Претерпевшие до конца

Святой Император Николай II в ссылке

Как яркие звезды сияют на церковном небосклоне святые царственные страстотерпцы. Тех, кто их презирал, гнал и мучил при жизни, было много; тех, кто почитает и любит ныне, – вероятно, еще больше. Но очень мало было тех, кто оказывал им свою любовь во время их уничижения, и еще меньше – тех, кто решился сам разделить с ними их крест. Их имена должны быть золотыми буквами начертаны в нашей памяти.

Первое испытание на верность

Анна Степановна Демидов

8 марта 1917 года государыне было объявлено об ее аресте, а также о том, что все придворные и слуги свободны покинуть царскую семью. На принятие решения давалось два дня. Повар Иван Михайлович Харитонов, несмотря на то что у него была большая семья, сразу же заявил, что остается при императоре. Так же поступили Анна Степановна Демидова и помощник дядьки цесаревича Клементий Григорьевич Нагорный.

Графиня Анастасия Васильевна Гендрикова в последних числах февраля выехала к тяжело больной сестре в Кисловодск, однако, узнав о произошедших в Петрограде событиях, спешно вернулась в Царское Село. Она прибыла в Александровский дворец лишь за несколько часов до того, как он стал тюрьмой. В дневнике она записала: «Слава Богу, я успела приехать вовремя, чтобы быть с ними».

Гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков

«Если бы у царя было больше таких дворян…»

В первой половине июля 1917 года на заседании Временного правительства было принято решение о перевозе царской семьи в Тобольск.

«Будущее больше не страшит, не беспокоит»

За два дня до отъезда Анастасия Гендрикова сделала в своем дневнике такую запись: «Будущее больше не страшит, не беспокоит. Я так чувствую и так доверяюсь тому (и так это испытала на себе), что по мере умножения в нас страданий Христовых, умножится Христом и утешение наше».

Граф Илья Леонидович Татищев

Каждый из подданных, как мог, старался помогать царственным страдальцам. Василий Александрович Долгоруков вместе с доктором Боткиным неоднократно ходатайствовали о том, чтобы царственным узникам предоставили более свободный режим и разрешили им прогулки по городу. Многократно обращался князь с просьбами о денежной помощи к своему отчиму, графу П. К. Бенкендорфу. Повар Иван Михайлович Харитонов, когда начал ощущаться недостаток в средствах, стал ходить к богатым купцам и просить товары в долг. Клементий Григорьевич Нагорный, который к тому времени стал, взамен А. Е. Деревенко, дядькой цесаревича, особенно много делал для Алексея Николаевича: он участвовал во всех его играх и затеях, постоянно дежурил при нем во время приступов его болезни, носил в случае необходимости на руках. Анна Степановна Демидова, как прежде, неустанно служила императрице.

«Господь охраняет от отчаяния…»

Передача семьи Романовых Уралсовету. Художник: В.М. Пчелин, 1927 г.

После того как власть захватили большевики, содержание заключенных, хотя и не сразу, значительно ухудшилось. Царской семье выделялось (из их же собственных капиталов!) 4200 рублей на всю семью в месяц (для сравнения: до этого расходы семьи составляли около 20–25 тысяч рублей ежемесячно).

Однако арестованные старались переносить трудности своего положения с большим достоинством, терпением и смирением. О внутреннем состоянии членов царской семьи могут свидетельствовать письма государыни того периода. Так, в одном из них она писала о радости и тишине, которыми Бог наполняет ее душу: «Разве это не чудо! Не ясна ли в этом близость Бога. Ведь горе бесконечное, – все, что люблю, страдает, счета нет всей грязи и страданьям, а Господь не допускает унынья: Он охраняет от отчаянья, дает силу».

Графиня Анастасия Васильевна Гендрикова

Между тем 22 апреля из Москвы прибыл чрезвычайный комиссар ВЦИК Яковлев, для того чтобы вывезти семью из Тобольска. Поскольку наследник был в то время серьезно болен, с ним остались три великих княжны и несколько слуг. Государь, императрица и великая княжна Мария Николаевна вынуждены были покинуть Тобольск. Вместе с ними в неизвестный для них путь отправлялись также князь Долгоруков, доктор Боткин, камердинер Чемадуров, лакей Седнев и Анна Демидова. Сохранилось свидетельство Гиббса о том, что Анне Степановне нелегко было решиться на такой шаг. В вечер перед отъездом она простодушно призналась ему: «Ох, господин Гиббс! Я так боюсь большевиков. Не знаю даже, что они с нами сделают». Однако она нашла в себе силы преодолеть этот страх и разделить судьбу царственных страдальцев до самого мученического конца.

30 апреля, после неоднократной смены маршрута, поезд наконец прибыл в Екатеринбург, причем князь Долгоруков был сразу же отделен от остальных и отправлен в арестный дом № 2 (ныне – здание Центральной городской клинической больницы № 1).

Начало развязки

Царевич Алексей с матросом Нагорным. Могилев, 1910 г.

Известно, что на пароходе комиссар Н. Родионов запирал по ночам цесаревича в каюте, против чего очень протестовал Клементий Григорьевич. Большевики же матроса Нагорного просто ненавидели. Больше всех против него настроен был матрос Павел Хохряков. «Иначе и быть не могло, – отмечал впоследствии полковник Кобылинский, – один – “краса и гордость русской революции”, а другой – преданный Семье человек, глубоко любивший Алексея Николаевича и им любимый. За это он и погиб…».

23 мая великие княжны, Алексей Николаевич и все, кто их сопровождал, прибыли в красную столицу Урала. Согласно постановлению Уральского областного совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, генерал Татищев, графиня Гендрикова, госпожа Шнейдер и камердинер Волков были арестованы и прямо из поезда отправлены в арестный дом. Графиню Гендрикову и госпожу Шнейдер поместили в общую больничную камеру – обе женщины были больны. Рядом с арестным домом находилась действовавшая еще в то время Симеоновская церковь-школа. Узников водили в нее каждое воскресенье, причем служили там и заключенные священники. Богослужения проходили благоговейно и торжественно, многие плакали.

Клементий Григорьевич Нагорный вместе с немногими слугами был допущен к царской семье. Он до конца оставался заботливым слугой и отважным телохранителем юного цесаревича. Защищая интересы Алексея Николаевича, он требовал оставить тому не одну, а две пары сапог, чтобы мальчик имел возможность сменить обувь, если она намокнет; превозмогая собственную усталость, с усердием и любовью служил цесаревичу днем и ночью, когда тот болел. Когда помощник коменданта дома Ипатьева Мошкин хотел было забрать себе висевшую над кроватью наследника золотую цепочку с крестиками и образками, Клементий вместе с Иваном Седневым остановили вора. Мошкин им этого не простил: всего через четыре дня после приезда царских детей в Екатеринбург обоих слуг арестовали и заключили в тюрьму. 28 июня их расстреляли с группой заложников. Незадолго до этого, 10 июня, были убиты Василий Александрович Долгоруков и Илья Леонидович Татищев.

Ипатьевский дом

Дом Ипатьева после расстрела Царской Семьи

Слугам предложили покинуть арестованных, но никто на это не согласился

Царским слугам, остававшимся в доме Ипатьева, большевики снова предложили покинуть арестованных, но никто на это не согласился. Чекист И. И. Родзинский впоследствии рассказывал: «Вообще, одно время после перевода в Екатеринбург была мысль отделить от них всех, в частности, даже дочерям предлагали уехать. Но все отказались».

Условия жизни в доме Ипатьева были несравненно более тяжелыми, чем в Тобольске. Здание обнесли двумя высокими дощатыми заборами, окна замазали белилами. Караульные вели себя грубо и разнузданно. В любое время они имели доступ во все комнаты, а в спальне великих княжон была даже снята дверь. Вообще, над юными царевнами постоянно всячески издевались: к ним приставали с самыми непотребными шутками, «сопровождали» их, когда те шли в уборную и обратно, в их присутствии нецензурно ругались.

Пищу царственным узникам доставляли из столовой, часто несвоевременно и один раз в день. Были случаи, когда приносили только то, что оставалось от комиссаров и солдат. Трапезы проходили за столом без скатерти, иногда на семь человек подавалось пять ложек. Порой во время обеда подходил какой-нибудь красноармеец, лез ложкой в миску с супом и говорил: «Вас все-таки еще ничего кормят». Иван Михайлович Харитонов, придворный повар, чем мог, старался исправить положение. Он сумел отремонтировать дымившую ранее плиту и сам стал готовить, насколько это было возможно, питательную и вкусную еду.

Все чувствовали себя одной большой семьей

В условиях заключения все чувствовали себя как бы одной большой семьей – вместе трудились, вместе ели и отдыхали. Молились также вместе. Согласно показаниям бывших охранников дома Ипатьева, все узники вставали около 8–9 часов утра, «собирались в одну комнату и пели там молитвы».

На пороге Царствия Небесного

Доктор Евгений Сергеевич Боткин

От имени членов августейшей семьи доктор Боткин обращался к коменданту Авдееву с просьбой о совершении богослужений, однако за все время были получены разрешения лишь на пять служб. Для их совершения приглашались клирики екатеринбургского Екатерининского собора. Последнее богослужение состоялось 14 июля 1918 года – за два дня до убийства. Когда диакон запел «Со святыми упокой», то государь, а вслед за ним и все присутствовавшие, опустились на колени.

Слуги приняли мученическую кончину вместе с царской семьей

Слуги до конца остались верными святым царственным страстотерпцам и вместе с ними приняли мученическую кончину. В ночь с 16 на 17 июля, в канун праздника святого князя Андрея Боголюбского, все они были зверски убиты в подвале Ипатьевского дома.

Вскоре приняли страдальческую кончину графиня Анастасия Васильевна Гендрикова и гоф-лектриса Екатерина Адольфовна Шнейдер: они были убиты в Перми в ночь на 4 сентября. «Анастасия Васильевна Гендрикова, как глубоко религиозный человек, не боялась смерти и была готова к ней, – писал генерал М. К. Дитерихс. – Оставленные ею дневники, письма свидетельствуют о полном смирении перед волей Божьей и о готовности принять предназначенный Всевышним Творцом венец, как бы тяжел он ни был. Она убежденно верила в светлую загробную жизнь и в Воскресение в последний день, и в этой силе веры черпала жизненную бодрость, спокойствие духа».

Преданные слуги царственных страстотерпцев до конца сохранили в своем сердце любовь и верность царской семье. Разделив с ней все скорби и тяготы заключения, особенно сблизившись с царственными страстотерпцами в тот период, они прониклись и их высоким духовным настроением. Благодаря этому, верим, и ныне они также вместе с ними светло радуются в Царствии Небесном.