Митрополит Афинагор (Пекштадт): «Многие в Бельгии живут так, как будто Бога нет»

Митрополит Афинагор (Пекштадт)

Так получилось в ходе моих интервью в Европе, что с отцом нынешнего митрополита Бельгийского Афинагора — священником Игнатием Пекштадтом — я встретился гораздо раньше, чем с самим владыкой (в 2007 году, в бельгийском Генте). В то время владыка Афинагор был викарным епископом Бельгийской митрополии, которую возглавлял этнический грек — митрополит Пантелеимон (Контояннис). После ухода на покой владыки Пантелеимона управление Православной Церковью Вселенского Патриархата в Бельгии, Нидерландах и Люксембурге было поручено владыке Афинагору. Это произошло в ноябре 2013 года.

Конечно, много воды утекло и немало событий произошло с момента моего давнего приезда в Гент, да и с момента многих прошлых встреч 8–11–летней давности в других городах Бельгии. Отец Игнатий отошёл ко Господу. Его сын, владыка Афинагор, больше четырёх лет управляет православными приходами в странах Бенилюкса. Уроженец Гента, коренной фламандец, он стал во главе Митрополии, которая раньше носила преимущественно греческий характер, но сейчас всё более теряет моноэтничность благодаря обращению в Православие местных жителей.

Евросоюз и церкви

Владыка Афинагор, помимо руководства Бельгийской митрополией, также является руководителем представительства Вселенского Патриархата при Европейском Союзе. Несколько лет представительство было единственным «православным офисом» при европейских учреждениях в Брюсселе, но затем свои офисы открыли Элладская, Кипрская и Румынская Православные Церкви. Представительство Русской Церкви в Брюсселе было открыто в 2002 году, однако сейчас в столице Бельгии нет постоянного сотрудника. Представитель РПЦ игумен Филипп (Рябых) проживает в Страсбурге и в Брюссель ездит время от времени, по мере надобности.

По мнению владыки Афинагора, нет никакой необходимости иметь в Брюсселе столько православных представительств. Впрочем, митрополит это объясняет в большей степени с позиции своего Патриархата, претендующего на определённую роль в Европе.

— Наш офис открылся в январе 1995 года, мы приобрели отдельное здание, — говорит владыка Афинагор. – Но сейчас в Брюсселе слишком много представительств Православных Церквей. Не вижу в этом особого смысла, ведь ранее мы могли функционировать в рамках одной платформы. Зачем тратить деньги на покупку здания в Брюсселе, в котором работают два человека, если, к примеру, вы можете за 2-3 часа прилететь в город из любой европейской страны на заседание или встречу?

— Но вам не кажется, что сам уровень этих встреч стал снижаться? Сейчас на ежегодные встречи с лидерами религиозных организаций приходит не президент Еврокомиссии, а вице-президент.

— Думаю, причина в том, что сейчас в Евросоюзе за диалог с религиозными организациями отвечает первый вице-президент Еврокомиссии (не президент, как было ранее). Поэтому он и присутствует на мероприятиях. Вряд ли это является признаком снижения уровня диалога.

— С другой стороны, на эти встречи стали приглашать меньшее число религиозных лидеров, нежели ранее…

— Возможно, это связано с финансовым аспектом — ведь нужно платить за размещение, проезд и так далее, — предположил владыка.

— У меня порой складывается впечатление, что за всеми этими встречами на высоком уровне нет никакой конкретики…

— Встречи проходят во исполнение соответствующей статьи Лиссабонского договора, по которому живёт Евросоюз. Но вы, пожалуй, правы в том, что за этими встречами нет конкретных дел, нет реализации конкретных проектов. Мы видим, что хорошие инициативы приветствуются, но, порой, дальше приветствий дело не идёт, — резюмировал митрополит.

Секуляризм в действии

С Владыкой хотелось поговорить о многом. Всё-таки он служит в одной из самых либеральных стран Европы, в которой легализовано практически всё, что идёт вразрез с христианской нравственностью: аборты, однополые «браки», эвтаназия. В Бельгии также регистрируются случаи дискриминации христиан. Например, в декабре прошлого года в Льеже в местных отделениях «Красного Креста» потребовали убрать распятия и изображения креста – якобы христианские символы подрывают принцип «религиозной нейтральности». Были в стране и другие, не очень приятные для христиан моменты.

Но есть и некоторый парадокс: бельгийское государство, несмотря на свою либеральность, официально признало Православие и даже оказывает православным финансовую поддержку. При этом митрополит Афинагор представляет государству интересы всех православных Бельгии. Мне, конечно, хотелось узнать, что делают православные для того, чтобы остановить ползучую дискриминацию христианства — заметную как в Бельгии, так и во многих других странах Европы.

— Нужно понимать, что мы живём в полностью секуляризированной стране, — сказал владыка Афинагор, комментируя примеры дискриминации христиан. — Многие люди живут так, как будто Бога нет, они настроены против Церкви. И нам очень сложно на что-то влиять. Да, мы проводим встречи, совещания с другими христианскими церквями, обсуждаем эти проблемы. Но в Бельгии государство не только признаёт шесть основных религий — оно также признаёт гуманистов, которые организованы наподобие религиозного сообщества (хотя верят не в Бога, а в человека). Гуманистов поддерживают масоны в Парламенте и правительстве. Иногда складывается впечатление, что нас они хотят вышвырнуть на задворки.

— Я, конечно, понимаю, что в руководстве Бельгии немало противников церкви и христианства. Но ведь есть и сторонники, не так ли?

— Да, есть. Сейчас, например, мы обсуждаем вопрос о том, чтобы получить право трансляции литургии по телевидению. Наши оппоненты говорят, что этот вопрос не является приоритетным для телевидения. Но почему мы должны смотреть по телевизору только футбол, концерты или передачи о природе? Мы тоже имеем право что-то требовать, так как являемся частью общества.

— Пытались ли вы что-то предпринять, чтобы изменить бельгийские законы? Сделать их более христианско-ориентированными. Например, в области семьи или сфере, связанной с абортами.

— Закон о легализации абортов был принят в 1990 году — я тогда ещё был молодым диаконом. Король Бодуэн отказался подписать закон, мотивируя это, главным образом, своими религиозными взглядами. Тогда премьер-министр Бельгии, руководствуясь прецедентом времён Второй мировой войны, предложил королю отречься от престола на один день, чтобы закон могло подписать правительство. Король согласился. После этого в парламенте состоялось голосование о его возвращении на престол — и практически все депутаты проголосовали «за». Бодуэн рисковал своим троном, но депутаты поддержали монарха. Думаю, сейчас бы такого не произошло — парламентарии проголосовали бы против. Конечно, Католическая церковь выступала против принятия закона, но безуспешно. Когда принимался закон об эвтаназии, протестовали практически все религиозные организации. Безрезультатно. Политики заявили, что власть у них в руках.

— Видимо, ещё одно следствие господства секуляризма в бельгийской политике?

— Было время, когда в Бельгии доминировала Католическая церковь, и немалая власть была сосредоточена именно в её руках. Времена изменились. Сейчас действует принцип, что всё дозволено. Например, наш предыдущий глава правительства, Элио Ди Рупо, был открытым гомосексуалистом, состоял в «браке» с мужчиной.

— Нет ли в этой связи давления со стороны властей на Православную Церковь, которая по-прежнему сохраняет традиционно-христианский, библейский взгляд на семью и брак?

— Нет. В Бельгии Церковь отделена от государства. С одной стороны, согласно закону, мы должны с уважением относиться к тому, что есть люди с иным мышлением или образом жизни, отличным от нашего. С другой стороны, нас не могут принудить к венчанию однополых браков.

— Владыка, но вопрос ведь и в другом: можете ли вы в Бельгии открыто заявить, что, с христианской точки зрения, однополый брак — это греховно, идёт вразрез со Священным Писанием?

— Думаю, что да. Например, если мы скажем, что, в соответствии с церковной традицией и традицией, основанной на Писании, мы не можем одобрить однополые браки. Здесь, конечно, возникает ещё один вопрос, связанный с нашим диалогом с англиканскими церквями (я сейчас являюсь сопредседателем Международной комиссии по англиканско-православному диалогу). Как известно, у англикан есть священники и епископы — открытые гомосексуалисты. Что мы можем с этим поделать? Можно как-то реагировать, говорить, что нам это не нравится. Проблема, однако, в том, что гомосексуалисты есть и среди епископата Православной Церкви. Они, конечно, себя никак не афишируют, но они, увы, есть.

Впрочем, подумалось мне, здесь существует важное отличие: в Православии однополые «отношения» никто не считает нормой, но, наоборот, их признают тяжким, смертным грехом. В то же время у англикан, особенно в США и Британии, само понятие греха гомосексуальности стало более размытым и даже практически исчезло. Когда человек, называющий себя англиканским священником, не стесняется открыто говорить о своём однополом «союзе», от таких заявлений становится не по себе. Среди англикан первую главу Послания к Римлянам св. апостола Павла иногда называют «антигейским повествованием», но от этого строгие и предупреждающие слова апостола не становятся другими и не меняют свой ясный смысл и звучание.