будучи контрреволюционно настроенным к соввласти, еще в период Гражданской войны в 1919–1920 годах в Тамалинском р-не [так потом называлась часть Балашовского округа] Вы оказывали помощь к[онтр]р[еволюционным] бандам. В данное же время, являясь без определенных занятий, Вы в Духосошественской церкви среди прихожан выдавали себя за мученика, якобы гонимого соввластью, и, группируя вокруг себя к[онтр]р[еволюционный] монашеский элемент, через них распространяли провокационные клеветнические слухи на соввласть. Будете ли Вы говорить правду?

Ответ: Я говорю правду.

Ответ: Виновным себя в этом не признаю, никаких провокационных слухов я не распространял.

Вопрос: Вы лжете. Такую провокацию Вы распространяли и говорили, при этом заявляли, что якобы скоро будет конец соввласти. Об этом Вы говорили гр-ке NN. Будете ли Вы и сейчас отрицать?Ответ: Категорически отрицаю. Ни NN., ни кому-либо другим я этого не говорил...

Вопрос: Свидетельница NN. следствию показала, что Вы ей рассказывали осенью 1935 года о том, якобы один Ваш знакомый, работающий где-то cторожем, предсказывает гибель большевиков и соввласти, что к нему обращается якобы население, он им гадает и убеждает в том, что соввласть должна скоро погибнуть. Признаете ли себя виновным в распространении пораженческих к[онтр]р[еволюционных] провокационных слухов?

Ответ: Нет, не признаю, NN. этого никогда не говорил.

Вопрос: Вы продолжаете лгать. Я предупреждаю, что если Вы будете продолжать давать ложные показания, то я сделаю Вам очную ставку с свидетельницей NN. Та же свидетельница заявила следствию, что 25/VIII-36 года она была у Вас на квартире, в беседе с которой Вы высказывали к[онтр]р[еволюционные] клеветнические настроения на соввласть по поводу судебного процесса над к[онтр]р[еволюционными] террористическими бандами, убивших тов. Кирова.

Давайте правдивые показания?

Ответ: NN. действительно 25/VIII-36 ко мне на квартиру приходила и приносила мне деньги в сумме 15 руб., но разговоров у меня с нею на политические темы не было. Ее показания считаю ложными... <...>

Вопрос: Следствию известно, что в конце мая месяца Вы в беседе с попом N. высказывал к[онтр]р[еволюционную] клевету на соввласть о том, якобы соввласть уничтожила НЭП с целью превращения всего населения в нищих, при этом Вы допускали оскорбительные выпады на членов правительства и вождей партии, восхваляли царизм. Признаете ли Вы себя в этом виновным?

Ответ: Нет, не признаю. Попа N. хорошо знаю, но разговоров с ним на политические темы у меня никогда не было. Личных счетов и вражды с ним я не имел и не имею» .

14 января 1937 года состоялось закрытое судебное заседание Спецколлегии Сар. облсуда в г. Саратове по делу № 47. На заседание явился свидетель, священник N., проживавший в другом городе как административно высланный, свидетельница NN. не явилась. Слово было предоставлено о. Николаю Бакурскому, который сказал следующее: «Виновным себя не признаю... N. приехал к нам в апреле месяце 1935 г., от людей я слышал, что N. является опасной личностью, что он уже посадил несколько человек и брат его работает в НКВД, с ним я никаких разговоров вести не мог. NN. во время исповеди спрашивала меня по некоторым церковным вопросам, я ей разъяснял, а когда узнал, что NN. является тоже сотрудницей НКВД, разговор с ней прекратил и стал ее избегать. Когда NN. обращалась ко мне с вопросами, приглашала меня к себе в гости, я сказал, что слышал о ней как о сотруднице НКВД и иметь с ней никаких разговоров не желаю, т. к. не хочу, чтоб меня посадили в тюрьму. N посадил много из духовенства, по его доносу сидит владыка Серафим [архиепископ Саратовский Серафим (Силичев; † 1937), расстрелян 15 сентября в Саратове] и Афанасий [архиепископ Саратовский Афанасий (Малинин; † 1939), скончался в ссылке]».

Слова священника Николая Бакурского подтверждаются тем, что гражданка NN. и священник N. присутствуют на страницах многих следственных дел над духовенством г. Саратова 1935–1937 годов. Хотя нужно учитывать тот факт, что оба они находились под серьезным давлением НКВД: N. находился в административной ссылке, а NN. в процессе над священником Бакурским была под следствием и впоследствии была осуждена.

N. сообщил, что: «На Пасху 1936 г[ода] в апреле мес[яце], когда служили на родительской, Бакурский говорил: «Не верьте обещаниям советской власти, все это ложь». Он утверждал, что «Бакурский говорил мне, что война неизбежна и советская власть скоро погибнет». Однако, даже когда якобы была эта беседа, вспомнить он не смог.

Священник Бакурский ответил: «N. сам не помнит, когда был разговор. Я N. знал очень мало, в церковь я ходил в большие праздники. В Макарове, когда заходили в село белые, командиры жили в моем доме, своих средств на содержание банды я не давал». После зачитывания показаний NN. отец Николай также отверг все домыслы о его политической деятельности: «Контрреволюционные разговоры вести я избегал» .

После совещания был вынесен приговор: «Рассмотрев материал дела, выслушав показание свидетелей и объяснение обвиняемого, Спецколлегия нашла установленным, что Бакурский Николай, будучи враждебно настроенным соввласти, в 1935 и 1936 годах в г. Саратове среди своего окружения систематически проводил контрреволюционную агитацию, направленную против соввласти… Преступление Бакурского предусмотрено ст. 5810 ч. I – УК, а потому, руководствуясь ст. 319 и 320 УПК, Спецколлегия приговорила:

Бакурского Николая Александровича по ст. 5810 ч. I УК подвергнуть на пять /5/ лет лишения свободы и на основании ст. 31 УК п.п. а, б, в, г, е лишить политических и гражданских прав сроком на три /3/ года». Воспользовавшись правом в течение 72-х часов подать апелляцию, отец Николай подал жалобу в Спецколлегию Верховного суда РСФСР. Спецколлегия рассмотрела в заседании от 2 марта 1937 г. в конституционном порядке приговор СК Саратовского облсуда. Было установлено, что суд полностью не проверил материалы предварительного следствия — не принял всех мер к доставлению свидетельницы NN. в суд. СК Верхсуда 8 марта 1937 года определила: «Приговор отменить и дело для нового рассмотрения в ином составе передать в тот же суд со стадии судследствия» .

11 апреля 1937 года состоялось второе закрытое судебное заседание Спецколлегии Саратовского Областного суда в гор. Саратове. Были доставлены обвиняемый Бакурский Н. А. и свидетельница NN., явился свидетель N.

В очередной раз священник N. стал утверждать: «Великий пост может быть в апреле, марте, феврале и конце января месяца по старому стилю», тогда отец Николай обличил его в невежестве, сказав, что: «В феврале месяце может быть Великий пост, а в январе не может быть»3. На вопрос председателя, чем объяснить показания свидетелей, обвиняемый Бакурский пояснил: «N. не соответствует своему назначению, он не знает, когда бывают посты, брат N. работает в НКВД, NN. тоже сотрудничала в НКВД, это я знаю по слухам. NN. приглашала меня неоднократно к себе в квартиру для советов…».

Приведенных лжесвидетельств явно не хватало для осуждения отца Николая, и священник N., которому, вероятно, сделали соответствующее внушение, принялся измышлять дополнительные обвинения. Во-первых, попытался обвинить в антисемитизме, во-вторых — в непочтительном отношении к вождю народов: «В апреле месяце 1935 года мы сидели с Бакурским на лавочке, Бакурский проклинал пятилетку и говорил, что пятилетка лишает народ всяких прав. Бакурский в это время назвал тов. Сталина антихристом и, восхваляя НЭП, говорил, что с Востока скоро нагрянет туча, будет война, и советской власти настанет конец. Мне одна верующая женщина заявила, что на Востоке не спокойно, скоро будет война. Когда я спросил, откуда ей известно, она мне сообщила, что об этом говорил верующим в церкви Бакурский.

Затем выступила свидетельница NN.: «Верующие мне говорили, что они слышали от Бакурского, что скоро будет переворот, советской власти не будет».

На это лжесвидетельство отец Николай Бакурский ответил следующее: «NN. приходила ко мне на квартиру, принесла 15 руб. и просила помолиться, а больше никакого разговора не было. Это было в 1936 г. 22/VIII. На кладбище я служил панихиды на могилах своих родных. Мне этого не запрещалось»5. В дополнение к судебному следствию священник Бакурский пояснил: «N. сам присвоил себе звание благочинного, меня он знал очень мало»6. Судебное следствие было объявлено законченным, и Бакурскому было предоставлено последнее слово, в котором он сказал следующее: «N. показал на меня ложно, я все отрицаю. Также неверно говорит и NN.».

После совещания был объявлен приговор: «Бакурского Николая Александровича по ст. 5810 ч. I УК подвергнуть лишению свободы сроком на пять лет, считая срок отбытия наказания с 11 октября 1936 года. В силу 31 ст. УК п. “а”, “б”, “в” Бакурского поразить в правах сроком на три года»8. Т.е. приговор был совершенно тот же, что и четыре месяца назад.

Согласно архивной справке Информационного центра Управления внутренних дел Магаданской области он скончался 28 февраля 1938 года, диагноз «декомпенсированный порок сердца», причина смерти «упадок сердечной деятельности». Похоронен на кладбище лагерного пункта в г. Магадане9. Об этом свидетельствует и приложенный к справке акт о смерти № 76 от 2 марта 1938 года, составленный в г. Магадане и подписанный врачом магаданской больницы. 26 февраля 1994 года Николай Бакурский официально реабилитирован.

Твердость, с которой отец Николай отвергал на допросах все ложные обвинения, свидетельствует о большой силе его веры. Без сомнения, он помнил слова, запечатленные в Откровении святого апостола и евангелиста Иоанна: «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Откр. 2, 10).

Евгений Лебедев, Валерий Теплов
Авторы выражают благодарность С. А. Бондарю за помощь в работе.