«Восстановление церковного единства — это наш неотложный долг»

24 октября 2004 года митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, находясь в Париже, ответил на вопросы французского журналиста Виктора Лупана, члена Движения за поместное Православие русской традиции в Западной Европе. Текст интервью Владыки Кирилла был опубликован в парижской газете «Русская мысль» (н. 40, 4-10 ноября 2004 года).

– Ваше Высокопреосвященство, недавно в Москве состоялся Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, за ходом которого внимательно следили и в зарубежье. Конечно, особенно важной темой было обсуждение нынешнего сближения с Русской Православной Церковью Заграницей. Но мы обратили внимание, что Собор также выразил озабоченность "канонической разделенностью православных верующих диаспоры, связывающих свою церковную жизнь с духовными традициями русского Православия и не участвующих в объединительном процессе Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви".

– Обсуждение на Соборе этого вопроса было инициировано Его Святейшеством. Святейший Патриарх сказал, что разделение между Церковью в отечестве и русской диаспорой было трагическим следствием революции и гражданской войны в России. Это относится и к Русской Зарубежной Церкви, и к той части русской диаспоры, что ныне объединена в составе парижского Экзархата. Но ведь теперь все политические причины разделения стали уже достоянием истории. Поэтому Святейший Патриарх Алексий указал, что восстановление церковного единства — это наш неотложный долг. Надо учитывать, что этот вопрос связан и с важнейшей для России темой духовного единства народа. Мы должны, наконец, духовно преодолеть последствия гражданской войны! И в связи с этим Его Святейшество напомнил о своем послании к православным русской традиции в Западной Европе от 1 апреля 2003 года.

– Означает ли это, что письмо от 1 апреля 2003 года еще актуально? У нас некоторые говорят, что, поскольку умер митрополит Антоний, которому Патриарх хотел поручить объединительную работу, а с Зарубежной Церковью переговоры пошли по другому пути, то теперь предложение Его Святейшества уже утратило силу. Действительно, как оно вписывается в диалог с Русской Православной Церковью Заграницей?

– Патриаршее письмо отражает наше принципиальное видение будущего русской диаспоры в мире и, в частности, в Западной Европе. В этом смысле документ имеет непреходящее значение. Мы не отказываемся и не собираемся отказываться от принципиальной позиции, выраженной в письме. Она в общих чертах разделяется и нашими собратьями из Русской Зарубежной Церкви. Однако они считают, что сегодня их западноевропейская паства скорее готова восстановить свое единство с Церковью в России, оставаясь организационно в составе Зарубежной Церкви, как она сложилась к настоящему времени.

– А когда, на Ваш взгляд, можно надеяться на восстановление евхаристического общения? И будет ли оно означать установление и юрисдикционного единства?

– Недавний Архиерейский Собор одобрил ту работу, которая уже проделана комиссиями Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви. Пока эта работа не завершена. Она предполагает и выяснение условий евхаристического и канонического единства. Имеется в виду, что Зарубежная Церковь в ее нынешнем составе будет самоуправляемой частью единой Поместной Русской Церкви. А уж как потом будут развиваться взаимоотношения существующих параллельных организационных структур в Западной Европе, в Америке и других частях мира — это покажет время, не стоит пытаться все предрешить наперед. О сроках установления евхаристического общения пока можно сказать следующее: если бы члены Собора не испытывали оптимизма в этом отношении, они не стали бы передавать необходимые полномочия для этого канонического деяния Священному Синоду, а предложили бы вновь вернуться к вопросу через четыре года, когда, согласно Уставу, вновь должен быть собран Архиерейский Собор.

– Как Вы считаете, что это означает для Экзархата как другой ветви русского церковного присутствия на Западе?

– Думаю, что успехи в сближении Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви станут источником вдохновения для тех сил в Экзархате, которые настроены на преодоление разделения между расколотыми частями Русской Церкви. Безусловно, что речь идет в первую очередь о тех, кто ощущает себя наследником традиций единой Русской Церкви дореволюционного периода и потому сознает всю ненормальность продолжения этого разделения в наши дни, когда его причины остались в прошлом. Эти силы естественно будут ратовать за подключение Экзархата к объединительному процессу.

– Но в Вашем докладе на Соборе были и замечания о том непонимании, с которым было встречено новым руководством Архиепископии послание Патриарха Алексия. Мы хотим воспользоваться Вашим пребыванием в Париже, чтобы попросить Вас уточнить некоторые детали.

– Мне представляется неизбежным, что желающие единства сталкиваются с определенным непониманием со стороны тех, для кого поддержание связи с духовной традицией России не является чем-то важным и нужным. Но если мы вновь обратимся к письму Святейшего Патриарха, то заметим, что предложенная в нем модель митрополичьего округа наилучшим образом отвечает как чаяниям сторонников воссоединения, так и желанию многих сохранить те специфические особенности церковной жизни, которые выработались за более чем 70 лет существования Экзархата. Жаль, что на сегодня наметилась тенденция предвзятого отношения к тем, кто не всегда разделяет точку зрения руководства Экзархата на будущее этой церковной структуры, и, в частности, симпатизирует идее более тесных контактов с Русской Православной Церковью.

– Его Высокопреосвященство, Архиепископ Гавриил, будучи местоблюстителем, публично обещал передать предложения Святейшего на широкое обсуждение. Однако после своего избрания он не дал развития этим обещаниям, и, по-видимому, до сегодняшнего дня не собирается этого делать, несмотря на неоднократные просьбы многих членов Архиепископии. Из этого следует и то, что со стороны Архиепископии не было никакого официального ответа. Владыка Гавриил, однако, объявил, в частности, в своем интервью, опубликованном в газете «Русская мысль», что он послал личный ответ Его Святейшеству, Патриарху Московскому и всея Руси, не распространяясь, впрочем, об его содержании. Владыка Гавриил, однако, резко критикует Патриарха за то, что последний не ответил на это письмо.

– Такое письмо действительно было получено. Однако по существу оно, к сожалению, не является ответом на Патриаршее обращение. Вместо того владыка Гавриил пытался найти в обращении некий замысел, направленный против Экзархата. На этих подозрениях строятся голословные обвинения в адрес Русской Православной Церкви. Сам тон письма главы Экзархата был настолько резок, что сделал невозможным письменный ответ на него со стороны Святейшего Патриарха. Полученное в Москве письмо слишком уж не укладывается в принятые рамки и стиль официальной переписки с Предстоятелем Русской Церкви. Ответить на него в том же тоне просто не отвечало бы достоинству Патриарха. Но подробный ответ, по благословению Его Святейшества, был дан мною архиепископу Гавриилу устно при личной встрече в Цюрихе 15 февраля этого года.

– Попробуем вернуться к тем разногласиям внутри Экзархата, о которых уже говорилось. Катастрофа 1917 года бросила миллионы русских людей на дороги мира. Среди них было немало иерархов и множество священников Русской Православной Церкви. Им было более не суждено увидеть Родину, но они создали по всему миру сотни православных приходов, которые действуют и по сей день. Как Вы сегодня смотрите на это русское Православие, которое теперь укоренилось на Западе? Является ли оно для Вас все еще русским, или скорее уже "западным" Православием, у которого русские — лишь его корни?

– Молитвы православных русских, находившихся вне России, их любовь к страдающей Отчизне помогли Русской Церкви выжить в течение периода гонений. Церковь на родине прошла через жесточайшее испытание. За 70 лет безбожного режима она породила больше мучеников за веру, чем было их за всю предшествующую христианскую историю. В это же время в странах Западной Европы русские беженцы и изгнанники несли свое, особое служение. Вспомним, что еще в начале прошлого века в Европе было совсем небольшое количество православных храмов, которые располагались главным образом при российских дипломатических учреждениях, а также на курортах. Говорить о существовании в то время полноценных православных общин и о заметном участии в них местных жителей вообще не приходилось. После революции 1917 года впервые за много веков произошла настоящая встреча Запада с Православием. Не буду сейчас останавливаться на том, что значила эта встреча для западных христиан, — об этом можно говорить долго. Но и православные не остались в результате без творческих приобретений. Родилась, в частности, весьма заметная школа "парижского богословия". Те из нас, живущих в советской России, кто был знаком с творчеством ее представителей, всегда воспринимали его как важную для нас часть наследия Русской Церкви. Эмиграция восполняла ту сторону церковной жизни, которая в России тогда, конечно, не могла развиваться. И вот пал атеистический колосс, Церковь-мученица смогла возродить свою жизнь во всей полноте. "Парижское наследие" стало возвращаться в Россию, и это тоже было частью нашего возрождения. И мы всегда верили, что произойдет не только интеллектуальное возвращение, что не только книги вернутся, но и будет восстановлена та органическая связь западноевропейской ветви русского Православия с Матерью-Церковью, которая была временно прервана политическими обстоятельствами.

Вместе с тем, мы хорошо понимаем, что одним из результатов свидетельства наших соотечественников на Западе является тот факт, что сегодня православные верующие совсем не русского происхождения, составляют значительную часть основанных когда-то эмигрантами приходских общин. Да и потомки первых русских эмигрантов ощущают себя уже не пришельцами в чужеродной среде, а полноценными гражданами стран, где они родились и в культурном отношении укоренены. Но, так же, как потомки эмигрантов, происшедших из других православных стран, они остаются связанными с духовной традицией страны, из которой они произошли. Кроме того, в последние годы в Западной Европе появилось множество новых православных жителей — временных или постоянных. Нет больше "железного занавеса", весь мир охвачен процессами глобализации. И в этих условиях людям особенно хочется сохранить в области духовной жизни свою связь с истоками, с национальной религиозной традицией.

Таким образом, сегодняшнее русское Православие в Западной Европе — очень сложный феномен, находящийся в процессе становления. Принципиально говоря, будущее — за поместным Православием на Западе, объединенным не по национальному, а по территориальному признаку, сочетающим в себе многие языки и культуры без их нивелирования или взаимоподавления, бережно сохраняющим унаследованные традиции и дающим им новое творческое воплощение. Но это развитие ни в коем случае не следует форсировать, пытаясь навязывать Богу те сроки, которые нам казались бы правильными. Движению в верном направлении способствуют, на наш взгляд, те шаги, что приводят к сближению национальных рассеяний. И мы убеждены, что церковным структурам в диаспоре необходимо по мере их "взросления" предоставлять все большую степень самостоятельности.

– Владыка, то, что Вы говорите, многим покажется неожиданным. Здесь, в Западной Европе, нередко обвиняют Русскую Церковь в том, что она защищает искаженную экклезиологию, националистическую и "автокефалистскую". А именно: согласно этой экклезиологии, все русские, или потомки русских по всему миру, или те, кто обратился в Православие в результате миссии Русской Церкви, будто бы должны всегда оставаться в юрисдикции Московского Патриархата.

– Такое могут утверждать только те, кто совершенно не знаком с историей и с реальной практикой Русской Церкви. Мы последовательно отстаивали ту позицию, которую я вам только что изложил, начиная еще с 60-х годов прошлого века, и это зафиксировано во множестве документов тогдашних всеправославных предсоборных совещаний, которые начинались на Родосе, а потом были продолжены в Шамбези. Представители Русской Церкви всегда высказывали на этих собраниях такую мысль: христианство распространяется через миссию Церквей, которая, когда приносит плоды, становится источником новых церковных общин. А затем эти общины в землях, не входящих в территорию тех или иных Поместных Церквей, шаг за шагом приближаются к автономии или автокефалии. Именно эти принципы нам передала древняя Церковь. Так действовали апостолы Христовы. К этому стремились и великие русские миссионеры. Подлинное миссионерское служение должно быть, прежде всего, жертвенным, лишенным налета эгоизма и властолюбия, иначе оно не будет иметь ничего общего с духом апостольства.

Кроме того, Русская Церковь не раз доказывала свою приверженность этому принципу на практике. Вспомним о предоставлении статуса автокефалии Православной Церкви в Америке, автономии — Японской Православной Церкви. В самое недавнее время весьма высокая степень самостоятельности была предоставлена Самоуправляемым Церквам на территории самого Московского Патриархата — в Украине, Молдове, Эстонии, Латвии. Никто не может упрекнуть Москву в стремлении к концентрации церковной власти в своих руках.

– Но эти процессы рассредоточения или передачи церковной власти — неужели они не встречали сопротивления?

– Надо признать, что эти решения дались не без труда. Прежде всего, возникало противодействие со стороны тех Церквей, которые были не готовы поступать подобным образом со своими диаспорами, предоставлять им большую степень независимости. Боялись, что действия Московского Патриархата послужат "катализатором" аналогичных процессов в диаспоре, окормляемой другими Патриархатами. Это особенно остро ощущалось при предоставлении автокефалии Американской Церкви. Да и внутри самой Русской Церкви тогда было немало дискуссий на эту тему, ведь Православная Церковь в Америке — это плоть от плоти нашей Церкви, и Православие там насаждалось многолетним кропотливым трудом русских миссионеров. До 1922 года там существовала только юрисдикция Русской Церкви, хотя приходы были разноязычными, как и их пастыри. Лишь после революции в России развилась в Америке ненормальная юрисдикционная пестрота. В конечном итоге в 1970 году возобладала линия митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима на предоставление самостоятельности. Мотивы принятого тогда решения не были ни конъюнктурными, ни политическими. Они вытекают из апостольского предания, как я уже говорил. И соответствуют тому видению будущего Православия на Американском континенте, которое имел святитель Тихон, будущий Патриарх, в бытность его архиепископом Алеутским и Северо-Американским в начале ХХ века. Время подтвердило правильность решения, принятого в 1970 году. Православная Церковь в Америке стабильно развивается, доказала свою жизнеспособность, она во многих отношениях является примером для православных христиан других юрисдикций, живущих в Северной Америке.

– Но почему в таком случае Русская Церковь, дав автокефалию своей Американской митрополии, сохранила за собой приходы в Америке?

– Следует иметь в виду, что далеко не все приходы митрополии поддерживали идею самостоятельности Американской Церкви и желали связывать с ней свое дальнейшее существование. Мы не могли не учитывать настроения людей. С пастырской точки зрения было бы неправильно оставлять эти приходы на произвол судьбы, иначе они вообще оказались бы в каком-нибудь расколе. Хотел бы обратить внимание на то, что список приходов, оставшихся в юрисдикции Московского Патриархата, был отдельно оговорен в Томосе о предоставлении автокефалии. С тех пор ни одного прихода сверх этого списка нами открыто не было, хотя существует настоятельная нужда улучшить духовное попечение о том огромном количестве православных из России и стран СНГ, которые переехали в Америку недавно и не мыслят себя ни в какой другой Церкви, кроме Русской. Решение этой проблемы стараемся найти в сотрудничестве с Православной Церковью в Америке, с представителями которой мы обсуждаем, как вместе позаботиться об этих людях.

– А, почему все же Патриаршие приходы в США и Канаде не переходят в состав Православной Церкви в Америке?

– Это сложный вопрос, связанный главным образом с человеческой психологией. Думаю, для любой многонациональной Церкви очень важно следить за балансом, тщательно наблюдать, чтобы ни одна этническая, культурная, языковая группа не ощущала себя в каком-то отношении ущемленной.

– Насколько нам известно, в последние десятилетия ушедшего столетия Православные Церкви пытались решить проблему диаспоры. Чем, на Ваш взгляд, вызвана низкая эффективность принятых тогда решений?

– На мой взгляд, существенная ошибка, допущенная в этой работе, состояла в том, что представители Поместных Церквей на совещаниях, созывавшихся Константинопольским Патриархатом и проходивших под председательством его представителей, пытались решать проблемы православной диаспоры, не привлекая активным образом к этому процессу представителей самой диаспоры. Русская Православная Церковь с самого начала указывала, что это неправильно. Помню, во время последнего заседания Межправославной подготовительной комиссии в ноябре 1993 года в Шамбези я вновь поставил этот вопрос перед участниками. К сожалению, высказанная тогда нами озабоченность не нашла поддержки.

– А епископские конференции? Ведь их создание было одним из решений, принятых в ходе этого предсоборного процесса. Как Вы оцениваете этот шаг?

– Это было хорошее решение. Идея заключалась в том, чтобы региональные конференции стали ядром, вокруг которого постепенно формировались бы Синоды новых Поместных Церквей. Но было и другое понимание: конференции как переходный шаг к установлению во всех странах диаспоры полноты церковной власти только одного Патриархата. Это отразилось и в спорах по поводу председательства на конференциях. Мы считали, что епископы сами должны выбирать, кто будет председательствовать; предлагали также принцип ротации. Но Константинополь настаивал, что только их представители могут выполнять первенствующую роль. В результате во многих частях мира планировавшиеся епископские конференции так и не образовались.

– Однако во Франции действует Ассамблея православных епископов. И некоторые высказывали мысль, что предложения Патриарха Московского как будто игнорируют ее существование.

– Такая мысль мне непонятна. Ведь наша Церковь деятельно участвует в Ассамблее, архиепископ Корсунский Иннокентий является ее членом. Ассамблея является весьма полезным начинанием, позволяющим улучшить практическое взаимодействие между православными.

– Как бы Вы охарактеризовали нынешнее состояние отношений между Московским Патриархатом и Экзархатом русских православных приходов в Западной Европе? Что изменилось за последние годы, какова динамика контактов?

– Мы неизменно исходим из того, что принадлежим единому Телу Христову, в котором имеем общение любви и всей полноты благодати, присущей Церкви. Это относится к нашим отношениям со всеми Поместными Православными Церквами и их епархиями. Но при этом с Экзархатом нас связывают особые узы, поскольку некогда он был частью Русской Церкви и лишь в результате политических обстоятельств вынужденно перешел в юрисдикцию Константинопольской Церкви. Именно по этой причине нас не могут не беспокоить процессы дистанцирования от Русской Церкви, наблюдающиеся в последнее время в Экзархате и проявляющиеся в различных формах.

– А правда ли, что при покойном главе Экзархата архиепископе Сергии велись переговоры об объединении? Как далеко продвинулись эти переговоры? Говорят о том, что и письмо Святейшего Патриарха стало продолжением тех контактов, которые имели место между Русской Церковью и блаженной памяти Владыкой Сергием.

– Приснопамятному владыке Сергию принадлежит большая заслуга в том, что было восстановлено евхаристическое общение Экзархата с Русской Православной Церковью. Он также не забывал о том, какие причины привели к отделению Экзархата от Русской Православной Церкви. Поэтому, когда эти причины, носившие — повторю — политический характер, исчезли с падением "железного занавеса", он начал процесс преодоления последствий политических разделений в церковной жизни. Он осознавал, что нынешнее положение Экзархата, об изначальной "временности" которого постепенно начали забывать, не соответствует изменившимся реалиям и особой миссии Экзархата в Западной Европе. В частности, с этой целью Владыка Сергий создал комиссию "Будущее Архиепископии". В ходе ее работы была выдвинута идея образования в Западной Европе самоуправляемого митрополичьего округа, который объединил бы в себе епархии и приходы русской традиции. В Москве эта идея была воспринята положительно. А дальше началась наша совместная работа по созданию проекта устава этой Митрополии. К сожалению, приснопамятный владыка Сергий не успел осуществить свое видение будущего русского Православия в Западной Европе из-за постигшей его кончины.

– Вы упомянули о проекте устава Митрополии. Расскажите поподробнее, что это за документ?

– Основой послужили уже существующий устав Архиепископии, уставы самоуправляемых частей Московского Патриархата. Также широко использовались нормы Поместного Собора 1917 года в той мере, в какой они в нынешних условиях уместны. Получился хотя и не окончательно завершенный, но довольно проработанный документ, который обе стороны устраивал. Устав регламентирует каноническое положение митрополичьего округа, права и обязанности Предстоятеля и епархиальных архиереев, полномочия руководящих органов: Общего Собрания, Архиерейского Совещания, Синода, Церковного суда, подробно прописаны задачи и порядок их работы. К специфическим особенностям этого документа я бы отнес то, что он предусматривает высокую степень участия клириков и мирян в руководящих органах Митрополии.

– Можно ли ознакомиться с текстом этого устава, или он будет теперь погребен в архивах?

– Думаю, принципиальных возражений нет. Мы готовы извлечь из нашего архива последнюю редакцию этого текста.

– Как вы относитесь к деятельности недавно созданного во Франции «Движения за поместное Православие русской традиции в Западной Европе» (OLTR)?

– Мы с интересом наблюдаем за деятельностью этого Движения. Многим высказываниям его членов мы вполне сочувствуем. Важно, что серьезная, содержательная дискуссия пошла. Уже в этом мне видится особенное значение Патриаршего обращения от 1 апреля 2003 года. Оно стало толчком к духовному осмыслению истории России, роли русской эмиграции. Естественно, что при этом мнения высказываются разные. Еще не время подводить итоги, но уже ясно, что вопрос единства русского рассеяния — действительно назревший, он требует решения. И он должен рассматриваться в общем контексте установления нормального, канонического положения в западноевропейской православной диаспоре, которая, с одной стороны, органически связана с материнскими Церквами, с другой же стороны — тяготеет к формированию поместности.

– Многие православные в Западной Европе связывают надежды на решение их проблем с предполагаемым Всеправославным Собором. Каковы перспективы созыва такого Собора?

– Русская Православная Церковь постоянно выступает за необходимость созыва такого Собора и готова активно участвовать в его подготовке. Жаль, что предсоборный процесс замедлился. Вы знаете, что к этому привело: прежде всего — события в Эстонии, которые, впрочем, были индикатором давно накапливавшихся противоречий. Тем не менее, мы не должны сидеть сложа руки. Надо уже сейчас действовать для того, чтобы попытаться совместно решить проблемы, стоящие перед вселенским Православием.