Так у кого же собачье сердце?

Профессор Преображенский, собака и Борменталь. Кадр со съемочной площадки

Мы привыкли к однозначности восприятия: черное–белое. Трагически не хватает полутонов. Раньше, во времена социализма (развитого, усовершенствованного и т.д.), быть буржуем – это плохо, пролетарием – хорошо. А теперь – наоборот: буржуй (пардон, бизнесмен) – персонаж в целом положительный, пролетарий – отрицательный. И в рамках этого бинарного сознания прочитывается рассказ М. Булгакова «Собачье сердце», который в годы перестройки, особенно в гениальной экранизации В. Бортко, стал настоящим тараном для штурма и развала советского наследия. Даже прозвище «Шариков» стало нарицательным и означает не столько алкаша и хулигана, сколько «правокачателя, сторонника социальной справедливости». За это его и не жалуют демократы – за социализм, а не за алкоголизм: временами они и сами не дураки за воротник заложить. А профессор Преображенский воспринимается едва ли не как доктор Айболит или, лучше сказать, доктор Гааз – носитель подлинно научного и гуманистического начала.

Вглядимся пристальнее в светлый лик профессора Преображенского

Но отвлечемся на время от мрачного облика Шарикова и вглядимся пристальнее в светлый лик профессора Преображенского. И задумаемся над его фамилией. Не столько над тем, что он-де призван преобразить мир, сколько над тем, что он – сын кафедрального протоиерея. А как он относится к своему отцу? А вот показательная цитата:

«– Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой?

– Какой там черт… Отец был судебным следователем в Вильно, – горестно ответил Борменталь, допивая коньяк.

– Ну вот-с, не угодно ли. Ведь это же дурная наследственность. Пакостнее ее и представить ничего себе нельзя. Впрочем, виноват, у меня еще хуже. Отец – кафедральный протоиерей. Мерси. “От Севильи до Гренады в тихом сумраке ночей…” Вот, черт ее возьми…»

Горькая шутка над своим изгойством при новом строе? Вряд ли. В каждой шутке – только доля шутки, остальное правда. Ответим на один простой вопрос: а сохранил ли профессор Преображенский веру своего отца или хотя бы уважение к ней? Ответ придется дать отрицательный. По ходу дела профессор постоянно чертыхается. И даже когда сталкивается со страшной очевидностью наказания за нарушение Божественных законов и вторжение в таинственную сферу бытия человека, то поминает не Бога, а природу: «Вот, доктор, что получается, когда исследователь, вместо того, чтобы идти ощупью и параллельно с природой, форсирует вопрос и приподымает завесу: На, получай Шарикова и ешь его с кашей».

Веры в Бога в нем нет и в помине, есть лишь вера в человеческий разум.

Да, что-то из христианской нравственности он удерживает: «На преступление не идите никогда. Доживите до старости с чистыми руками». В революционные годы это, конечно, немало, как и забота в свое время о голодном Борментале. Но это, пожалуй, и всё, что связывает его с отцом – кафедральным протоиереем.

А уж если говорить о христианской нравственности во всей ее полноте, в смысле жертвенного служения… Только что отгремела гражданская война. Страна не вылезает из эпидемий – испанки, тифа и, конечно, сифилиса. Вот где могут пригодиться познания профессора-венеролога Преображенского.

Профессор Преображенский за солидные деньги принимает «кобелирующих граждан»

А чем он занимается? За солидные деньги принимает «кобелирующих граждан», говоря языком капитана Глеба Жеглова. Делает деньги на пороке и тем обеспечивает свое благосытное существование, комфортный быт и славные застолья с горячими закусками, «новоблагословенными водками» и т.д.

А теперь посмотрим на ситуацию с другой стороны.

Церковь отвергла ересь антропоморфитов^[1], учивших о том, что человеческое тело само по себе являет образ Божий, и тем не менее она относится к нему как к некоей святыне. «Устрояйте из себя дом духовный» (1 Пет. 2: 5), – учит нас апостол Петр – эти слова относятся не только к душе, но и к телу. «Бегайте блуда; всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела» (1 Кор. 6: 18), – взывает апостол Павел. Отношение к телу как к святыне мы ощущаем практически во всей богослужебной жизни Церкви: нас помазывают освященным елеем, тело покойного («честные мощи», по определению Требника) кадят, пред ним ставят свечи и т.д.

А чем занимается профессор Преображенский? «Я вставлю вам яичники обезьяны», – говорит он 55-летней даме, у которой бурный роман с неким господином. Вот как он относится к этой святыне. И вопрос: благословил бы его отец, кафедральный протоиерей Филипп Преображенский, на такие действия – совмещение святыни человеческого тела с обезьяньими половыми органами, да еще и для блудных целей?

Еще более кощунственной выглядит операция по пересадке семенных желез и гипофиза алкоголика и вора Клима Чугункина в бедного пса Шарика. В результате происходит полное очеловечивание собаки, что порождает восторженный вопль ассистента Борменталя: «Профессор Преображенский, вы – творец». Но только вспомним, как Бог творит человека. Отцы Церкви особо акцентировали то, что для сотворения человека Бог взял вещество от чистой девственной земли, подобно тому как впоследствии Он воплотился от Пречистой Приснодевы Марии. Вот что, в частности, пишет блаженный Августин: «Лицом земли, то есть достоинством земли, по праву называется Мать Господа Дева Мария. Оросил же Ее Дух Святой, обозначаемый в Евангелиях именем “источника и воды”. То же, что человек был создан из праха и поселен в раю, дабы возделывать и хранить его, означает, что он должен был пребывать в воле Отца, исполняя ее и покорствуя ей»^[2].

А здесь – животная оболочка, животные страсти и омерзительная уголовщина в конце.

Возникает вопрос: а был ли мальчик, или всё это дикие фантазии Михаила Афанасьевича Булгакова, бред автора рассказа «Морфий»? Было ли что-нибудь подобное в реальности?

Следует рассказать о двух прототипах профессора Преображенского.

Доктор Воронов и его ассистент с обезьяной на операционном столе

Вернувшись в Париж в 1910 году, Воронов стал директором станции экспериментальной хирургии в Коллеж де Франс и занялся опытами и исследованиями в области омоложения. Сначала Воронов провел более 500 операций на овцах, козах, быках, прививая яички молодых животных к более старым – и те снова становились игривыми, здоровыми, способными к воспроизводству.

12 июня 1920 года состоялась первая долгожданная пересадка желез от обезьяны человеку. А через несколько лет Воронов провел уже 236 операций на пожилых людях. На операциях присутствовали врачи из Лондона, Нью-Йорка, Рима, Шанхая, Женевы… Доктор утверждал, что в 90% случаев эффект был потрясающий. Даже у людей от 70 до 85 лет, страдавших импотенцией, после операции по пересадке половое влечение было восстановлено в 74% случаев. Вот что Воронов пишет об одном своем пациенте, пожилом английском аристократе: «Больной покинул Париж через двенадцать дней после операции, и я увидел его только через восемь месяцев. Мой лаборант доктор Дидри и я были буквально поражены, когда увидели господина Е.Л., потерявшего половину своей тучности, веселого, с быстрыми движениями, с ясным взглядом, как будто смеющимся над нашим удивлением. Жир исчез, мускулы укрепились, и он производил впечатление человека с цветущим здоровьем. Он наклонил голову, и мы убедились, что он не преувеличивал, говоря, что его лысина покрылась густым белым пухом. Он приехал из Швейцарии, где поднимался в горы и занимался любимым англичанами спортом. Этот человек действительно помолодел на 15–20 лет. Физическое и душевное состояние, половая жизнь – всё совершенно изменилось благодаря действию прививки, превратившей дряхлого, жалкого и бессильного старика в сильного, пользующегося всеми своими способностями мужчину».

Сравним это с визитером профессора Преображенского:

«Вошедший очень почтительно и смущенно поклонился Филиппу Филипповичу…

– Снимайте штаны, голубчик, – скомандовал Филипп Филиппович и поднялся.

“Господи Иисусе, – подумал пес, – вот так фрукт!”

На голове у фрукта росли совершенно зеленые волосы, а на затылке они отливали в ржавый табачный цвет. Морщины расползались на лице у фрукта, но цвет лица был розовый, как у младенца. Левая нога не сгибалась, ее приходилось волочить по ковру, зато правая прыгала, как у детского щелкуна. На борту великолепнейшего пиджака, как глаз, торчал драгоценный камень.

От интереса у пса даже прошла тошнота.

– Тяу-тяу… – он легонько потявкал.

– Молчать! Как сон, голубчик?

– Хе-хе! Мы одни, профессор? Это неописуемо, – конфузливо заговорил посетитель. – Пароль д'оннер… Я положительно очарован. Вы кудесник».

Фантастический успех превратил Воронова в культовую фигуру. Появился даже коктейль «гланды обезьяны». А Воронов пророчествовал: «Недалеко то время, когда пересадка эндокринных желез обезьян, сделавшаяся доступной каждому хирургу, отметит собой значительный прогресс человеческой терапии».

Но как прозорливо писала Ахматова:

Не последние ль близки сроки?..   

Я забыла ваши уроки,   

Краснобаи и лжепророки…

Слова Воронова оказались лжепророчеством и шарлатанством. И всего через пару лет его авторитет с треском лопнул. Что же стряслось?

А произошло вот что: омоложенные пациенты как-то подозрительно быстро оказывались в челноке Харона. На том свете, то есть. Тот же английский аристократ Е.Л. умер через два года после операции. На Воронова посыпались грозные обвинения пациентов, ехидные вопросы прессы. Воронов отбивался, как медведь от своры собак: «4 сентября 1923 года меня известили о его смерти, последовавшей от припадка белой горячки, вызванного застарелой невоздержанностью, которую прививка, к сожалению, не исправила». Но подобные ответы вызывали еще более коварные вопросы: а для чего ты, мил человек, прививку (то есть пересадку) делал? Не для того ли, чтобы сию невоздержанность поощрять? И что это за белая горячка такая – от невоздержанности? Еще одно великое научное открытие гениального профессора? Всё явственнее звучало два грозных слова: шарлатан и аферист.

За пациентами и прессой грянула тяжелая артиллерия – выступления собратьев по цеху – известных хирургов.

Знаменитый английский врач Дэвид Хамильтон даже написал книгу: «Афера: гланды обезьяны», в которой доказывал: ткань животных непременно будет отвергнута человеческим организмом. В лучшем случае операция оставит шрам, глядя на который пациент может верить, что прививание сработало. Иными словами: блажен, кто верует: тепло ему на свете. Оказывается, благодарные пациенты Воронова, якобы улучшившие свое состояние, просто занимались самовнушением. Это так называемый эффект плацебо. Но для этого вовсе не обязательно потрошить несчастную обезьяну и полосовать бедного пациента – достаточно купить цветочек, глядеть на него и внушать себе, что он несет тебе исцеление. Четко и чеканно высказался знаменитый хирург Кеннет Уокер: метод Воронова «не лучше, чем методы ведьм и колдунов».

В общем, Воронову ясно дали понять: больной нуждается в уходе – от врача. С опытами ему пришлось завязать. Но он не унывал: состояньице он заработал немаленькое. Оно-то и позволило вести ему жизнь светского льва: многочисленные любовные романы, путешествия, вечеринки. Возникает вопрос: не привела ли подобная жизнь к необходимости пересадки достопочтенному хирургу обезьяньих органов? Нет, не привела. Воронов оказался крепким орешком и прожигал свою жизнь аж до 85 лет. Умер он в Лозанне и был похоронен в русской секции кладбища «Кокад» в Ницце.

Однако в облике Воронова кое-чего недостает для полного сходства с профессором Преображенским: московской прописки (или, как минимум, советского гражданства) и близости к вождям.

Илья Иванович Иванов

Родился наш герой в один год с Лениным в весьма обеспеченной семье. Успешно выучился, сделал блистательную научную карьеру. В 36 лет стал профессором за метод искусственного осеменения кобыл, весьма прибыльный для коннозаводчиков. Но кобыл для рысистого разбега научной фантазии Илье Ивановичу было мало.

Он задумал дерзкую идею: вывести гибрид человека и обезьяны. Проектом заинтересовались русские военные: с одной стороны, физические возможности шимпанзе и горилл значительно превосходят человеческие, с другой – гибриды всё же не люди, их не жалко. Да и жалование платить не надо, потому как недочеловеки.

Как видим, идея урук-хаев, боевых орков, появилась задолго до Толкина, и господин Иванов вполне мог бы занять в его романе место Сарумана. Но характерны и нравы русского офицерства, которое забыло, зачем пришло в Российскую императорскую армию, забыло ее старинный девиз – «За веру, царя и Отечество». А теперь вопрос: во что веруем, господа офицеры, голубые князья? В обезьяночеловека? И кого в бой поведем – очеловеченных горилл?

Однако Иванов трезво понимал, что его великий замысел надо начинать с малого – с экспериментов на низших живых существах, близких друг другу. Свои опыты Иванов проводил в известном на весь мир заповеднике Аскания-Нова, основанном в 1828 году. Ученый скрещивал мышей и крыс, кроликов и зайцев, ослов и зебр, зубров и домашних коров, осеменяя их искусственным путем. Целеустремленный биолог не только создавал гибриды, но и тщательно изучал их поведение.

Идея боевых орков появилась задолго до Толкина, и И.И. Иванов вполне мог бы занять в его романе место Сарумана

Но в самих этих экспериментах ничего необычного не было: искони скрещивали лошадь и осла, получая мула. Это обычное внутривидовое скрещивание. Но поди скрести осла с коровой! Или лошадь со свиньей!

Заметим, что этот Великий Комбинатор считал человека и обезьяну одним видом, поэтому скрещивание человека с обезьяной он полагал вполне возможным. Об этом Иванов заявил в 1910 году в своем выступлении на Всемирном конгрессе зоологов в австрийском городе Грац. Место тоже не случайно – страна будущего противника России в Первой мировой. И страна, которая родила Гитлера.

К счастью или несчастью – не нам судить – грянула Первая мировая, а затем и революция с гражданской войной, которые поставили крест на великих комбинациях дерзновенного биолога. Но, увы, только временно.

Установилась советская власть, временно устаканилась бурная русская жизнь, и Иванов вновь взялся за старое. Для успеха его эксперимента требовались ресурсы, а значит, и высокое покровительство. Достигнуть его Иванову помог хирург Владимир Николаевич Розанов (1872–1934). Личность весьма колоритная. Во многих отношениях. Во-первых, потому, что, как и профессор Преображенский, он был на дружеской ноге с высшими советскими вождями, в его руки они отдавали свои жизнь и здоровье. У него оперировался Ленин в 1922 году: тогда Розанов извлек пулю, которую еще в 1918 году всадила в вождя Фаня Каплан. Он же искусно вырезал аппендицит у Сталина. Неудивительно, что советские вожди абсолютно ему доверяли.

Эксперименты по выведению человекообезьяны, которые проводил профессор Иванов, курировал Г. Ягода

Вторая черта: Розанов был правоверным последователем уже известного нам заграничного авантюриста Сергея Воронова и по его примеру пытался омолодить человека через пересадку семенных желез обезьян. По слухам, у него прошел через соответствующую операцию сам грозный нарком Ягода^[3]. Веру Розанова в вороновский метод не поколебала даже волна разоблачений парижского афериста. Она объяснялась просто: гнилой консервативный капиталистический мир не оценил гениального ученого. Поэтому Розанов всеми силами и всей душой поддержал еще более революционного биолога Иванова.

Как известно, родиной европейской революции и самой атеистической страной на начало ХХ века была Франция. Liberté, égalité, fraternité и прочее белибердé. Именно поэтому работы пламенного биолога-революционера Иванова Ильи Ивановича вызвали интерес у французских коллег. Они предложили для опытов научную базу во Французской Гвинее, в городе Конакри. Рядом с городом располагались роскошные ботанические сады. В них экспериментатор, задумавший сделать переворот в человеческой эволюции, и занялся своими опытами.

В 1927 г. Иванов осеменил трех самок шимпанзе человеческой спермой. Эксперимент провалился

В начале 1927 года Иванов осеменил трех самок шимпанзе человеческой спермой. Этот дерзкий эксперимент окончился полным провалом. Одна обезьяна умерла, а две так и не смогли забеременеть. Но революционный биолог не унывал. Он взял с собой 15 обезьян и уехал с ними в Сухуми, где благодаря трудам Розанова, а главное – управляющего делами СНК СССР товарища Горбунова Николая Петровича (1892–1938) была организована специальная засекреченная база, находившаяся под совиным крылом ОГПУ. Главная задача этой сверхсекретной базы – эксперименты по скрещиванию человека с обезьяной. Непосредственный куратор – Ягода Генрих Григорьевич (1891–1938), тогда второй заместитель председателя ОГПУ. Личность интересная. Еврей по происхождению, профессиональный революционер, любитель литературы и оккультизма. Строитель Беломорканала, о котором так проникновенно писал Николай Клюев:

То Китеж новый и незримый,
То Беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал
С Ветлуги Пров, да тетка Фекла.
Великороссия промокла
Своею кровью до костей
И скрыла слезы от людей.

А к Православию Ягода относился так: в предбаннике его бани находились иконы. Он раздевался, стрелял в них и шел мыться с товарищами. Может быть, получив расстрельный приговор от бывшего семинариста Джугашвили-Сталина, он вспоминал об этих выстрелах…

Лев Давыдович Троцкий называл Ягоду усердным ничтожеством. Но всякое ничтожество тоже имеет право на полет мысли. Как говорил Солоневич: у каждого барина есть своя мечта о белых розах. Ягода создал своему садоводу Иванову все условия для плодотворной научной работы.

С 1927 года и вплоть до смерти в 1932 году Илья Иванович Иванов занимался своими опытами. Все они скрыты за непроницаемой завесой секретности. Известно только, что наш биолог привлекал добровольцев из числа женщин. Разочаровавшись в самках шимпанзе, ученый решил испытать на прочность человеческие организмы. Женщины должны были посредством искусственного оплодотворения забеременеть от обезьян-самцов. Однако неудачи в оплодотворении искусственном привели к идее оплодотворения естественного. Для этой цели в Сухуми даже привезли молодого орангутанга. Но все затраты и хлопоты не дали никаких результатов. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в конце 1930 года лаборатория в Сухуми была расформирована. Этому предшествовало, по слухам, самоубийство комсомолки-доброволки, которая решилась ради науки и грядущего преобразования человечества, его вечной молодости преодолеть свой девичий стыд, человеческое достоинство, наконец, инстинкт безопасности и вступить в контакт с обезьяной, проще говоря – согрешить с ней.

Максим Горький: «Следует пожертвовать сотней человек ради опытов, которые дадут жизнь и молодость тысячам и тысячам людей»

Собственно, на человеческие жертвы вождям мирового пролетариата было наплевать. Их точку зрения в конце 20 годов ХХ века чеканно выразил «Буревестник» революции Максим Горький: «Следует пожертвовать сотней человек ради опытов, которые дадут жизнь и молодость тысячам и тысячам людей». Иными словами, всё для светлого будущего. Но, как сказал Мандельштам, «и то, что будет, – только обещанье». Впрочем, для коммунистов не внове было ради светлого будущего погружать своих современников и соотечественников в кровь и грязь. Дело в другом: факир был пьян, и фокус не удался. Иванову не простили неудач, авантюризма и откровенной халтуры. Возможно, лавочку прикрыли по воле Сталина, вообще с неодобрением относившегося к подобным экспериментам, от которых попахивало волюнтаризмом и троцкизмом. Но на Беломорканал Иванов не попал: помогли высокие покровители. Дерзкого биолога отправили в Алма-Ату. В этом городе он работал в Казахском ветеринарном институте. В марте 1932 года Илья Иванович Иванов умер от сердечного приступа.

Скрещивание человека с обезьяной закончилось полным провалом. Великому Комбинатору не помогли ни поддержка Розанова, ни благосклонность Горбунова, ни деловое участие Ягоды.

С Божией стихией, как известно, не совладать и царям, не то что профессорам или даже вторым заместителям председателя ОГПУ. Богозданные законы природы вынесли свой приговор относительно межвидовой рождаемости – окончательный и обжалованию не подлежащий.

Профессор Преображенский и Шариков. Кадр из фильма

Вот какие личности стоят за благостным ликом профессора Преображенского. И вот чему он служил. Надеюсь, читателям понятно, что при своей внешней консервативности и любви к порядку и комфорту Филипп Филиппович Преображенский – самый радикальный революционер. Швондер ему и в подметки не годится. Потому что «самый главный дурак» – председатель домкома – работает на поверхностном уровне: пытается перестроить общественные отношения – надстройку, говоря по-марксистски, и делает это глупо, примитивно и суетливо, настоящая жизнь всё равно течет мимо него, утекает, как вода через пальцы. Но об этом – в следующей публикации. А вот Филипп Филиппович работает на глубинном уровне, с базисом, пытаясь переделать саму природу человека. Это – глубинная и куда более страшная революция. Ленин, Троцкий и Свердлов были бы невозможны, если бы в свое время не появился Чарльз Дарвин с его теорией происхождения человека от обезьяны, а значит с целым веером криминальных возможностей. И не только бесплодных попыток скрестить человека с обезьяной. Но и с куда более «плодотворными» теориями – атеизма, материализма, расизма и, отметим, социал-дарвинизма, неразрывно связанного с такой квазинаукой, как евгеника. А ей-то и предан всей душой Филипп Филиппович: «Я заботился совсем о другом, об евгенике, об улучшении человеческой породы. И вот на омоложении нарвался!»

Гальтон намеревался сделать евгенику, которая, по его мнению, подтверждала право англосаксонской расы на мировое господство, «частью национального сознания, наподобие новой религии»

А теперь небольшой экскурс в то, откуда пошла есть евгеника и к каким последствиям она привела. Родоначальником ее явился некий Фрэнсис Гальтон, двоюродный брат пресловутого Чарльза Дарвина. Именно Гальтон придумал термин «евгеника». Под евгеникой он подразумевал научную и практическую деятельность по выведению улучшенных сортов культурных растений и пород домашних животных, а также по охране и улучшению наследственности человека. У читателя может возникнуть вопрос: ну и что? разве это не благородная деятельность, которой занимаются и генетика, и селекция? Не скажите. Гальтон считал, что существуют народы с положительным набором генетических признаков и, соответственно, с набором отрицательных. Следовательно, первые имеют полное право управлять вторыми. Гальтон намеревался сделать евгенику, которая, по его мнению, подтверждала право англосаксонской расы на мировое господство, «частью национального сознания, наподобие новой религии».

Да и сам Дарвин баловался идеями социального дарвинизма. Вот что он пишет: «В недалеком будущем, возможно – уже через несколько сотен лет, цивилизованные расы целиком вытеснят или уничтожат все варварские расы в мире».

Однако даже если вы – добрый англичанин, не надейтесь, что это автоматически дает вам право управлять миром. Ведь Гальтон проводил не только расовое, но и социальное членение общества. Соответственно, если вы принадлежите к классу предпринимателей или к дворянству, если вы – джентльмен, значит, у вас подходящее происхождение, должный набор генетических признаков, дающих вам право на мировое господство. Напротив, если вы – бедняк, значит – сами виноваты, у вас дурная наследственность. И ваше место внизу. А вообще-то бедняков и бродяг лучше стерилизовать.

В ХХ веке подобные идеи вышли на государственный уровень. Программа стерилизации бродяг, преступников, алкоголиков, сумасшедших была запущена в США несколько раньше Гитлера: он явился лишь учеником англичан и американцев, хотя учеником способным.

В 1932 году один из ученых специалистов-евгеников прямо заявил следующее:

«Нет никакого сомнения, что если бы в Соединенных Штатах закон о стерилизации применялся бы в большей мере, то в результате меньше, чем через сто лет, мы ликвидировали бы по меньшей мере 90% преступлений, безумия, слабоумия, идиотизма и половых извращений, не говоря уже о многих других формах дефективности и дегенерации. Таким образом, в течение столетия наши сумасшедшие дома, тюрьмы и психиатрические клиники были бы почти очищены от своих жертв человеческого горя и страдания».

Адольф Гитлер распространил этот принцип не только на пауперизированный и преступный мир, но и на целые народы. По его приказам стерилизовали умственно больных, преступников, а также евреев, цыган… Но стерилизации оказалось недостаточно, и тогда в ход пошла эвтаназия – блаженная смерть, или благостное убийство. По приказу Гитлера физически уничтожались умственно отсталые граждане Германии, а затем и других стран, в том числе и на оккупированной территории Советского Союза.

«Ну и что?» – спросите вы. Все это так называемая негативная евгеника, а профессор Преображенский – сторонник евгеники позитивной, улучшающей, прогрессивной. Дорогие друзья, уже сам факт истребления Шарикова в конце повести показывает, что, увы, профессор Преображенский и его верный ассистент Борменталь не были чужды негативной генетики – истребления лиц, не соответствующих известным параметрам. И по своим воззрениям, увы, профессор Преображенский вполне вписывается в идеологию социал-дарвинизма. Но подробнее об этом – в следующей публикации.

«К чему такие соблазнительные биологические экскурсы на страницах православного издания, отец диакон?» – могут поинтересоваться просвещенные читатели. Отвечаю: по причине той страшной биологической революции, которую мы наблюдаем. По причине грандиозного развития биотехнологий, генной инженерии, огромных успехов медицины и биологии в целом, с одной стороны. И по причине потрясающей общественной безнравственности и преступной глупости в этом вопросе – и не только за рубежом, но, к сожалению, и у нас, в России. В 1990-е годы как дикую нелепицу я выслушивал рассказ одного архимандрита о его православном друге в Америке, тяжело страдавшем от своего начальника, который решил стать… начальницей. Но сейчас в Государственной Думе пресерьезно дебатируется возможность о внесении закона о замене двух полов – мужского и женского – на… пять. «Что это значит?» – спросил один недалекий депутат. «То, что в Госдуме будет пять туалетов», – ответили ему.

Да, как справедливо заметил профессор Преображенский, разруха не в клозетах, а в головах граждан. Добавим, в этой головной разрухе Филипп Филиппович поучаствовал изрядно.

Ведь начинают революцию благостные профессора и писатели – «старики в душистых сединах», интеллектуалы – разные там человеколюбы Руссо, Толстые, Милюковы, Дарвины, Вороновы и Ивановы. Ее лишь заканчивают мясники типа Фуше и Ягоды, уголовка, вроде Клима Чугункина, или местечковая шушера, наподобие Швондера. И сын кафедрального протоиерея Преображенский – символ. Как духовной подготовки революции октября, так и февраля 1917 года. Но об этом – в следующей статье.