«Донесите Наполеону, что под рукою палача буду молиться об Александре»

В нынешний 2012 год мы вспоминаем подвиг наших предков, сражавшихся в Отечественной войне 1812 года. Миновали два столетия, но не становятся от этого менее дорогими святые образы Царя Благословенного, великих полководцев и доблестных воинов, «живот свой положивших за други своя». Тогда вся русская земля поднялась на войну с завоевателем. По воспоминаниям современников, «каждый шел на супостата вооруженный чем было возможно: солдат действовал штыком и пулей, мужик рогатиной, а среди всех шел и тот, чьим оружием был образ Распятого Христа, – шел священник».

Трагические события Отечественной войны памятны для многих Московских монастырей, и, конечно же, для Сретенского, откуда в 1812 году по оставлении французами Москвы началось освящение Белого города.

Вспомним эти события.

12 (25) декабря 1812 года
состоялось освящения Белого города
и переосвящение соборной церкви Сретенского монастыря

Собор Сретения Владимирской иконы Сретенского монастыря

Между тем остальное духовенство отправилось в крестный ход по Белому городу двумя отделениями. Первое отделение пошло к Петровским, Тверским, Арбатским и Пречистенским воротам, а потом через Моховую и Кузнецкий мост на Сретенку, которою и возвратилось в монастырь. Второе шествовало к Мясницким, Покровским и Яузским воротам, откуда поворотив на Солянку и Лубянку, прибыло Сретенкою же в одно время с первым отделением обратно также в Сретенский монастырь.

В самой Сретенской обители совершалась в это время Божественная литургия, по совершении которой, при всеобщем собрании духовенства и всех знаменитых особ из дворянства и купечества, главнокомандующий в Москве, господин генерал граф Федор Васильевич Растопчин, читал воинские донесения о новых знаменитых победах, одержанных всероссийским воинством над врагом, прежде горделивом и страшном, а ныне со стыдом и страхом оставляющим пределы наши. После чего пренесено было Господу Богу благодарственное молебствие, и провозглашено многолетие Его Императорскому Величеству и всему августейшему его дому с пушечною пальбою (из отбитых у неприятеля пушек, стоявших близ стен Сретенского монастыря) и колокольным звоном, который продолжался во весь тот день – так описывали освящение Белого города московские газеты того времени.

«Господи Боже наш! Отче щедрот и Боже всякия утехи! Призри на молитву рабов Твоих, верных сынов Православныя Церкви Твоея; пролей в сердца их елей Божественного Твоего утешения, освяти их жительство благодатным Твоим посещением; и сотвори, да никогда не прикоснется их скверна нечестия и безбожия»^[2].

Освящение Белого и Китай-города стало важным событием в жизни Москвы. Ведь из 9257 строений, числившихся в Москве до неприятельского нашествия, сгорело и было уничтожено 6496 (т.е. более 70%), а большая часть церквей была разрушена, либо разграблена. Теперь в поруганных святынях снова восстанавливалось богослужение. Москва возрождалось в новом виде.

26 августа (8 сент. нов. ст.) 1812 года,
в день Бородинского сражения
и празднования Владимирской иконы Божией Матери,
временно управляющий Московской епархией епископ Августин
совершил крестный ход вокруг Белого города

Великое Бородинское сражение произошло 26 августа (8 сентября) 1812 года на праздник Сретения Владимирской иконы Божией Матери. Оно началось рано утром, в 6 часов. А в Москве, в этот день, преосвященный Августин с двумя грузинскими архиереями совершал из Сретенского монастыря крестный ход с иконами Смоленской, Иверской и Владимирской Богоматери вокруг Белого города, Китая и стен Кремлевских, что напоминало, по воспоминаниям современников, нашествие Темир-Аксака на Москву, когда Владимирская икона была носима кругом столицы и когда Тамерлан бежал, ни кем не гонимый. От Сретенских ворот до Арбатских крестный ход шел между двух рядов обозов с ранеными воинами и умирающими, которые с «умилением крестились на утешительные для страдальцев знамения благочестия и принимали кропление святою водою»^[3].

Бородинское сражение стало одним из главнейших событий, определивших исход Отечественной войны. Главнокомандующий армиями Кутузов писал: «26-го (августа) было весьма жаркое и кровопролитное сражение. С помощиею Божиею русское войско не уступило в нем ни шагу, хотя неприятель с отчаянием действовал против него. Завтра надеюсь я, возлагая мое упование на Бога и на Московскую святыню, с новыми силами с ним сразиться. Потеря неприятеля неисчетная»^[4]. Потеря каждой из сторон простиралась до 40000 человек. Кутузов предполагал 27 августа атаковать неприятеля, но, получив точные сведения о наших потерях, в особенности о сильной убыли во 2-й армии (из 34000 человек она лишилась 20000) принял решение отступать. Но исход войны, несмотря на последующее оставление из Москвы, был предопределен.

Фёдор Васильевич Ростопчин

«Смерть есть общий всех человеков жребий. Но умереть за веру, за Царя, за Отечество, есть подвиг, исполненный бессмертия и славы. Герой, вооружающийся для защищения святыни, им почитаемой, ради спасения соплеменных своих, любезен и велик пред очами Божиими и человеческими; – и память его во благословениих.

Какая брань может сравниться с тою ужасною бранью, которая в сей день Российских воинов покрыла славою на полях Бородинских? Гордый и ненасытимый завоеватель, кровавый меч свой внес уже во внутренность Отечества нашего, уже разрушил древнюю твердыню, уже достиг пределов той счастливой области, где возносит златые верхи свои первопрестольная, величественная, священная Столица Российской Державы. Восхищенный успехами, он воскликнул: еще шаг, – и Москва падет к ногам нашим. – Но что же? – Поседевший в бранях Вождь противопоставляет ему твердыню крепче меди и мрамора; противопоставляет ему собственную опытность, благоразумие и мужество; противопоставляет верность и храбрость воинов, им предводительствуемых. – Засверкали мечи, загремели громы, восколебался воздух, потряслись сердца гор: – и крепкая Моавля прият трепет. Самый враг, который заставляет все трепетать перед собою, вострепетал; и неустрашимый устрашился, и непобедимый отчаялся в победе. Вселенная, взирая на это кровавое позорище, познала могущество и храбрость Россов: гадая, она сказала в сердце своем: рано ли, поздно ли кроткий Давид победит гордого Голиафа. – Поля Бородинские! Откуду бесчисленные холмы эти, которые доселе не покрывали вас? Не могилы ли избиенных врагов, стремившихся разрушить Российское Царство, и под развалинами которого погребсти блаженство наше? – Чем наполнены пространные недра ваши? Не костями ли нечестивых злодеев, хотевших истребить веру отец наших? Тьмы тем падоша иноплеменных, и сокрушишася оружия бранная.

Но ах! В том настолько славном для воинства нашего сражении сколь великие потери претерпели мы сами? Сколько погибло опытных и мощных воинов? Сколько благородного дворянства еще в цвете юности, подобно нежной розе, увяло от громов этой кровопролитной брани? Сколько пало или уязвлено искусных и мужественных вождей? – Храбрый Багратион! И твои геройские подвиги кончились на полях Бородинских!

Православные воины, положившие живот свой за Веру, за Царя, за Отечество! Какими похвальными венцами увяжем вас? Какие почести воздадим бессмертным подвигам вашим? Какую жертву благодарения и признательности принесем вам? – Защитники Церкви и Отечества, возлюбленнии и прекраснии, неразлучни в вере и верности, благолепни в животе своем, и в смерти своей не разлучистеся, паче орлов легцы, и паче львов крепцы.– Так, пали они от ударов врага, но глас крови их, как глас крови Авелевой возопил от земли, умоляя Господа сил об отмщении. Так их пламенное рвение и мужество не увенчались желанным успехом, и сын нечестия пленил столицу; с огнем и мечем, вошел в достояние Господне, и осквернил храм святой Его: но силы его уже были ослаблены, лук преломлен, щит сокрушен. Пораженные им положили начало того ужасного поражения, которое ожидало его самого. Среди пламени, пожиравшего город этот, смущаемый страхом, терзаемый злобою, он как Каин трясся и трепетал. Наконец гонимый свыше, предался постыдному бегству; – и воины его, колесницы погрязли в пучинах снежных. Кто Бог велий яко Бог наш? Ты еси Бог, творяй чудеса!

И так много потеряло Отечество в битве этой: но можно ли оценить то, что приобрело? Этою жесткою битвою спасена целость государства, сохранено величие и слава народа, возвращена безопасность и тишина, и гордый фараон познал, что россияне есть народ избранный, люди Божии, и Россия есть страна, покровительствуемая небом.

Сколько бы ни велики потери наши; утешимся, прекратим стенания, отрем слезы! Но ах! Нежная супруга! Где отец милых детей твоих? Он не возвратился еще с полей Бородинских. Он там; – и дети твои сироты. – Прижми, прижми их к сердцу своему, ороси слезами. – Он там; – да почиет с миром почтенный прах его! Ты разлучилась с ним на веки; но любовь его к тебе и детям перешла с ним в вечность. Небесный Отец будет отцом сирот твоих и утешителем тебе самой. – Отец Отечества, Помазанник Господень призрит на вас оком своей всеобъемлющей благости, и милостями своими усладит горести ваши. – Сердобольные родители! И ваш сын пал среди кровавой брани: оплачьте его, но вместе и утешьтесь тою верою, в которой вы сами наставляли и утверждали его и словом и примером. Он убит еще в цвете юности; но он довольно жил для Отечества, довольно для чести своей и вашей. Он не достиг высоких и знаменитых почестей; но венец страдальческий уготован ему на небесах. Он не наследует достояния вашего; но получит наследие Иисуса Христа. Святая Церковь не престанет молить Господа, как о нем, так и о всех сподвижниках его; да воздаст им за временные труды и язвы живот вечный и блага вечная, да прольет им источники блаженства небесного, и увенчает славою у Себя Самого.

Земля отечественная! Храни в недрах своих любезные останки поборников и спасителей Отечества; не отяготи собою праха их; вместо росы и дождя окропят тебя благодарные слезы сынов Российских. Зеленей и цвети до того великого и просвещенного дня, когда воссияет заря вечности, когда солнце правды оживотворит вся сущая во гробех»^[5].

«Потом, – писали московские ведомости, – преосвященный Августин совершил всем собором в Сретенской обители в память падших за Веру и Отечество панихиду; не только плакали все присутствовавшие при этом торжественном поминовении храбрых воинов, положивших жизнию своею первоначальное основание поражению врага; но сам Преосвященный и все духовенство, совершая печальную церемонию, прерывали служение, быв не в силах удержать стремления текущих слез; и вместе с тем все наслаждались радостью, сравнивая настоящее положение с протекшим, видя из пепла и развалин гордо воздымающиеся здания Первопрестольного града, и зная, что большая часть народов Европейских, шедших с врагом России на покорение Отечества нашего, отпали от него и присоединясь к Великому народу Российскому, текут под кротким скипетром августейшего Монарха нашего на истребление врагов из пределов государств своих»^[6].

С 7 (20 нов. ст.) ноября 1812 года до января 1813 года
в Сретенском монастыре располагалась кафедра
архиепископа Московского и Коломенского Августина

Архиепископ Московский и Коломенский Августин

7 (20) ноября преосвященный Августин вернулся в Москву, поселился в Сретенском монастыре и привез с собою из Черкизова святые иконы Иверскую и Владимирскую. В своем рапорте Священному Синоду он писал: «Как я возвращаю Москве чудотворные иконы Владимирской и Иверской Богоматери: то посему остановился я в Сретенском монастыре, который создан в память Сретения Владимирской Богоматери»^[7].

Московские ведомости писали: «8 (21) ноября, в праздник святого Архистратига Михаила, преосвященный Августин перед литургией, внес обе чудотворные Иконы в теплую церковь (Сретенского) монастыря, и совершал молебное пение Божией Матери с коленопреклонением, после чего воспето было многолетие Государю Императору и всему Императорскому Его Дому, Святейшему Синоду, синклиту и воинству. За этим отправляема была Божественная литургия, и пет молебен, по случаю тезоименитства Благоверного Государя, великого князя Михаила Павловича. Стечение народа при этом богослужении было многочисленное. Совершив этот первый священный долг в Сретенском монастыре, архиерей с духовенством, препровождаемый множеством народа, в тот же день пошел в Успенский собор»^[8].

Постепенно происходило восстановление московских святынь. 10 (23) ноября 1812 года, преосвященный Августин, совершив литургию в Сретенском монастыре, читал от себя особую молитву со слезами, прерывавшими чтение ее, а потом перенес с крестным ходом икону Иверской Богоматери в часовню у Воскресенских ворот и до поставления образа на прежнее место совершил водосвятие перед дверьми часовни, вокруг которой развалины строений и обгорелые стены домов покрыты были народом^[9].

Из Сретенского монастыря владыка Августин ездил в Вифанию для погребения Московского митрополита Платона, скончавшегося 11 (24) ноября^[10].

19 ноября, во вторник, по случаю знаменитых побед, одержанных мужеством и храбростью наших войск при г. Красном (5 и 6 ноября), в Сретенском монастыре был соборно совершен преосвященным Августином благодарственный молебен. Перед его началом Господин Главнокомандующий в Москве, граф Федор Васильевич Растопчин, читал донесение Его Императорскому Величеству Главнокомандующего армиями, князя Голенищева-Кутузова об этих победах. Торжество сопровождалось пушечною пальбой из шести французских орудий, и во весь день был по всем церквям колокольный звон ^[11].

1 (14) декабря 1812 года преосвященный Августин освятил Покровский собор и Китай-город, 12 (25) декабря – Белый город.

Продолжая заниматься делами, архиепископ Августин в январе переместился из Сретенского в Богоявленский монастырь, который заменял кафедру до открытия Архангельского собора^[12].

2 (15) сентября – 12 (25) октября 1812 года
Захватчики в Сретенском монастыре

Решение фельдмаршала Кутузова сдать Москву Наполеону без боя было принято вечером 1 (14) сентября на военном совете в подмосковной деревне Фили. Вечером 2 (15) сентября она была занята Наполеоном, и с этого времени по 11 (24) октября неприятель находился в Москве – рушил, грабил, убивал, осквернял святыни.

Зверства французов в Москве

Строитель Феофилакт писал, что за время пребывания французов в Москве в Сретенском монастыре неприятелями были расхищены во всех трех церквях серебряные оклады, венцы, евангелисты с Евангелий, и с некоторых риз служебных ободраны гасы серебряные, а некоторая часть и совсем похищены и описная книга имуществу монастырскому со всеми делами и документами были истреблены. «Весь Сретенский монастырь по власти Божией от пожара уцелел и вреда ему по строению кроме стекол не произошло»^[14].

В Сретенском монастыре в это время оставалось несколько монахов, из которых был особенно бит казначей иеромонах Алексий, от которого неприятель хотел добиться, где хранится церковное имущество^[15].

В «Походных записках русского офицера» находим свидетельства героического поведения московских священников в это время, в том числе и Сретенского монастыря. Он писал: «Церковь, охраняемая столь мужественными защитниками, доныне уцелела и свидетельствует каждому, что верность Царям, вере и коренным добродетелям есть твердейший оплот против неравного могущества и бедствий, на землю посылаемых.

Священник Сретенского монастыря, известный примерною жизнью своей, не устрашился жестокостей иноплеменных. Верный своему Государю и правилам совести, во всех молитвах своих возносил он к престолу Бога имя Помазанника Его. Бонапарт, узнав о сем, послал к нему грозный приказ исключить сие имя из церковных молитв и впредь упоминать в них Наполеона, императора Франции и прочих земель.

– Я присягал одному Царю Русскому, и не хочу знать никакого другого, – с твердостью сказал пастырь посланным, и продолжал с большим рвением молиться о здравии законного Государя. Ему угрожают виселицею на Сретенском бульваре.

– Донесите Наполеону – отвечал он исполнителям приказов его – донесите ему, что под рукою палача буду еще молиться об Александре. Не страшна смерть тому, кто умирает за Царя и веру.

К чести доносителей должно сказать, что они нашли ответ сей геройским, достойным даже французского народа, изобразили его таковым предводителю своему и оставили неколебимого священника исполнять долг его до самого побега великих легионов из Москвы»^[16].

В церкви святого Николая Чудотворца во все это время совершалось иеромонахами богослужение. Главная церковь служила лазаретом для русских раненых.