Летний дар

Часть 1. Часть 2

Новость

Оказывается, можно стать вдруг старшим братом. Всю жизнь Санька был младшим, а тут появится кто-то новый, маленький. Непривычно и здорово.

– А куда летят облака? К своим деткам?

– А почему из сорванного одуванчика течет водичка? Это слезки?

Показывая на карпа, запеченного в фольге, поинтересовалась, не акула ли это. Санька с удовольствием отвечал на многочисленные вопросы. Впервые в жизни он чувствовал себя старше, сильнее и умнее кого-то. Но не это было главным, а тот теплый маленький комок, поселившийся где-то под горлом, который радостно бился всякий раз, когда Санька смотрел на кудрявую Настину головку, или слышал очередной вопрос, или просто помогал ей вымыть ручки.

– А сын-то у тебя – рыцарь. Ты посмотри: все Настьке уступает, носится с ней. От моего Вовы такого не дождешься, только мелюзгой обзывается.

Санькина мама и сама удивлялась. А когда пришла пора прощаться, Санька неожиданно для себя чуть не разревелся.

– Санька, ты что? – удивилась мама.

– Не хочу, чтобы Настя уезжала.

Мама села рядом с Санькой, обняла его за плечи и тихонько сказала:

– Я тебе секрет открою. Только ты никому не говори. У тебя летом будет сестренка. И она никуда от тебя не уедет.

Санька прикрыл глаза и прошептал:

– Какой чудесный секрет!

Тетя Наташа с Настей уехали, а мама объяснила Саньке, что у нее в животе ребеночек. Пока он крохотный, словно виноградинка, но он быстро растет. Чтобы он рос здоровым и счастливым, маме нужно хорошо кушать, побольше отдыхать и поменьше огорчаться. Тут уж Санька постарается!

Он долго сидел в своей комнате и думал. Какой он, ребеночек? Как ему там, в животе? Не страшно? Пусть он не боится: Санька прямо сейчас начинает о нем заботиться. Какой он родится? Говорят, младенцы похожи на старичков: морщинистые и беззубые. Но это ничего. Вот подрастет и будет похож на себя, на малыша, а не на старичка.

Что это мама босыми ногами шлепает по холодному полу? Санька нашел теплые тапочки с меховой оторочкой и принес маме:

– Вот тебе тапочки. Смотри не простудись!

Потом увидел, как мама наливает себе воды из графина.

– Там соринка плавает. Дай я тебе в другой стакан налью.

Мама с удивлением смотрела на Саньку:

– Обо мне так и папа не заботится.

Санька поинтересовался:

– А Валя знает?

– Нет пока. Тебе первому рассказала. Вот приедет из лагеря, сообщим. Не знаю, обрадуется ли…

– А что, можно не обрадоваться? – испугался Санька. И тихо добавил, глядя на мамин живот:

– Ты не волнуйся, мы тебе очень рады! Расти поскорей!

Приехал из зимнего лагеря Валя. Он повзрослел в последнее время, голос у него ломался, а лоб был весь в прыщах. Двенадцать лет, одним словом. Валя долго мыл руки, разглядывал себя в зеркале и неспешно отвечал на Санькины вопросы. Он не отличался словоохотливостью, тем более сейчас, когда жил напряженной внутренней жизнью. Валя вытер руки и шутливо толкнул Саньку, чтобы тот дал пройти, но Санька не собирался выпускать брата из ванной. Он кашлянул и сказал многозначительно:

– А у нас секрет.

– Какой еще секрет?

– Важный.

– А, важный… Не иначе как Маринка в тебя влюбилась.

В ответ Санька замахнулся было кулаком, но потом выдохнул и сказал:

– Не угадал.

– Мы квартиру новую покупаем.

– Не, не квартиру, а… ребеночка.

– Ты че? – уставился Валя на брата непонимающе. Он до того был изумлен, что так и остался стоять с полотенцем в руках, смотря на Саньку широко распахнутыми глазами. Валя считал, что в их устоявшемся укладе не может быть таких глобальных изменений, как рождение еще одного ребенка. Зачем им кто-то еще? Им вроде вчетвером неплохо живется.

Валя вошел в кухню, посмотрел на маму, потом перевел взгляд на папу и сказал:

– Молодежь ничего не путает? Вы правда… того?

– Да, Валя, мы ждем ребеночка, – мягко сказала мама, обнимая Валю за плечи. Валя увернулся и буркнул себе под нос:

– Спятили на старости лет.

Потом добавил:

– Я знаю, вы спите и видите, как на меня малышню навесить. Но особо не рассчитывайте!

Папа твердо посмотрел на Валю и сказал:

– Нет, таких смелых мечтаний мы себе не позволяем. Живи спокойно.

***

Валя вяло ковырял в тарелке и думал, как исправить бестактность. Вроде женщинам, ожидающим ребенка, покой нужен. Так, что еще? Витамины, кажется.

– Пойду прогуляюсь.

Зачем он накинулся на родителей? Почему не рад? Он и сам не знал. Переходный возраст. Только начался, а как уже надоел. Скорее нужно взрослеть.

Скоро Валя вернулся и протянул маме пузырек.

– «Гендевит», – прочитала удивленная мама и засмеялась.

– Спасибо, сынок.

– Ты, это… ну, чтоб все хорошо было… Дополнительные витамины нужны…

– Заботливый ты мой!

А позже, когда Валя смотрел фильм, мама подсела к нему и спросила:

– Кто ж тебе рекомендовал витамины?

– Никто. Увидел: витамины. Дай, думаю, куплю.

– Мы их бабушке подарим. Они для пожилых. А мне, дорогой, нужны особые витамины, только они стоят очень дорого.

– Ниче, накопим.

Валя сосредоточенно смотрел в экран, а сам думал, как накопить на витамины.

Мама

Саньке сразу понравилось быть старшим, он быстро освоился с новым положением. К хорошему легко привыкаешь.

Мама сильно изменилась. По утрам у нее был очень усталый вид, ей тяжело было вставать, готовить завтрак и идти на работу. А сама она завтракать не могла: ей становилось нехорошо. Санька гладил ее волосы и говорил:

– Ты зелененькая у нас какая-то…

Мама смеялась:

– С тобой, Санька, не пропадешь. Что-что, а смешить ты умеешь.

Мужское население вынесло решение освободить маму от готовки завтрака и вообще привыкать к еде попроще.

– К сожалению, мало есть мы не можем, но без разносолов обойдемся, – сказал папа.

Иногда мама шла не на работу, а к врачу и всегда приходила оттуда не в настроении.

– Мам, я предлагаю неприятности заедать мороженым.

– Хорошая идея, Санька!

И они оправлялись покупать мороженое.

– А оно не вредное? – интересовался Санька.

– Да не сказать, что полезное, но положительные эмоции тоже нужны. К тому же, я могу его есть, а это уже удача.

Санька не мог в толк взять, почему врач всегда расстраивала его мамочку. Как можно расстраивать такую хорошую, добрую маму? И вообще, разве врач не знает, что, когда мамы ждут деток, им нельзя волноваться?

– Хочешь, я с тобой пойду? Я тебя защитю… защищу… сумею защитить, в общем.

Мама приходила в восторг.

– Я все думала: ты у меня маленький. А посмотри, уж и защитник вырос!

Санька даже в учебе немножко съехал, до того размечтался о новой жизни, но перед концом четверти взял себя в руки.

Он впервые стал обращать внимание на тех ребят, у кого были младшие сестры или братья. На переменке он разговорился с Мишкой Овсянниковым.

Его встречала из школы мама с коляской. Санька раньше не интересовался никакими колясками: ну, коляска и коляска, ребенок завернутый спит – везут кулек в одеяле.

– Миш, а у тебя кто: брат или сестра?

– Сеструха. Ирка.

– А она какая?

Миша не понял вопроса.

– Что значит: какая? Простая.

– Ну, это и так понятно. Ну, красивая, смешная там… Глаза у нее есть?

– Есть, – совсем оторопел Миша.

– Какие?

– Круглые. А может, нет, – задумался Миша.

Санька понял, что из Миши много не вытянешь, и оставил его в покое. У девочек надо спрашивать. Только не надо показывать явно свой интерес, а так спросить, как бы между прочим. И ни в коем случае не вызвать любопытства.

Выйдя из школы, Санька наблюдал, кого встречают мамы с малышами или колясками. Наташина мама пришла за ней с крохотным человечком на санках. Не поймешь, мальчик или девочка, и не поймешь, сколько лет. Гномик да и только.

Санька пинал ногой шайбу, а сам подходил ближе к Наташе. Ее мама разговаривала с подругой, а Наташа оживленно беседовала с гномом:

– Это у тебя что?

В пушистой варежке у малыша был зажат совок.

– Сявок.

– Ты что с ним будешь делать?

– Снезок копать.

И малыш показал, как он будет снежок копать, чуть не вывалившись из санок.

Наташа подхватила его, а он похлопал ее совочком по плечу и сказал:

– Натусик.

Санька чуть не лопнул со смеху. Натусик!

– Брат или сестра?

– Сестра. Не видно, что ли? У нее комбинезончик желтый.

– А-а, – сказал Санька, так и не поняв.

– Как зовут?

– Лизонька… Лиза.

– Ну как, нравится тебе быть с сестрой?

– Конечно, нравится. А что, тоже хочешь?

Этого-то Санька и боялся, но у него был готов ответ:

– А у меня есть уже брат.

– Так то брат, а то сестра, сравнил, тоже мне. К тому же маленькая. Брат тобой командует, наверно, обижает, может. А это не ребенок, это…

– Гномик, – подсказал Санька.

– Сам ты гномик! – рассердилась Наташа и повезла санки от Саньки. Кто их разберет, этих девчонок!

***

Мама купила на рынке квашеную капусту и с таким вкусным хрустом ее ела, что Саньке тоже захотелось. Он задумчиво посмотрел на маму и сказал:

– Бедный малыш! Ты ешь капусту, а она падает прямо на его лысую голову…

Мама отодвинула тарелку и стала так смеяться, что Санька испугался, как бы ей не стало плохо. Она не только вкусно хрустела капустой, она и смеялась вкусно, и Санька вторил ей своим тонким смехом.

Ждали с работы папу.

Папа пришел заметенный снегом, он долго отряхивался в коридоре, который назывался в семье «предбанником», а потом стал доставать из сумки хурму, халву, сырковую массу.

– Вот, нашей Аленке. Кушай и расти.

– Какой Аленке? Я жду Сережу! – сказал Санька.

– Кого Бог даст, тот и будет, – сказала мама и откусила кусочек хурмы.

Пришел из бассейна Валя. Молча подсел к семье, поужинал.

– Эх, хорошо с вами! Даже уроки делать не хочется.

Саньке пришла в голову блестящая мысль:

– Мам, проглоти машинку! Пусть малыш поиграет, а то ему скучно одному!

– Уберите от меня этого ребенка, а то я от смеха лопну! – сказала мама, бессильно отмахиваясь от Саньки.

Саньке тоже пора было делать уроки, но он все сидел и сидел с родителями. Папа его не гнал в свою комнату, мама словно забыла о завтрашнем диктанте, и они сидели, ели хурму и представляли, как они будут жить впятером.

Беда

Санька пришел из школы и застал дома маму. Еще с порога Санька почувствовал тревогу. Мама ничем не занималась, сидела у окна и рисовала на стекле палочки и кружочки. Глаза у нее были заплаканы, веки припухли.

– Что такое, мамочка? – испуганно спросил Санька.

Мама не знала, что сказать сыну: погруженная в свое горе, она не подготовилась к расспросам. Растерянно поморгав, выдавила из себя:

– Ничего страшного…

А потом ушла в свою комнату и разрыдалась. Санька совсем потерял голову. Он бросился к маме, обнял ее и задрожал мелкой дрожью от ужасного предчувствия.

– Тебя опять врачи расстроили, да? Ты их не слушай!

В ответ мама заплакала сильнее.

Санька хотел позвонить папе, но мама отняла у него телефон и перестала плакать.

– Отца еще пугать не хватало.

Потом добавила слабым голосом:

– Сыночек, иди покушай. Суп на плите. А я посплю. Я очень устала.

Санька послушно побрел на кухню, механически налил себе супу и так же механически его съел. Потом он устроился в кресле, чтобы почитать, и услышал, как мама говорит кому-то по телефону:

– Да, высокая вероятность. Я не знаю, что делать. Зачем я так рано семейству рассказала?.. Они расстроятся ужасно.

Санька похолодел. Он не понял, о чем говорила мама, но почувствовал, что малышу угрожает опасность. На минуту его сердце сковал ужас. Он перестал слышать и понимать, что говорила мама, только разобрал страшное слово «диагноз». Сначала он хотел помчаться к ней, чтобы все узнать и, если возможно, предотвратить беду. Но не мог сдвинуться с места, как-то разом ослабел и только повторял про себя: «Пожалуйста! Пожалуйста!» Слезы брызнули у него из глаз, и он стал молиться, прямо в кресле, укутанный пледом:

– Дорогой Бог! Прошу, очень прошу, сделай так, чтоб с маленьким было все хорошо… Чтобы ручки-ножки были… и глазки! Пусть он у нас родится! Если хочешь – пусть я умру! Или пусть с Ириской что-нибудь случится…

Тут Санька представил, что Ириска погибла, и заплакал еще сильнее.

– Но Тебе ведь нетрудно, чтоб и с Ириской ничего не случилось, и чтобы маленький был. Очень прошу! Твой Санька.

Потом он подумал и добавил:

– Аминь.

На душе у Саньки просветлело, и он уснул.

***

Котенок трогал его лапкой по лбу, и было щекотно, Санька пытался уворачиваться, но котенок не отставал. Потом он услышал мамин голос, как сквозь вату:

– Сынок, проснись. Игорь, у него температура. Не пойму, с чего он заболел?

Папа перенес Саньку в кровать, погладил потные вихры. Был вечер, включили свет, но Санька жалобно запротестовал:

– Ой, выключите! Смотреть больно!

– Ну вот, началось, – расстроенно сказала мама.

На следующий день она не пошла на работу. Санька болел неделю. Температура держалась два дня, Санька бредил и часто повторял: «Чтобы с ребеночком все хорошо… С ребеночком все в порядке…»

Мама кусала губы и сдерживала слезы. Как он ждет малыша! Как объяснить ему, что с малышами бывает беда, что не все происходит так, как нам хочется?

Когда температура спала и к Саньке вернулся аппетит, он играл с мамой в нарды и шашки. Мама даже согласилась новую игру освоить – логику цвета. За игрой он спросил:

– А почему ты тете Наташе сказала, что мы расстроимся?

– Когда это я сказала?

– Тогда, по телефону. Когда я заболел.

Мама взглянула на Саньку и отвела глаза. Как объяснить несмышленышу? Она покашляла и попыталась начать:

– Сынок, так бывает в жизни, что детки болеют…

– Ну конечно, бывает. Вот я болею. И выздоравливаю. А плакать-то зачем?

– А детки в маме иногда так болеют, что им будет очень тяжело жить.

Санька впился глазами в маму и, облизав пересохшие губы, спросил:

– А что, наш Сереженька болеет?

У мамы задрожали губы. Она кивнула.

– А как ты… а откуда ты знаешь? Разве ребеночка можно увидеть?

– Да, теперь можно, приборами всякими…

– Знаешь что, мам? Я думаю, ты ошиблась. Ты хурму ешь? Ешь. Витамины пьешь? Пьешь. Мы за тобой ухаживаем? Ухаживаем. Значит, все должно быть хорошо. А самое главное – мы любим Сереженьку. Мы желаем ему добра. Значит, ничего плохого с ним быть не может.

Мама грустно смотрела на сына и гладила его волосы.

Санька долго лежал, глядя в темноту. Мамино прикосновение убаюкивало.

Уже сквозь сон он сказал:

– Я точно знаю, что все будет хорошо. Я просил.

– Кого просил?

– Как кого? Бога.

И Санька заснул.

Поездка

Утром он должен был оставаться один, а маме надо было куда-то уйти. Он точно знал, что не на работу. Он услышал сквозь сон, как мама сказала папе:

– И так уже из-за Санькиной болезни затянули.

И опять Саньку обдало холодом. Ничего у этих взрослых не поймешь, но сердце на то и дано человеку, чтобы все чувствовать. Взрослые напридумывали каких-то слов и в них запутываются. Детям легче. Они многое напрямую понимают.

Как только за папой захлопнулась дверь, Санька закричал:

– Мама, скорей иди ко мне!!!

– Что случилось?

Мама вошла в комнату. Она была уже одета, в руках держала пальто.

– Мы же договорились: ты побудешь утром один…

– А-а-а, мне плохо! Плохо! Плохо! – кричал Санька.

Мама растерялась.

– Чего ты выдумываешь? Ты же поправился, Санька.

Но Санька так жалобно и неутешно плакал, что мама встревожилась.

– У тебя ухо болит? Сильно болит?

– Нет, не ухо!

– А где, где болит? Покажи! – потребовала мама.

Санька показал на сердце:

– Тут болит! Не могу! Вы что-то придумали! У меня малыш тут живет, в сердце, а теперь оно болит! – плакал Санька.

Мама села на стул рядом с Санькиной кроватью и заплакала. Плакала она уже не так страшно, как в тот день, когда Санька заболел, а беспомощно, тихо и покорно.

Санька гладил ее и всхлипывал. Они обнялись и долго так сидели. Потом Санька сказал:

– Я все придумал. Мы сейчас едем в Сергиев Посад.

– Зачем? – удивилась мама.

– К Сергию Радонежскому. В гости. Я давно хотел, а потом забыл. Поедем и попросим его за маленького.

Мама пристально смотрела на Саньку, в его лучащиеся глаза. Ей словно передавалась детская уверенность сына в том, что все будет хорошо.

– Я бы с удовольствием, Санька, да ты еще не поправился. И я не знаю, как ехать…

– Спроси у тети Любы. На автобусе надо. От ВДНХ. Я быстро! Я здоров!

Санька не оделся – он впрыгнул в одежду, побежал в ванную, намочил кончики пальцев и протер глаза.

– Готов, умыт!

– А завтракать? – спросила мама.

– Перед такими поездками не завтракают.

– Дай я с собой соберу, что ли…

– Не надо. Там коврижки!

Тетя Люба удивилась, увидев так рано соседку с сыном. Она все подробно рассказала маме и попросила написать ее дочь в записке о здравии.

– Пожалуйста, напишите записку о здравии непраздной Ксении.

– Хорошо, Любовь Ивановна. А что такое… «непраздная»?

– Беременная значит. Срок еще небольшой, да там неполадки всякие нашли, очень переживаем. Как получше будет, сама выберется к преподобному. Великий он наш заступник, всю жизнь мне помогает.

Мама хотела что-то сказать, осеклась, но собралась все же с духом и сказала:

– Я тоже… непраздная. Тоже неполадки. Если бы не рыцарь мой…

Голос у мамы сорвался, и она отвернулась.

– Светлана Михайловна, милая, езжайте скорее и не сомневайтесь: никого без помощи не оставляет преподобный. Просите! И я буду за вас просить.

– Спасибо, – сказала мама и добавила твердым голосом:

– Обязательно за меня просите. Я сама не умею.

Час пик уже прошел. Санька с мамой быстро добрались до ВДНХ и вот уже мчались в автобусе.

– Как ты у нас теперь называешься? Непраздничная?

– Непраздная, – поправила Саньку мама и засмеялась.

– А-а-а. Потому что я думаю: ты должна быть праздничной.

Мама чувствовала, как отступает кошмар последних дней, словно солнышко проглядывает сквозь рваные черные тучи. Незаметно она уснула, положив голову Саньке на плечо. Санька старался не спать, чтобы не пропустить остановку, но потом вспомнил, что им до конечной, и тоже заснул.

Купола лавры играли на солнце.

– Ой, Санька, красота какая! А знаешь, я вспомнила: была я тут, когда тебя ждала. Только к мощам не прикладывалась, не молилась. А просила все-таки: пусть ребеночек будет на радость! Глупая была, не знала, кого просить, о чем просить, но мысль эта: чтоб на радость! – засела у меня в голове. Ты и правда радость моя.

Служба давно кончилась. Мама с Санькой пошли к мощам преподобного Сергия, встали в очередь и тихо молились.

У раки она на секунду задержалась и прошептала, уронив слезу:

– Батюшка! Помоги! Ты все знаешь!

Санька поставил много свечей: он хотел, чтобы было светлее и радостней.

– Батюшка Сергий, здравствуй! Вот я и приехал… Мы приехали. Помоги нашему Сереженьке.

Рака с мощами преподобного Сергия

– А теперь пошли за коврижками.

Коврижки, к великому Санькиному сожалению, закончились. Они с мамой купили каких-то пирожков и сели на лавочку поесть и отдохнуть.

– Ой, как в прошлом году с Сережей. Мы тут сидели и кормили голубей, а потом встретили тетю Любу.

Мама совсем забыла о записке. Они пошли в храм, записали и Ксению, и всю их семью. Монах принял записки, заметил мамино глубокое душевное волнение и посоветовал:

– Если у вас тяжелые обстоятельства, можно сорокоуст о здравии заказать.

Мама заказала сорокоуст о непраздной Светлане и непраздной Ксении.

– Фотинии, значит, – сказал монах.

– Какой Фотинии? – удивилась мама.

– Светлана – это русский перевод греческого имени Фотиния. Значит «Несущая свет». Вот и несите, – сказал монах и улыбнулся.

Домой мама с Санькой вернулись одновременно с папой. Папа очень удивился. Мама хотела все объяснить, потом махнула рукой и сказала:

– Пусть Санька тебе расскажет. Пойду скорее прилягу.

– Значит, не пустил маму по ее делам, говоришь? Выкрал и увез в Сергиев Посад? Смотри, какой шустрый у нас пацан растет.

Папа потрепал Саньку по голове и сказал:

– Ну что ж, по вере вашей да будет вам.

И добавил:

– Я тобой горжусь, сын. Ты не тютя какой-нибудь.

И добавил тихо:

– Не то что твой отец.

Коврижка

Через несколько дней был праздник Крещения Господня. Мама вспомнила, приготовила небольшую бутылку, тщательно смыв с нее этикетку.

– Давай сходим с тобой, Санька, в храм. Завтра праздник. Воды поможешь принести.

– Пойдем, – сказал Санька. Он радовался, что мама повеселела.

Войдя в храм, мама отыскала глазами, где ожидали исповеди. Она пристроилась в очередь и напряженно ждала священника. Молодой батюшка стремительно и в то же время плавно подошел к аналою и повернулся к исповедникам. Это был отец Максим.

У Саньки накопилось уже много грехов, но он не решился подойти вместе с мамой. Что ни говори, к духовной жизни привыкнуть надо. Вот Санька и привыкал, а пока он стоял в стороне и просил о маме: «Господи, пусть все будет у нас хорошо. Помоги маме».

Мама отошла от аналоя. Санька подошел и зашептал: «Все, исповедалась? Молодец!» Но тут его поманил батюшка. И Санька понял, что откладывать дольше не нужно, собрался с духом и исповедался.

Когда подошли к кресту, отец Максим протянул маме и Саньке коврижку.

– Вот вам коврижка от преподобного Сергия. Три дня назад там был.

Санька изумленно смотрел на коврижку.

– Ты чему так удивляешься?

– Мы тоже были… коврижек не хватило…

– Ну вот, это я вашу купил. Бери!

Вечером позвонил из Сибири отец Илья, поздравил с праздником. Мама о чем-то долго ему рассказывала. Батюшка ее утешил:

– Не все дано нам знать. Вероятность еще не приговор. Молитесь.

– Вам легко говорить, батюшка, у вас детки замечательные.

– Слава Богу, замечательные. А когда младшего ждали, матушка переболела чем-то серьезным, и ей сказали, что родится у нас не ребенок, а овощ. А оказался он у нас фрукт. Такой шустрый, караул просто; спасибо, в спорт отдали, направили энергию в мирное русло.

Мама поблагодарила отца Илью за поддержку и спросила о Сереже.

– Лучше нашему мальчику, заметно лучше. Прямо не узнать. Приезжайте к нам годика через два всем семейством – то-то будет весело!

– Спасибо за приглашение. Поживем – увидим.

О синичках

В классе за время Санькиной болезни произошли некоторые изменения. Многих ребят пересадили. Санькиной соседкой теперь была Наташа. Он хотел огорчиться, но передумал. Он во всем старался находить светлую сторону. Может, без Севки болтать меньше будет и отвлекаться. Может, улучшится учеба.

На первых уроках, к сожалению, Санька болтал как никогда много. Он все расспрашивал Наташу о сестренке: сколько ей лет, какая она, что умеет, не трудно ли с ней. Наташа вообще-то не любила отвлекаться на уроках, но Санька затронул ее любимую тему, и она охотно и живо рассказывала о Лизоньке. Малышке было два годика с половиной, она уже неплохо разговаривала, умела есть сама, любила веселую музыку, котят и мультики про Чебурашку.

– Она так смешно прощается каждое утро с папой. Он уходит раньше всех, а Лиза долго стоит у окна, машет и приговаривает: «Папа усёль на лаботу. По дологе. Усёль. На лаботу. По дологе».

И Наташа живо изобразила сестренку. Получилось неожиданно громко во внезапно возникшей тишине. Зинаида Ефимовна только закончила объяснение, и все отчетливо услышали: «Усёль на лаботу по дологе».

– Кто усёль на лаботу?

– Папа… – прошептала Наташа.

– Ну и хорошо. А ты расскажи нам, голубушка, чем питаются зимой синицы.

– Они питаются червяками…

– Зимой?

– Они их с лета намораживают! – пошутил кто-то.

– Ну, хлебом, значит…

– Это хорошо, что ты не забываешь о синичках и кормишь их хлебом. А в лесу что они едят?

– Я не знаю… – сказала Наташа и чуть не заплакала.

Санька сидел весь красный. Это он подвел Наташу. Как ее теперь выручить?

– Зинаида Ефимовна, а меня почему не спросите?

– Ну отвечай, Егоров.

Санька встал, откашлялся и вдруг понял, что ничего по данному вопросу не знает.

– Зимой синички в лесу питаются… э-э-э… синичкам очень важно питаться зимой… в лесу… Вообще им всегда важно питаться, но зимой особенно.

– Здравое зерно в твоей речи имеется. Почему зимой питание птичкам особенно необходимо?

– Чтоб не замерзнуть! Летом-то тепло, солнышко, мошки всякие и прочая дребедень, а зимой пойди найди корм-то. Я своим синичкам пшено сыплю, сало вывешиваю на ниточке, хлеб крошу…

– На сегодня достаточно, Саша. Выручил соседку. А синички тебя выручили, недаром ты их кормишь.

Зинаида Ефимовна, очевидно, была рада, что у нее такой заботливый, хотя и невнимательный ученик. Санька облегченно вздохнул: на этот раз пронесло.

Мама опять вышла на работу, и все стало по-прежнему. А у папы возле губ и на лбу появились морщины. Он о чем-то переживал, но ни с кем не делился.

– Пап, – спросил его Санька, когда они возвращались вдвоем с катка, – ты почему стал грустный?

– Я? Грустный? – и папа сделал такое лицо, от которого Санька всегда раньше смеялся, но сейчас почему-то было не смешно.

– Ну, я-то вижу…

– Мужчины должны уметь переносить неприятности сами. Не загружать своих близких, понимаешь?

– Понимаю.

Санька подумал и спросил:

– Так и о двойках лучше не рассказывать, что ли?

– Двойка – это не неприятность, это проступок.

– А давай купим мороженое и поговорим как мужчина с мужчиной?

– Давай, Санька.

Они зашли в кафе «Лакомка» и взяли по мороженому. Санька неторопливо хрустел вафлей, а сам ждал, когда папа начнет разговор.

– Понимаешь, сын, на мужчине большая ответственность. Мама с малышом на меня рассчитывают. Я ей велел не беспокоиться – значит, должен взять заботу на себя. Как вот отделить заботу от беспокойства? – вот в чем вопрос.

– Пап, а я помогаю? Ты мою помощь чувствуешь?

– Еще как чувствую, Санька!

Недоразумение

Наташа весь день была грустная, Санька никак не мог ее разговорить. Даже рассмешить пробовал – не помогло. После уроков она вяло поплелась домой. Санька заметил, что за ней пришла не мама, а высокая пожилая женщина с недовольным лицом.

– А что, мама тебя сегодня не встречает?

– У нас Лизонька приболела. А меня теперь встречает соседка, Марья Григорьевна. Она все время ворчит.

– А что, одной не разрешают ходить?

– Нет. Это тебе хорошо: ты близко живешь – а мне на трамвае ехать. И у меня зрение плохое. Мама боится, что я через дорогу не перейду сама. Помнишь, я чуть под машину не попала во втором классе? Но это совсем не из-за зрения, а из-за глупости. Я побежала, вообще не посмотрев.

– А-а-а.

Санька уже повернулся, чтобы идти домой, но тут Марья Григорьевна сердито сказала ему:

– Чего привязался-то? Иди своей дорогой.

– Кто привязался?

– Да ты, кто еще-то.

– К кому привязался?

– К Наташе. Ступай домой, тебе говорят.

Санька сделал вид, что изумлен. Он озирался вокруг с ошеломленным видом.

– А я разве привязан к Наташе? Вроде нет. Вот, сами посмотрите. Ни к кому не привязан. Иду себе автономно. У меня и веревки-то нет.

Марья Григорьевна сердито посмотрела на него и молча взяла Наташу за руку. Наташа беспомощно взглянула на Саньку, а Марья Григорьевна тащила ее к остановке.

Саньке захотелось развеселить Наташу. Он сделал вид, что поскользнулся на замерзшей луже, и очень смешно перебирал ногами. А потом и правду упал.

Наташа рассмеялась тоненьким звонким смехом и помахала Саньке. Санька махнул в ответ, а сам потирал ушибленную коленку.

На следующий день он сказал Наташе на перемене перед последним уроком:

– Опять Марья Григорьевна?

– Да, – вздохнула Наташа.

– А давай я тебя провожу. У меня зрение хорошее. И в трамвае я сто раз один ездил. В бассейн.

Наташа вспыхнула и ничего не сказала. На уроке она ни разу не взглянула на Саньку. Ну и пожалуйста.

Прозвенел звонок. Санька быстро собрал портфель и не выбежал, а просто испарился из класса. Был Санька – и вот его нет.

Наташе скучно было идти с Марьей Григорьевной. Никто ее не веселил.

Утром она отыскала глазами Саньку и хотела улыбнуться ему. Но он ее не замечал, болтал с Севкой.

– Эх, зря меня пересадили! В девчонках никакого толку, – и Санька стал свистеть.

После уроков Наташа сказала ему:

– Санька, а меня сегодня никто не встречает. Я уговорила маму, чтобы она не присылала Марью Григорьевну.

– Ну и молодец. А при чем здесь я?

– Да так, ни при чем, – пожала плечами Наташа и стремительно вышла из класса.

Санька догнал ее и сказал:

– Ладно, хватит ссориться. Ты же на меня рассчитывала. Ну вот и пошли.

– А тебя дома не ждут?

– Не-а. Сейчас никого нет, потом Валька придет.

– Ну, если тебе нетрудно…

– Не, нетрудно. Тебе до какой остановки?

Санька радовался, что он сейчас увидит Лизоньку и расспросит Наташину маму о малышовых делах.

Весело болтая, ребята дошли до Наташиной квартиры.

– Спасибо тебе, Санька, – сказала Наташа и позвонила в дверь.

– Это… пожалуйста, – растерянно ответил Санька. Он не собирался уходить, а хотел посмотреть на Лизоньку и вообще выяснить, как живется людям с малышами. Неловкость замяла Наташина мама. Она открыла дверь и пригласила Саньку в дом. Санька не заставил повторять приглашение и, стряхнув снег с шапки, вошел.

– А я только что кисель клюквенный сварила и пышку испекла. Клюква очень полезная.

– Да, – сказал Санька важно и добавил: – И мед еще очень полезный, и грейпфрут, и… железо.

– Какое железо? – рассмеялась Наташа. – Ты что, железками питаешься?

– Почему железками? Железо содержится в яблоках, в мясе… Оно гемоглобин поднимает.

Наташина мама удивилась:

– Скажи на милость, да ты специалист. А что, у тебя гемоглобин низкий?

– Да не у меня, а… – Санька понял, что чуть не проговорился, и поспешно сказал: – Ну да, иногда бывает низкий…

– Надо же. А на вид такой румяный…

– Это я с мороза, – сказал Санька и переменил тему:

– А как больная? Ей уже лучше?

– Да, намного лучше. А вот и она.

В кухню вошла маленькая девочка со смешными заколками. Ей сделали много косичек, чтобы развеселить. Она пытливо разглядывала Саньку огромными светлыми глазами. Санька приветливо ей улыбнулся и протянул руку:

– Здравствуй, Лизонька.

– Я не Лизонька. Я белочка.

Она произнесла: «бевочка».

– А, белочка. На орешки, белочка, покушай, – Санька протянул на ладони воображаемые орешки, «белочка» сделала вид, что съела их.

Наташа с мамой наблюдали за Санькой с восхищением. Сразу видно, у человека талант с детьми.

От обеда Санька отказался, но с удовольствием съел пышку и выпил киселя. Лизоньке поставили высокий стульчик и дали пюре из яблока, морковки и банана. Мама сама натерла фрукты.

– А что, готовое не покупаете? – поинтересовался Санька.

– Иногда покупаем. Но лучше самим делать. И дешевле.

– Ясненько. Учтем, – сказал Санька и спросил:

– А ночью спит хорошо?

– Обычно хорошо. Но с малышами всякое бывает: то зубки режутся, то ушко болит.

– И часто оно болит?

– Иногда. Стараюсь следить, чтоб не простужалась.

– А вам что больше нравится: дома сидеть или на работу ходить?

– Санька, ты случайно не частный детектив?

– Не. Я просто любознательный, – сказал Санька и прекратил расспросы.

Он немножко поиграл с Лизой и стал собираться домой. Лизонька повисла на его ноге и заревела.

– Ну, Лизонька, не плачь. Вот поправишься, покажу тебе свою кошку, Ириску.

– А она не кусается?

– Нет, она маленькая и смешная. Прямо как ты.

Лиза улыбнулась сквозь слезы и сказала:

– Ну ладно.

Домой Санька пришел веселый.

– Что ты такой довольный? Пятерку получил? – спросила мама.

– Нет, разведку произвел. Результаты разведки крайне положительные.

– Ты о чем?

– Да был сегодня у Наташи, посмотрел ее сестру маленькую.

– Ну и как?

– Хорошо! Я согласен. Хоть брата, хоть сестру.

Пасха

Наступил Великий пост. Иногда они ходили на службу всей семьей, но чаще Санька шел вдвоем с мамой.

– Ну идите, – провожал их папа. – Мы с Тамарой ходим парой.

– Мы не парой, а тройкой. Про Сережу-то забыл?

– Ах, ну да! Только третьего пока не видно.

У папы теперь прибавилось забот, он иногда работал в выходные или брал работу на дом. А Санька был маминым неотлучным телохранителем. Валя тоже старался помогать, но иногда на него находило то мрачное, то ядовитое настроение.

– Переходный возраст, – спокойно констатировал Санька, но вообще старался вслух этого не произносить: от Вали можно было и схлопотать.

В храме Санька усаживал маму на скамеечку, а на вопросительные взгляды бабушек спокойно отвечал:

– Мама непраздная. Неважно себя чувствует.

И вставал рядом.

К Пасхе маме стало заметно лучше, она теперь ела с большим аппетитом и уже была не «зелененькой», а очень даже румяной и круглой. Они с Санькой решили попробовать испечь кулич.

– Вообще-то это сложно, но ведь пекут же люди, – сказала мама и занялась поиском рецепта. Валю совсем загоняли то за ванилью, то за изюмом, то за цветной посыпкой.

– Ну вы даете, народ. Словно на международный кулинарный конкурс собрались. Призы будут?

– Конечно, будут. Куличи.

В Страстной четверг мама встала рано и замесила тесто вручную. Когда Санька проснулся, первая партия куличей уже была в духовке и по квартире плыл сладкий праздничный запах. Санька наполнил тестом специально приготовленные маленькие консервные банки из-под зеленого горошка и теперь ждал, когда испекутся куличики-малютки. Готовые куличи они по рецепту опытных хозяек клали на бок в мягкие подушки, чтобы низ не провалился. А когда они остыли, мама залила их глазурью, а Санька щедро посыпал цветными шариками.

Даже Валя проснулся в праздничном настроении.

– Прямо как в детстве: радостно, а сам не знаешь почему…

И попросил попробовать кулича.

– Кто же их пробует? Вот на Пасху и попробуешь.

– Ну дайте хоть маленький… Я расту, калории нужны…

– Ладно, бери. Но на праздник сам пожалеешь.

– Что с вами делать! И правда ведь – пожалею. Ну, дайте каши, а то в голодный обморок упаду.

А когда пришли домой, мама сказала, что малыш тоже рад и кувыркается. Она взяла Санькину руку и приложила к своему животу. И Санька вдруг почувствовал, как там тихонько толкнулся кто-то живой и очень маленький, и Санька сказал ему: «Христос воскресе!» и просил маму съесть скорее кулич, чтобы маленький тоже порадовался и принял участие в празднике.

Приданое

Как-то раз мама взяла Саньку с собой в магазин.

– Пойдем на разведку, посмотрим приданое малышу.

Детский отдел универмага не порадовал. То есть сначала он ошеломил обилием красивых и удобных крошечных вещей, но… цена каждой вещички была чудовищная.

Мама задумалась, а Санька приуныл. Вот они, тернии.

– Какие тернии? – спросила мама. Он опять думал вслух.

– Ну, эти… от роз. Колючие.

– Да, Санька, я в шоке.

И все же одну покупку они сделали. Купили белый кружевной крестильный набор: рубашечку и чепчик.

– Если мальчик, то чепчик не пригодится; он будет тогда просто так его носить.

– А разве мальчики носят чепчики?

– Маленькие носят.

– Но он же девчачий!

– Вот увидишь маленького – поймешь!

И еще не удержались и купили синие ползунки в ромашку.

– Это разве на ребенка ползунки? – с недоверием спросил Санька.

– Да, конечно, а на кого же еще?

– Я думал – на куклу.

Но на этикетке было написано: 0–3 месяца. Значит, ошибки не было. Санька долго рассматривал ползунки и удивлялся их крохотности.

Дома родители долго о чем-то говорили.

– Ну нельзя же по первому попавшемуся магазину судить о ценах! – воскликнул папа. – Узнай, где еще люди покупают…

Настроение у него после разговора испортилось, он еле сдерживался, чтобы не закурить, а ведь только недавно бросил. Ради малыша.

Незадолго до летних каникул мама ушла в декрет. Это значит «отпуск». Для Саньки это, прежде всего, означало домашний уют, пироги, обед, накрытый мамой, а не съеденный кое-как из кастрюли. А главное – это какая-то новая мама: спокойная, счастливая и торжественная. Она двигалась плавно и медленно, словно у нее на голове был стакан с водой и она боялась ее расплескать. Но Санька догадывался, что не воду мама боится расплескать, а что-то другое. Что?

– У тебя, мам, такой вид, словно ты в тайне от всех миллион в лотерею выиграла, – заметил как-то Валя.

Когда папа был дома, он старался «выгуливать» маму и водил ее в парк.

Мама набивала карманы яблоками и сушками и беззаботно их грызла по дороге. Живот у нее стал большой, и даже маленький подъем, каких много было в парке, ей было тяжел. Тогда папа потихоньку подталкивал ее в гору и шутил:

– Тянитолкаем работаю по совместительству.

Санька часто присоединялся к родителям. Папа знал много словесных игр, и они то придумывали слова на определенную букву, то сочиняли веселые четверостишия, а иногда, углубившись в парк, пели. Малыш такие концерты одобрял и стучал ногой.

В последнюю неделю перед декретом коллеги стали приносить маме целые мешки приданого – кто от детей, кто от внуков, а кто-то и новое дарил.

В результате в доме скопилось:

20 распашонок,

30 ползунков,

35 спальных комбинезончиков,

18 чепчиков,

два теплых одеялка,

три легких одеялка (одно с Винни-Пухом!),

две пары пушистых желтых носков (неужели из пуха цыпленка?)

синий бархатный костюмчик,

джинсы,

бордовое вельветовое платьице с зайчиком,

пододеяльник и наволочка с пингвинами,

погремушек, слюнявчиков, рукавичек и пеленок – без счета.

А в последний мамин рабочий день коллеги подарили музыкальную карусель, которую вешают над кроваткой.

Санька без конца заводил нежную мелодию и смотрел, как плавно кружатся разноцветные киты. «Малыш будет доволен», – решил он.

Потом родители ездили куда-то на склад за кроваткой и коляской, а после этого мама уже никуда не ездила, а спокойно шила подгузники малышу. Она часто пела, чего раньше Санька за ней не замечал. Как-то раз он сказал:

– Вырасту, пусть жена дома сидит.

– Это откуда такие домостроевские воззрения? – изумился папа.

Санька молча пожал плечами.

– Ему уют понравился. Не загнанная мама, а обед с пирожками… Давай, сынок, получай хорошую профессию, – сказала мама.

Папа в последнее время так напряженно работал, что даже осунулся.

– Ничего, зато небольшой отпуск я себе обеспечил. Родится малыш, с вами поживу, маме помогу.

Домик в деревне

Родители решили купить дачу, чтобы выезжать семьей на лето из Москвы. Каждые выходные папа ездил с сыновьями на разведку, и наконец они нашли чудесную деревеньку, где продавались срубы недорого. От Москвы далеко, зато по хорошей дороге.

– Ну как? – интересовалась мама.

– Место красивое, но удобств никаких, вода в колодце, – сказал Валя.

– А вы разве у нас не добры молодцы?

Мальчики переглянулись и ответили хором:

– Добры молодцы.

– Тогда вопрос исчерпан.

– Хоть и ноги еле ходят, но как вам не помочь? Это ж надо: при нашей тяжелой жизни еще вам малыша не хватало… Но что с вами сделаешь, помочь-то надо, – ворчала баба Катя.

Мальчики редко видели бабушку. Жила она под Рязанью и всю жизнь помогала папиной сестре, но теперь дети сестры выросли, и бабушка впервые в жизни собралась отдохнуть.

– Да, видно, на том свете отдохнем, а тут пока некогда, – вздохнула бабушка.

Наняли бригаду, сруб быстро довели до ума, и Егоровы поселились там, как только покрыли крышу. Ни потолка еще нормального не было, ни крыльца, из стен торчала пакля, но жить уже было можно.

Мама тоже приехала пожить на воздухе, посмотреть, как освоятся мальчики на новом месте.

На следующий же день в очереди в автолавку познакомились с соседями, местными и дачниками. К маме зачастили соседки с рассадой и расспросами. От рассады мама, поблагодарив, отказывалась, указывая на мальчиков и на свой большой живот:

– Вот моя рассада, мне пока не до огорода.

Соседки кивали головой и уносили росточки в коробочках из-под йогурта.

Узнали, что мама медик, и очень обрадовались:

– Ну вот, своя врачица теперь имеется

И бесполезно было доказывать, что мама медсестра, а не врач.

Участок перед домом зарос бурьяном, лебедой и молодыми осинками. Сначала мальчики даже смотреть не хотели на заросли и первые дни только гоняли на велосипедах и знакомились с ребятами, но потихоньку втянулись вслед за папой в работу, и им даже понравилось.

– Ну, кто из вас принц? Надо прорубить дорогу к Спящей красавице. Вон там ее замок, весь в крапиве и паутине.

– Ну, если к красавице, то это Санька, – сказал Валя. – А я из другой сказки. Я хоббитам дорогу расчищу. Санька, там живут гигантские пауки. Надо уничтожить их среду обитания, – и Валя яростно уничтожал тяпкой лебеду и вырубал молодые осинки.

Санька старался не отставать. Он не привык к физическому труду и быстро выдыхался, но на воздухе и парном козьем молоке постепенно окреп, загорел и накачал мышцы.

– Потихоньку, ребят, потихоньку. Не надо с места в карьер, – останавливала их мама.

Но ребята вошли в азарт. У Вали открылся талант Тома Сойера. Он быстро подружился с ребятами, и ему жалко было много времени проводить на участке, а папа каждый день устанавливал объем работ. Некоторые ребята тоже помогали родителям, но были и такие, кто ничего не делал и слонялся весь день в поисках развлечений. Они приходили к Вале задолго до назначенного костра и грызли семечки.

– Валь, ты скоро? – лениво спрашивали они.

– Поможете – быстрее будет.

Они бросали свои семечки и помогали вырубать заросли и носить воду. Таким образом время вечернего костра стремительно приближалось. К тому же за работой они балагурили и шутили, и папа Егоровых был признан суперпапой всех времен и народов.

По окончании работ папа угощал всех то мороженым, то фруктами, то чипсами и каждому находил доброе слово.

Маме очень нравилась неторопливая деревенская жизнь, неудобства ее не тяготили, тем более что готовила в основном бабушка, а посуду мыли по очереди. Вместо запланированных двух недель мама осталась в деревне до июля.

В первых числах июля папа увез маму в Москву. Мама обняла сыновей, особенно долго не могла расстаться с Санькой.

– Будьте умниками, бабушку слушайтесь… Валя, очень прошу: повнимательней к Саньке, он еще не совсем тут освоился.

– Не волнуйся, мамуль. Обещай, что сразу позвонишь, как малыш родится!

– Обещаю!

– Ну, хватит лизаться-то, отец ждет! – прервала прощание бабушка. Сунула маме мисочку с клубникой: гостинец от соседей. – Ни о чем не беспокойся – справимся.

Бабушка перекрестила машину и пошла в дом.

Санька долго махал вслед родителям, а потом поплелся на речку. Никогда он не расставался с мамой надолго.

С бабушкой при минимальном общении они ладили, но стоило или ребятам, или ей начать выражать свое мнение по какому-нибудь вопросу, мир оказывался под угрозой. Бабушка была человеком добрым и самоотверженным, но категоричным и резким. Многого в укладе семьи Егоровых она не одобряла. Их эмоциональность казалась ей излишней, некоторые привычки – расточительством.

– Ребят жестче надо держать, – нередко говорила она папе.

Папа не перечил матери, но ничего не менял. Маме бабушка не выговаривала: жалела ее.

Санька долго сидел у речки один. Он так ждал малыша, а тут вдруг почувствовал себя таким несчастным, одиноким и брошенным. Он смотрел на спокойную воду, в которой отражались розовые облака, и тихо плакал. В соседней деревне мычали коровы, где-то недалеко лаяла собака, с детского пляжа доносились голоса. Жизнь никогда не будет такой, как раньше, теперь у мамы появится кто-то более важный и займет место в ее сердце, а Санька… что будет с ним?

– Сань, ты что?

Санька вздрогнул от неожиданности. Рядом стояла Яна и заглядывала ему в глаза. Она увидела слезы, но сделала вид, что не заметила, и стала бросать камушки в воду. Потом сказала:

– Мы видели, твоя мама уехала. Ты не волнуйся, все будет хорошо.

Потом добавила:

– Я, помню, такую истерику маме устроила, когда Павлик должен был родиться и меня к бабушке увезли. Мне казалось, что я больше не нужна родителям, что появится какой-то непонятный кричащий человечек и отнимет у меня маму…

– Ну и как, отнял?

– Да он спал все время. Мама мне давала его подержать, я помогала его купать, погремушкой гремела. Он мне первой улыбнулся. И стал «Яна» говорить чуть ли не раньше, чем «мама». Так что я быстро забыла о своих опасениях. Да ты и сам видишь: парень хороший, не жалуюсь.

Вот за что Санька ценил Яну: она знала, когда и что сказать, когда заметить, когда пропустить.

Но, видно, жизнь не состояла из одних роз. Придя домой, Санька забыл разуться, и бабушка налетела на него:

– Не видишь, только пол протерла?

– Подумаешь – пол. У человека, может, мыслей много в голове…

– Ишь ты, подумаешь! Сам хоть раз в жизни полы мыл?

– Мыл! Сто раз!

– Вот тебе тряпка, вытирай за собой!

– Ой да пожалуйста!

Бабушка критически смотрела, как Санька неуклюже пытался выжать тряпку.

– То-то и видно, что сто раз!

– Да, сто раз! Не веришь? Только у мамы губка специальная самовыжимающаяся на палке, а не дурацкая… тряпка! – вспылил Санька.

– Конечно, вам деньги некуда девать, а только самовыжимающиеся губки покупать… вы бы лучше самомоющийся пол положили!

Вошел Валя, посмотрел на бабушку и брата и примирительно сказал:

– Слушайте, народ, а по нечетным числам ужин дают? Это я так спрашиваю, из спортивного интереса.

– Дают, дают, – проворчала бабушка и сняла салфетку с тарелки. На тарелке возвышалась гора блинов. Санька сглотнул.

– Извини меня, баб… ладно?

– Ладно, ладно, садись скорее кушать.

Засыпая, Санька думал, как хорошо все-таки жить летом в деревне. Хорошо, что бабушка согласилась приехать.

День рождения

Первая неделя прошла незаметно. К двенадцатому числу бабушка навела генеральную чистоту и напекла пирогов.

– Святых апостолов Петры и Павлы день, – объяснила она и добавила: – Петр и Павел час убавил, а Илья Пророк два уволок. День на час уменьшился.

– Баб, а почему ты так смешно говоришь: «Петры и Павлы»? Надо же говорить: «Петра и Павла».

– Не знаю, Санька. Я в деревне выросла; как научили, так и говорю.

Мама звонила каждый вечер по мобильному и спрашивала, как справляются без нее ее мальчики. Мальчики отвечали бодрыми голосами, что дела идут хорошо, с бабушкой ладят, по дому помогают. А мама рассказывала им, что в Москве жарко, душно и она рада, что сыновья на воздухе.

Один вечер прошел без звонка. Санька пытался сам позвонить, но кредит кончился. Теперь надо было ждать, когда папа догадается положить денег на телефон.

А на следующее утро, рано, когда еще все спали, позвонил папа и срывающимся счастливым голосом поздравил Саньку:

– Сынок, здравствуй! Нашего полку прибыло! С братиком вас, орлы мои! С Сереженькой! Как заказывал, Санька, так и вышло! Богатыря сообразила нам мама: четыре кило двести!

– Ой, пап, я так рад! Я прямо не знаю, что делать! Приезжай за нами скорее, я буду его нянчить!

– Маму только через пять дней выпишут. Поживите еще немножко, а потом заберу вас в Москву на денек.

Санька разбудил Валю, а сам все прыгал от радости:

– Родился! Родился! Сереженька родился!

Бабушка перекрестилась:

– Слава Тебе, Господи! Дождались! Дай Бог здоровья младенчику и маме.

При слове «здоровье» Саньку словно холодной водой окатили. Мама говорила давно, зимой, что со здоровьем у малыша были проблемы. Как он? Еле дождался Санька нового папиного звонка и без приветствий и предисловий закричал в телефон:

– А со здоровьем-то у него как?

– Все хорошо, Санька! Малый – богатырь.

У Саньки сразу отлегло от сердца. Сереженька – богатырь!

– Баб, а какое сегодня число?

– Восемнадцатое июля, Санька.

– Посмотри у себя в календаре: какой сегодня день?

Они открыли календарь и увидели: жирным шрифтом выделено: 18 июля: преподобного Сергия, игумена Радонежского.

Накануне выписки папа приехал за ребятами.

– Собирайтесь быстрее, по холодку поедем.

Было раннее утро, пробок на дорогах не было, они быстро долетели до Москвы. Дома была чистота, но в холодильнике пусто.

– Я поеду за продуктами, а вам задание: надраить плиту и кафель на кухне.

Едва мальчики закончили с кухней, вошел папа. Точнее, вошли цветы, а папа затерялся где-то среди невиданного числа букетов. Тут были и лилии, и хризантемы, и гладиолусы, и розы самые разнообразные по форме и цвету, но самым красивым был букет нежных абрикосовых роз. Мальчики помогли расставить цветы по вазам и распределить по комнатам. Валя был по натуре эстет и очень изящно украсил квартиру. Санька не мог больше ждать, ему казалось, сердце у него просто выпрыгнет из груди.

Но дел было еще много, и скучать было некогда. Втроем они соорудили салат «Оливье», испекли картофельный пирог и сварили борщ. Вечером все помылись и еще раз протерли пыль.

– Ну, мужики, вроде все. У меня уже фантазия иссякла, что бы еще сделать.

– Разве что позолотить все вокруг. Мы молодцы, пап. Надеюсь, мама будет довольна.

Санька узнал маму не сразу. Он привык, что она большая, круглая и румяная, а когда худенькая измученная женщина сказала ему: «Сынок!», он даже растерялся. Вот она, мамочка, слабо улыбается и еле стоит на ногах. Папе торжественно вручили кулек с пышными голубыми бантами, Валя всех сфотографировал, и они поехали домой.

Когда малыша развернули и Санька увидел крохотные красные пяточки, дрожащие кулачки и личико в зеленке, сердце у него сжалось как никогда в жизни. Жалость пронзила его душу, и он понял, что этот крохотный человек, которого он никогда раньше не видел, стал ему бесконечно дорог. Сереженька открыл глубокие синие глаза и словно заглянул Саньке в душу. Санька улыбнулся ему и сказал:

– Добро пожаловать, малыш.

И пожал ему кулачок.

Первая ночь дома прошла беспокойно. Малыш требовал постоянного пребывания у маминой груди и много плакал.

– И что, теперь все время так будет? – интересовался Валя.

– Нет, Валя, не волнуйся. У него еще все налаживается. Думаешь, легко освоиться в новом мире? Он привык к маме, к стуку ее сердца. До месяца-двух дети не капризничают. Если плачут – значит, им действительно нужно.

– А мы что, тоже такими были?

– А ты думаешь, вы из другого теста? Сразу грамотными и воспитанными родились?

Несмотря на жару, малыш был в чепчике. Санька подумал, что такой крохе это очень даже прилично.

– А я, мам, понял, почему очень маленьким мальчикам можно носить чепчики.

– Почему, Санька?

– Потому что они как ангелочки…

– Согласна, сынок. Младенцы, правда, словно из другого мира.

На следующее утро папа отвез ребят в деревню. Они оживленно рассказывали бабушке про малыша и про то, как украсили квартиру к маминому возвращению.

– Представляешь, баб, мама входит, а в каждой комнате цветы, на кухне цветы, в коридоре цветы, и все разные.

– Как королеву встретили. А поесть-то не забыли приготовить? Не чипцами же мать кормить.

– Не, не забыли, борщ сварили и все такое.

– Ну, молодцы.

Бабушка привыкла к внукам и решила, что они все же, несмотря на некоторые недостатки, дельные ребята.

К середине августа ребята приехали в Москву. Сережа уже подрос и научился агукать. У Вали было много дел перед началом учебного года, а Санька был рад побыть дома с мамой и братиком. Часто мама просила его поговорить с малышом, пока она наспех обедает или готовит. И Санька с удовольствием «гулюкал» или даже просто разговаривал с братиком как со взрослым. Нередко мама заставала их за лекцией на тему «Как выживать в экстремальных условиях» или «Образ жизни индейцев». Санька увлеченно рассказывал, а Сереженька внимательно слушал, покряхтывая и посапывая в нужных местах. Вообще Санька заметил, что малыши не столько плачут, сколько кряхтят и пыхтят, и даже прозвал Сережу «ежик Пых». У малыша отросли реснички и наметились бровки. При рождении у него было три крошечных реснички, а бровок вовсе не было. Теперь же реснички выросли длинные и пушистые. Глазки у Сережи были влажные, словно промытые, сразу видно – новенькие, ноготки малюсенькие и смешные, а пальчики на ножках Санька прозвал опятами. «Мам, у него пальчики на ножках, как опятки на пеньке!» И сам Сережа весь был розовенький и новенький. Самое удивительное, что при всей своей новизне и неопытности он уже видел сны. Не раз Санька замечал, как спящий малыш вдруг хмурится и повизгивает или, наоборот, улыбнется умиротворенно.

Скоро мама достала знакомую кружевную рубашечку и приложила ее к Сереже.

– Почти в самый раз. Крестить надо человека.

Договорились с отцом Максимом, и чудесным сентябрьским днем младенец Сергий родился в жизнь вечную. Из пушистого полотенца и кружевных пеленок смотрели удивительные внимательные глазки нового воина Христова, а на груди у него блестело оружие – маленький серебряный крест.