О добре и зле. Часть 5

Часть 1, 2, 3, 4

Человек как феномен всесторонне изучен и описан с различных точек научных знаний и представлений. На любой поставленный вопрос можно получить список индивидуальных характеристик, творческих способностей, профессиональных качеств или различных социальных ролей. Но удовлетворит ли такой ответ самого человека?

«Сотворив человека, Бог всеял в него нечто Божественное – некий подобный искре помысл, имеющий в себе и свет, и теплоту, – помысл, просвещающий ум и показующий ему, что добро и что зло. Называется сие совестью – и она есть естественный закон», – писал авва Дорофей[1]. Психологи, и отечественные, и зарубежные, избегали и теперь стараются не употреблять понятие совесть. Следуя принципам материализма, психологическая наука не могла допустить, чтобы совесть – инструмент, связывающий человека с Богом, – каким-либо образом рассматривалась в научных представлениях о человеке.

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) в работе «Дух, душа и тело», размышляя о полноте психической деятельности человека, писал: «В актах и состояниях сознания всегда участвует дух наш, определяя и направляя их. В свою очередь, дух растет и изменяется от деятельности сознания, от его отдельных актов и состояний»[2]. Инструментом же, предназначенным к действию, святитель называет мозг: «Мозг не орган мысли, чувств, сознания, но он то, что приковывает сознание, чувства, мысли к действительной жизни, заставляет их прислушиваться к действительным нуждам и делает их способными к полезному действию»[3]. Развитие мышления и сознания – ядро, вокруг которого строились отечественные психологические исследования: от практических опытов и наблюдений атеистическое понимание человека возросло до обоснования целостной личности, центром жизни которой было признано сознание, а осмысленность жизни определялась самосознанием и направленностью личности[4].

Понятия сознания, самосознания, самоанализа не заменяют понятия совести, но они предполагают ту значимую работу в душе, которая и является подобием работы духовной, работы над собой. «Сознательность есть дело чрезвычайной важности в жизни; но как ее легко образовать, так легко и заглушить в детях», – писал святитель Феофан Затворник[5].

Детское самосознание растет не самостоятельно. Психологические законы развития таковы, что в определенные возрастные периоды ребенок воспринимает себя и окружающий мир через призму самых значимых в его жизни людей до тех пор, пока не придет пора личностной зрелости. Так, для дошкольника мир и собственное «я» принимается через отношение к нему матери, ее мироощущение, ее эмоции. Затем оценка себя, своих умений и способностей воспринимается через личность учителя начальной школы. Подросток оценивает себя глазами сверстников. И, наконец, наступает время, когда растущее самосознание должно перейти рубеж детскости и стать взрослым и самостоятельным – смотреть на себя и на окружающий мир своими собственными глазами, уметь понимать себя и других, уметь осознавать, анализировать, опираясь на собственное мнение. По этому поводу святитель Феофан писал: «Человек становится вполне человеком, когда приходит к самопознанию и разумной самостоятельности, когда становится полным владыкою и распорядителем своих мыслей и дел, держится каких-то мыслей не потому, что другие ему передали их, а потому, что он сам находит их верными»[6]. Таким виделось воспитание «в свободе и к свободе»[7] – путь к обретению целостной и зрелой личности.

События последних 20 лет трансформировали все сферы существования человека – от культурной и социальной до психофизиологической[8]. Оценить в одночасье меру и глубину всеобъемлющих изменений не представляется возможным в силу их тотальности, однако шаг за шагом предпринимаются отдельные, направленные научные исследования. Сформировалось не только другое общество, а другой образ миропорядка. Уклад «прошлой жизни» содержал позитивную оценку всякой стабильности, четкости, «заданности». Определенность воспринималась как норма, а всякая чрезмерная подвижность (в том числе ценностей, представлений) – как нежелательное и опасное явление. Жизненная ориентация личности в значительной степени была связана не с инновациями и изменениями, а с постоянством и устойчивостью. В результате ряда социальных сдвигов и потрясений неопределенность и мобильность повседневной жизни стали не признаками кризисных перемен, а необходимыми и установившимися качествами существования[9]. Возможно ли при этом сохранить обычное понимание личности человека?

Рубеж в развитии личности – подростковый возраст – это мост из детства во взрослую жизнь. Нет, наверное, ни одной стороны жизни человека, которая не претерпевала бы изменений в это время. Подростку же предстоит осознать и освоить все грани самостоятельности и взрослости. Все воспитательные усилия, которые можно было вложить в ребенка, помогая ему и формируя его сознание и характер, играют роль до начала этого периода.

Прежде всего, подростки прощаются с детским идеализмом. В ответ на задание показать место, где было бы хорошо, спокойно и радостно, 11-летняя девочка нарисовала маму, с которой у нее сложные отношения, папу, которого никогда не видела, и себя на фоне радуги, облаков и разных ярких цветов. На вопрос: где это находится? – отвечает: «В раю! Где же еще?!» Семиклассницы в порыве откровенности признаются: «Знаете, как не хочется расставаться с детством! Нам очень тяжело!» Уникальным человеческим феноменом является то, что взрослые не помнят собственных юношеских переживаний и душевных усилий: повзрослев и утвердившись в относительной стабильности душевных и физиологических процессов, люди забывают сложные и фрустрирующие переживания.

Система потребления предлагает подросткам бесконечно разнообразные способы самовыражения и варианты развлечений (одежда, аксессуары, шоу, музыка и проч.), не преследуя главной и жизненной задачи – и тем самым отвлекая от нее – необходимости понять себя. Фиксируя внимание на внешних атрибутах единения с другими, дети отвлекаются от внутренней работы и попыток найти собеседника для обсуждения происходящего в душе, становясь, таким образом, инфантильными. Время самоуглубления и самопознания уходит, и уходит навсегда: приобретение возраста – внутренняя целостность – не формируется, поскольку энергия самопознания уходит вовне. Ребенок приобретает убежденность в том, что внутренний мир не ценен, а ценны только внешние демонстрации и социальные атрибуты. В то время как именно познавая внутренний мир подростку необходимо научиться быть реально независимым от других, оценив, поняв и укрепив свое «я» как уникальное, единственное, отличное от других – не в смысле превосходства над кем бы то ни было, а в смысле зрелости и целостности.

Проблема начала ранней половой жизни подростков актуальна не только по причине нравственных и житейских последствий, но еще и потому, что переключение сознания детей в эту область прерывает их личностный рост, рост самосознания, фиксируя интересы и устремления более на потребностях физиологических, нежели духовных. Самосознание в этом случае не способно вызреть до целостного или целомудренного, преодолев тягу пола и преобразив ее в высшие и управляемые потребности[11].

Подростковый период – ступень, предшествующая окончательному самоопределению человека, которое с точки зрения самосознания характеризуется пониманием себя как члена общества и осознанием новой, общественно значимой позиции[12]. В современных терминах проблема самоопределения связана с проблемой социализации подростков и поиском социальной и личной идентичности. На сегодняшний день это не только самая уязвимая, но и самая болезненная проблема, которая исследуется и обсуждается психологами и социологами.

В современных условиях в обществе, в котором на протяжении двух десятилетий менялись сложившиеся устои, ученые говорят о кризисе идентичности. Социальные процессы стали настолько сложны для человека, что в специальную литературу перекочевал из патопсихологии термин травма. Социальная травма означает разрушение оснований символов, смыслов и значений реальности общественной жизни, обесценивание накопленных предшествующим жизненным опытом правил социальных действий. Такие события приводят к нарушению устоявшегося образа жизни, образа мысли и действий людей, способов принятия решений. Ломается привычная стратегия поведения и действий людей. Все это порождает трудности и растерянность молодых людей перед новым рисунком меняющейся структуры общества[14].

Новые социальные реалии, по мнению некоторых исследователей, обязывают направлять работу с подростками не столько на усвоение уже имеющихся в культуре знаний и навыков, сколько на способность выбирать и творчески решать актуальные задачи, с которыми еще не сталкивались прошлые поколения, гибко оперируя разнообразными источниками информации[15]. Такое мнение строится на наблюдении, что, стремясь выстраивать новые модели будущего, подростки черпают идеи в Интернете, отвергая таким образом в процессе социализации опыт и родителей, и предыдущих поколений[16].

Действительно, подростки вовлечены в ситуацию, когда полем для поиска идентичности стал Интернет. Однако, с позиций нормального личностного развития, такая ситуация не может быть признана благоприятной. Интернет предоставляет возможность находить виртуальную группу с желаемыми ценностями и устремлениями для общения и идентификации, тем самым усугубляя противоречия с реальным окружением и с реальными ценностями – семьей, одноклассниками, друзьями[17].

Кроме того, опросы показали, что представления подростков о преобладающем значении среды (а не наследственности) в развитии человека основываются не на понимании ими политических, социальных или семейных ценностей, а является лишь усвоенной установкой, которая уже не одно десятилетие пропагандируется в обществе. Семья же для подростков была и остается главной и единственной опорой в освоении социального мира[18].

Разнообразие, неопределенность и мобильность социальной жизни обостряют проблему понимания и принятия подростками определенной системы ценностей. «Подросток особенно страстно ищет тех людей и те идеи, в которые он мог бы верить… В то же самое время подросток боится быть обманутым, доверившимся простодушным обещаниям окружающих…»[19]. На сегодняшний день выбор целей, ценностей и стратегий поведения вызывает у детей наибольшую напряженность[20]. Подростковый возраст призван подготовить почву для формирования базисной добродетели юности – верности – верности идеям, убеждениям, любимым и друзьям, выбранному жизненному пути. Эта добродетель может возникать «только во взаимодействии с индивидами и социальными силами истинной общности»[21], что в нынешних условиях общественной жизни весьма затруднительно.

В последние годы в российском обществе определенно снизилась значимость альтруистических ценностей, ценностей солидарности и заботы, и, наоборот, чрезмерно возросла сосредоточенность на личных интересах. Сравнение российской молодежи с ее сверстниками в других европейских странах явно свидетельствует, что у среднего молодого россиянина крайне слабо выражены надличные ценности, связанные с заботой о благополучии других людей, о равноправии и терпимом отношении к ним, а также с заботой об окружающей среде, и, наоборот, крайне высока значимость «эгоистических» ценностей[23].

Данные исследования плохо соотносятся с традиционным представлением о юности как о возрасте одухотворенности, великодушия, самопожертвования и идеализма[24]. Приходится признать, что духовный и личностный потенциал юности обществом с потребительской идеологией не востребован, что для молодых людей означает искажения и ущербность в реализации личности: «говорим здесь не просто о каких-то высоких привилегиях и идеалах, а о психологической необходимости, поскольку социальным институтом, отвечающим за идентичность, является идеология» (Э. Эриксон)[25].

Э. Эриксон, занимавшийся исследованием самосознания и моделей поведения молодых людей в разных странах и в разные исторические периоды, пришел к убеждению, что юности свойственно улавливать еще не проявившиеся идеологические тенденции – как созидательные, так и разрушительные, трансформировать их в своей деятельности и таким образом становиться реальным делателем истории. Есть только одно определяющее условие: к моменту вступления в возраст молодости у человека должна быть сформирована твердая и устойчивая идентичность, дающая уверенность в себе и своих силах и гарантированная всеми предыдущими этапами его роста и развития. Если этого нет, сознание подростка с очевидностью становится «идеологичным», следующим за внушаемыми ему унифицированными идеями и ценностями[26].

Подростки стремятся воспринять стоящие, ценные «способы жизни»[27]. Их сознание работает не линейно, хотя именно подростковому сознанию предстоит перерабатывать идеологический потенциал общества с целью его дальнейшего преобразования. Интересно, что на сегодняшний день дети склонны выбирать традиционно устоявшиеся формы социальной жизни и быта: так, при всей сложности детско-родительских отношений и упадке ценности института брака преобладающее большинство подростков предпочитают официальное оформление отношений и разделение обязанностей в семье. А оптимальная форма государственного правления в России для большинства респондентов – монархия, при том что для других стран ими выбирается демократия[28]. Сложности жизни не могут умалить способностей сознания подростков к поиску разумных идей и к самостоятельным, творческим решениям, но для совершения сложной внутренней работы и последующих выборов им необходимы поддержка, одобрение и уважение взрослых как для укрепления позиций еще не утвердившегося «я», так и для собственной убежденности в правильности сделанного выбора.

Есть еще один вопрос, требующий рассмотрения: может ли человек определить качество своего сознания или самосознания? Так, если у психически больного присутствует критичность в отношении своей болезни – он осознает, что болен, – есть все основания ожидать выздоровления или, по крайней мере, купирования болезни. Если больным людям сознание служит опорой в борьбе с болезнью, то что определяет точку отсчета для здоровых людей – относительно чего мы измеряем качество сознания в человеке? Преподобный Симеон Новый Богослов мерой разумности называет смиренномудрие: «Два есть главнейших дела в настоящей жизни: одно есть величайшее добро, а другое – величайшее зло… первое есть верх разумности, второе – край безумия; первое родственно и свойственно человеку, второе – враждебно и чуждо… Какие это дела? Смирение и гордость…»[29].

Современные идеи о самовыражении, лозунги с призывами «Будь, каким хочешь!», «Будь собой!» фальшивы в своих основах, так как даже простые наблюдения за детьми убеждают в том, что человек ищет образ, на который хочет быть похожим. А понятия идентификации и идентичности раскрывают сложный процесс формирования образа своего собственного «я» в процессе роста и развития ребенка.

Из нашего обыденного лексикона почти исчезло понятие «личность». Оно заменяется на «индивидуальность», «идентичность», наполняется новым смыслом – «самовыражение», «самореализация». Между тем разница в понятиях огромна. Не вдаваясь в психологические тонкости, можно указать корень различий, обратившись к богословским работам В.Н. Лосского: «Мы привыкли считать эти два выражения – личность и индивид – почти что синонимами… Однако в известном смысле индивид и личность имеют противоположное значение: индивид означает извечное смешение личности с элементами, принадлежащими общей природе, тогда как личность, напротив, означает то, что от природы отлично»[33]. Любая социальная роль или социальная идентичность не уникальна – что само по себе понятно. Любые способности, свойства, черты характера, которыми можно попытаться описать или определить человека, не могут быть совершенно личными, поскольку принадлежат общей природе. Человек, определяемый своей природой или своим характером, наименее «личен». Святой Василий Великий говорит, что человек есть тварь, получившая повеление стать богом. Личность есть образ Божий, свойственный каждому человеку. Уникальность же и разнообразие личностей определяется мерой устремленности каждого к Богу и способностью воспринимать полноту Божественности, сообщаемую в Церкви Святым Духом человеческим ипостасям единственным, личностным образом, приспособляемым к каждому человеку как к личности, созданной по образу Божию[34].

Юноша, с размышлений которого началась эта статья, не мог определенно ответить себе на вопрос «Кто я есть?». Будучи талантливым студентом, привлекательным молодым человеком, успешным в спортивных и музыкальных занятиях, он не был удовлетворен представлением о самом себе. Душа требует точного знания, это знание – отражение образа Божиего. А если нет представления об образе Божием – значит, нет и представления о том, что такое человек и что такое личность.

Общая оценка происходящего в развитии и воспитании детей почти не оставляет места для оптимистических прогнозов. Можно принять трагическую позу и, как М.Ю. Лермонтов, «печально глядеть» на подрастающих детей, чье будущее «иль пусто, иль темно». Но думать так – значит отвергать как нашу веру, наши воспитательные усилия и убеждения, так и способность детей воспринимать и культивировать в себе лучшее из накопленного человеческим опытом и историей. Святитель Феофан Затворник писал: «На деле все события человеческие – и общие, и частные – суть плод свободных начинаний человека. Общее течет именно так потому, что все или большинство того хочет; частное входит в соглашение с общим, потому что тот и другой в частности того хотят. Доказательство тому на лицо: среди доброго общего бывают частности худые; и среди худого общего бывают частности добрые. И еще: среди крепко сложившегося общего зарождаются частности, которые, разрастаясь и укрепляясь более и более, пересиливают прежнее общее и занимают его место. Но эти частности всегда дело свободы»[35].