«Мы должны быть благодарны тем, кто воевал и победил»

«В последние годы отец очень любил разводить розы. Из крымского совхоза «Красное» выписывали разные сорта, он высаживал их вокруг дачи в Сосновке, где мы жили, и когда к нему кто-то приезжал, особенно из врачей, обязательно срезал для них розы — никого не отпускал без букетика», — когда Мария Георгиевна Жукова говорит о своем отце, ее глаза наполняются особым светом, и, вглядываясь в них, видишь великую любовь, а иногда кажется, что еще и слезы.

Ее рождение стало особым утешением, посланным Господом ее отцу накануне страшного испытания. Мария Жукова родилась в июне 1957 года, за полгода до того, как на октябрьском пленуме ЦК КПСС Никита Хрущев снял Маршала Победы с поста министра обороны и лишил всех должностей. Для Георгия Константиновича это был тяжелейший удар. Маршалу было тогда 60 лет. В кругу семьи он говорил, что выстоять ему помогли жена, ее любовь и рождение дочери.

Книга Марии Георгиевны «Маршал Жуков — мой отец», впервые вышедшая в 2006 году и с тех пор не раз переиздававшаяся, стала для многих ответом на вопрос, каким же на самом деле был полководец, приведший нашу страну к Победе. Ведь у маршала особая судьба — горячо любимый народом, он не только подвергался гонениям при жизни, но и был оклеветан после смерти.

— Потому что так праздновал свой день рождения сам отец. В своей книге «Маршал Жуков — мой отец» я затронула эту тему. Во второй половине 80-х нам позвонили из каких-то высоких инстанций – кажется, из ЦК – и сказали, что теперь официальной датой рождения будет первое, так как по каким-то астрономическим расчетам за век набегает погрешность в сутки, и теперь необходимо ее исправить. Не знаю, чья это была инициатива, но так и было сделано.

У нас же есть церковный календарь, и он незыблем: папа родился 2 декабря и был крещен по церковным канонам, на восьмой день, выпавший на 9 декабря, когда празднуется память Георгия Победоносца, в честь которого он и получил свое имя. Для людей православных будет понятна моя аргументация, для людей неверующих отсылки к церковному календарю ни о чем не говорят, но может быть, для них весомым будет тот факт, что отец сам праздновал свой день рождения именно второго.

— За последние годы вышло несколько телесериалов, среди героев которых есть маршал Жуков. Хочу спросить Вас о них — ведь для многих они стали источником если не познаний, то впечатлений об истории, тем более что их периодически повторяют. В «Ликвидации» вашего отца сыграл Владимир Меньшов, в сериале «Жуков» — Александр Балуев. Насколько создатели этих фильмов старались придерживаться истории?

Конечно, обе эти роли очень далеки от того образа отца, который есть в моей памяти. Он был совсем не таким. Моим сестрам Эре и Элле это тоже не нравилось.

Помню, как переживала, возмущалась, читала в интернете отзывы, которых было множество, весь спектр, начиная от хвалебных и заканчивая самыми ругательными, но вот что я поняла: каким-то неведомым путем Господь так преломил все в сознании многих людей, что они все равно увидели только хорошие качества, не обратив внимания на те искажения, которые я как дочь замечала.

У меня, конечно, обостренное восприятие всего, что связано с именем отца, потому что для меня он — очень высокий идеал.

Моя мама Галина Александровна была такой же — помню, как мы с ней, когда папа уже был болен, ходили на просмотры фильмов о войне, и она всегда ревностно говорила: «Мало показан мой муж!» — переживая, что ему не воздают должного. Жукова то очерняли, то периодически вспоминали о нем, но мама была неизменна в своем мнении, что в фильмах он был представлен неадекватно тому вкладу, который внес в Победу.

— В вашей книге можно прочесть поразительные, проникновенные слова, написанные о маршале Жукове архимандритом Кириллом (Павловым): «Печать избранничества чувствуется во всей его жизни... Промысл Божий избрал его быть спасителем России в тяжелую годину испытаний. Недаром Георгия Константиновича все русские люди любят как своего национального героя».

Мы знаем также, что после войны народ — именно народ! — назвал его Маршалом Победы. Помните ли вы примеры, показывающие народное почитание маршала Жукова?

— Я прожила с отцом 17 лет. С одной стороны, это, конечно, очень мало. С другой стороны, достаточно много, чтобы многое увидеть. Он был уже не у дел, ему не нужно было ездить на службу, он больше времени проводил дома, работая над воспоминаниями. Помню, как отец общался с людьми, которые к нему приезжали, к каким пиететом, уважением и безграничной любовью они относились к отцу.

Отца узнавали всегда и везде

В 1965 году его опала фактически прекратилась, он был приглашен на празднование 20-летия Победы в Кремль, и, начиная с этого времени по 1969 год, когда он заболел, отец бывал на публике: читал лекции, делал доклады о войне в ВУЗах, в министерствах. Помню, как однажды мы пошли на выставку, где был представлен его бюст работы скульптора Виктора Думаняна. Отца узнавали всегда и везде, хотя он и ходил в гражданском, — правда, иногда надевал четыре звезды Героя Советского Союза (он был единственным четырежды Героем).

И вот отовсюду к нему стали сбегаться люди, тут же откуда-то взялась милиция, стали делать оцепление, чтобы нас не смели, — меня начали оттеснять от родителей, помню, как мама тащила меня за руку из толпы и кричала милиционеру: «Это Маша! Это наша дочь!»

Мне было девять лет, я немного испугалась, но думаю, что отцу все это было приятно. Потому что, как ни старались власти его куда-то задвинуть, — а бывали времена, когда его даже не звали на торжественные мероприятия по поводу той или иной даты (помню его письмо Брежневу, в котором он с горечью говорил, что его подвергли остракизму и никуда не приглашают), — несмотря на это народ его помнил и любил.

Вспоминается еще один, немного забавный случай. Каждый год, обычно в конце сентября, мы ездили отдыхать в Гагры, где в распоряжение отца предоставляли красивый белый особняк на горе. Как и все мужчины на отдыхе, отец ходил в рубашке с коротким рукавом, летних брюках, сандалиях — и все равно народ его узнавал, всегда подходили, говорили теплые, восторженные слова: еще молоды были люди, которые или лично общались с ним на фронте, или видели его издалека, или слышали слова «где Жуков — там победа» (была такая поговорка у красноармейцев) и вдохновлялись его присутствием на фронте.

Каждое утро отец спускался к киоску «Союзпечать» за газетами — он всегда любил быть в курсе событий. Иногда свежие газеты привозили чуть позже. Как-то он сидел на лавочке и ждал, рядом присел какой-то мужчина и посетовал: «Говорят, тут отдыхает маршал Жуков с семьей. Так хотелось на него взглянуть, а все не получается». Они проговорили с полчаса, наконец, подвезли газеты, и, поднимаясь и глядя по сторонам, тот человек снова вздохнул: «Завтра уже уезжать — так я, наверно, Жукова и не увижу. Жалко!» «Да нет, — возразил отец, — Вы уже увидели и поговорили!» Тот ахал, охал — как же не узнал!

В этом восторженном преклонении и любви к отцу я и выросла и ни разу не видела, чтобы в отношении него народ проявлял злобность и несправедливость. Но бывало и другое.

В 1969 году был напечатан роман-эпопея «Блокада» Александра Чаковского. Отец читал все новинки и особенно о войне. Я взяла сегодня с собой тетрадку с записями отца и, если позволите, прочитаю. Вот что он пишет о «Блокаде», по пунктам:

«1.       Никаких протоколов заседаний ВС фронта не велось, да и самих заседаний не было. Что было? Обмен мнениями накоротке или за обедом.

2.         Командующий, Климент Ефремович Ворошилов, и потом я жили в квартире Жданова во дворе Смольного.

3.         А.А.Жданов: На ночь всегда уходил спать в бомбоубежище. Никакой там работы не велось, карт на стенах никогда не было, флажков – тем более. А.А. перехвален. Политбюро оценивало его деятельность тогда по-другому.

4.         Федюнинский во время советско-финской войны был в МНР (Монголии) – командовал 82 СД».

Почему я вспомнила Чаковского — может, это и не такой важный эпизод, но он многое показывает. Когда отец пригласил к себе Чаковского и выразил ему свои недоумения, — а у него были принципиальные замечания — Чаковскому это не больно понравилось: он себя вел, как мне показалось, заносчиво. А когда отца уже не стало, написал большую статью, передав все наоборот: что не он оправдывался перед Жуковым, а Жуков перед ним.

Такие неприятные моменты всегда бывали и еще будут, и именно архимандрит Кирилл (я очень почитаю его и бесконечно благодарна за то, что он несколько раз принимал меня в своей келье) дал мне камертон отношения к подобным вещам: к любви и нелюбви к моему отцу. «И в отношении вашего отца, и в отношении вас, — сказал батюшка, — будет много недоброжелателей. Но тех, кто испытывает любовь, будет несравненно больше». И когда я вижу какие-то выпады в адрес отца, неправду и порой дьявольскую злобу, то вспоминаю слова отца Кирилла. Он ведь прошел всю войну. Его келейница мне как-то сказала: у отца Кирилла есть две настольные книги, которые он читает всегда. Первая — это Евангелие, а вторая — «Воспоминания и размышления» маршала Жукова.

— Процитирую еще раз вашу книгу. «И в 20-м сложном веке Господь Иисус Христос невидимо обитал в сердцах полководцев». Богодухновенность — насколько она важна для полководцев и вообще государственных людей? Иногда кажется, что вполне достаточно, так сказать, профессиональных качеств.

— Любимая поговорка отца «на Бога надейся, но сам не плошай» как нельзя лучше показывает, что Господь людям и помогает, и просвещает их, и наставляет, и дает им силы, и физические, и духовные, и ведет к цели, но и человек тоже не статист. Господь видит сердце человека, его устремленность, его желание, усилия на избранном пути и подает свою помощь соответственно.

Я много размышляла над жизнью отца. Конечно, многое остается для меня неизвестным и непонятным, и я думаю, это нормально — всегда сохраняется какая-то тайна личности.

Но посмотрите, например, такой эпизод: во время битвы под Москвой, когда враг приблизился вплотную, и положение было отчаянным, отец не спал 11 суток. И, конечно, это Господь давал ему силы.

Сейчас ведь можно писать и говорить все, что угодно: давным-давно поумирали те люди, которые были с отцом на фронте, его соратники — маршалы, генералы, офицеры. Многие из них оставили свои воспоминания о Жукове, — не знаю, почему их не переиздают, – но я помню вечера памяти вскоре после его смерти, где все они выступали, и многие из них говорили об интуиции, о даре предвидения, о том, что решение, как действовать в том или ином случае, приходило к Жукову как озарение.

Он говорил: «Я всегда чувствовал, что нужен людям, что постоянно им должен».

— Должен? Он говорил — должен?

— Да! Это была его жизненная установка.

И говоря о соотношении человеческой воли и воли и помощи Божией, можно, наверное, сказать, что, видя способность так осознавать свой долг перед другими, готовность к жертвенному служению и такую решимость человека, Господь Сам ведет его.

Я могу говорить об отце бесконечно. Я вспоминаю его и как любящего папу — таким, каким он был дома. А он был удивительным. Родительское тепло, которое он мне дал, его любовь и нежность всегда со мной и всегда согревают меня. Иногда я очень скучаю по нему.

Недавно я разговаривала со своей знакомой о воспитании детей. Тема была такая: бывает, что когда у детей в подростковом возрасте формируются свои пристрастия и вкусы, родители относятся к этому строго и нетерпимо. И я начала вспоминать, как это было с моим отцом.

Когда я родилась, ему было 60 лет — он был умудренным человеком. На даче в Сосновке, где мы жили, стояла огромная «бандура» — радиоприемник на высоких ножках, а сверху под крышкой — проигрыватель. В те годы выходил журнал «Кругозор» с такими гибкими голубыми пластиночками — может быть, помните, а на них — новинки: «Битлз», «Саймон...

— и Гарфункель».

— Мы с подружками вырезали их и слушали. Это был класс седьмой-восьмой-девятый. По 10-20 раз крутишь разные пластинки. Подходишь к отцу: «Пап! Пойдем — мне очень нравится песня, я тебе ее хочу проиграть, а ты послушай!» Сажаю его рядом с этим проигрывателем и завожу «Битлз», например. «Пап, ну как тебе?» — «Хорошо, понравилось». Хотя, может, ему и не очень понравилось...

При этом он был достаточно строг: любовь ведь не исключает строгости. Он зорко наблюдал, с кем я общаюсь, и отсекал дурное влияние.

Была одна девочка, — моя ровесница — которая иногда гостила у нас на даче, и однажды, после того, как она уехала, отец сказал мне: «Машенька, ты с ней общаться не должна». «Как это, не должна?!» «Да, после того, как она уезжает, ты становишься другой» (я дерзить начинала). Но как я защищала ее тогда, обижаясь на отца! А сейчас, уже зная и дальнейшую жизнь этой девочки, понимаю, что отец был прав.

Он знал, что говорил.

— Именно благодаря ему Вы пришли к вере?

— Незадолго до смерти он посадил меня рядом с собой и сказал: «Скоро я умру, но с того света я буду наблюдать за тобой и в трудную минуту к тебе приду». Много раз потом я вспоминала этот разговор, размышляла над его словами — именно ими он перекинул для меня мостик из земной жизни в жизнь вечную.

Помню, как познакомилась с иеромонахом Тихоном (Шевкуновым), — это произошло в январе 1992 года в мастерской у скульптора Вячеслава Михайловича Клыкова. К тому моменту я уже покрестилась — долго и осознанно к этому шла — и много лет вынашивала в себе два вопроса, на которые у меня не было ответа. Во-первых, отца сожгли вопреки его воле, а я от кого-то услышала, что душа от этого мучается, и мне хотелось выяснить, правда ли это.

Второй вопрос, который беспокоил меня, наверное, не один год — что означают вышеприведенные слова отца, что он будет наблюдать за мной с того света? Как это может объяснить именно священник? Но видимо, я робела вот так запросто подойти в церкви к священнику и поговорить с ним об этом. А тут такая возможность — к Клыкову приехал отец Тихон и сразу расположил к искреннему, без всяких обиняков разговору.

Я спросила его о словах отца, он ответил: «Они говорят о том, что он как православный христианин верил в бессмертие души, а вы должны о нем молиться». И добавил, что в Донской монастырь, насельником которого он тогда был, приходила группа офицеров, заказывали поминовение о маршале Жукове. «О нем молятся», — отец Тихон так многозначительно это сказал, что я поняла: он тоже имеет к этому некое отношение.

На вопрос, страдает ли душа отца от того, что его сожгли (а он хотел быть похоронен в земле, по-христиански, но даже просьбу близких родственников — я тогда звонила Брежневу — не учли) отец Тихон ответил, что это неправда, указав на множество христианских мучеников, которых тоже сжигали.

— Тогда, в девяностые, вам было непросто — чего только не начали писать о маршале Жукове. Почему это происходило?

— Нашим врагам было нужно разрушить самосознание нашего народа. Разрушить духовные опоры, скрепы, если хотите.

История показывает, что народ не ошибается, выбирая своих героев, — хотя, конечно, могут быть какие-то расхождения в деталях. Когда я работала над книгой об Александре Суворове, то встречалась с тем, что существуют разные легенды, рассказы, различающиеся в каких-то частностях, но самое главное — это дух.

И народ всегда это чувствовал — кто по духу заслужил остаться в памяти народной, с кого надо брать пример.

А нам всем этим очернением пытались доказать, что, дескать, вы этих людей почитаете, ставите на пьедестал, а совершенно напрасно. И каждому надо было приклеить какой-то ужасный ярлык. Тогда и возник этот набор мифов о Жукове, которые можно перечесть по пальцам.

И процесс этот не закончился и никогда не закончится, хотя в 90-е годы нам и пытались внушить, что у России нет врагов, вокруг одни друзья. Но вся история показывает, что у нас всегда были враги, и по известному выражению Александра III, у России есть лишь два союзника — это ее армия и флот.

Назовем вещи своими именами: мы столкнулись с клеветой. Давайте перечислим эти мифы.

Миф номер один — Жуков «воевал не уменьем, а числом». «Мясник». Договорились до того, что солдаты якобы называли Жукова «катафалком». Мол, куда Жуков на фронт ни приедет, — а у него было в обычае перед наступлением приезжать на передовую, он лично все проверял, даже по-пластунски ползал, не боялся и однажды едва не попал под мину, был сильно контужен, — везде будут большие потери. Когда я впервые это прочла, то, мягко говоря, очень удивилась.

Вы подумайте сами — сказать, что слово «катафалк» присутствовало в лексиконе фронтовиков в годы войны, совершенно невозможно. Это узкоспециальное слово. То есть совершенно очевидно, что это придумано в 90-е годы и вброшено какими-то троллями.

Еще одно обвинение — Жуков вывозил трофеи из Германии. Недавно случайно — друзья позвонили — по ТВЦ увидела сюжет о Жукове: в нем говорилась, что у Конева, и сейчас это доказано, потерь было больше чем у Жукова, — это как раз к развенчанию мифа, что у него гибло много солдат, — а потом все равно завели о «трофеях».

И хотя на тему «трофеев» все уже вроде сказано, приведены факты — и в том числе его объяснительная записка, в которой говорится, что вагоны с мебелью шли для оборудования государственных дач МГБ, — нет, все равно: сидит историк Юрий Жуков и рассказывает про 17 вагонов... Не для себя отец старался!

Или история с портретом работы Василия Яковлева: якобы Жуков распорядился повесить его на видное место в музее Вооруженных Сил. Боже мой! Жукову тогда вообще не до этого было — 45-46 год, Победа, он — Главноначальствующий советской военной администрации в Германии. Что он, заказал портрет, чтобы изобразить себя любимого? Думал о том, кто и куда его портрет повесит?

А знаете, откуда это все? Материалы октябрьского пленума ЦК 1957 года — того самого, на котором Хрущев снимал отца с должности министра обороны. Сейчас они рассекречены, можно почитать — я о том, что Жуков «изобразил себя» на том портрете в подобии Георгия Победоносца. Я думаю — ну сколько уже можно?

Еще один миф — слова, которые он якобы сказал Эйзенхауэру: «бабы еще нарожают». У нас в библиотеке сохранился перевод мемуаров Эйзенхауэра, — отцу специально сделали экземпляр — но там нет этих слов!

Кстати сказать, этот миф был развенчан и с другой стороны — а ведь много писали, что Жуков «посылал пехоту на минные поля» и плевал на «большие потери». А ветераны возмущались и говорили, кроме прочего, что человеческого веса недостаточно, чтобы взорвалась противотанковая мина. Этот миф рожден там же, где и прочие.

Когда я впервые услышала фразу «бабы еще нарожают», меня это потрясло. Ведь отец не был циничным человеком! А такое мог сказать только циник, которому абсолютно безразличны человеческие жизни.

Но меня очень радует историк Алексей Исаев. Много лет он занимается этой темой, пишет о Жукове книги. И вот он, в частности, говорит — посмотрите приказы!

Клеветники рассчитывают на аудиторию, которая судит поверхностно и не будет искать документальных подтверждений. А ведь существуют приказы отца, в которых как раз и отражена реальность.

Чем Жуков стоял выше других мемуаристов, когда писал свои воспоминания? Он очень серьезно работал с документами. У меня в архиве сохранились многие копии его приказов, для него делали в Подольском архиве. Помню, например, один его приказ, — кажется, начала 42 года — в котором говорится, что каленым железом надо выжигать безответственное отношение к сбережению людей. Массу подобных приказов можно привести.

Клеветники ссылок на свои источники не приводят — потому что их нет.

Клеветники ссылок на свои источники не приводят — потому что их нет.

И, слава Богу, есть такие порядочные историки, как Алексей Исаев, которые способны таким, как Резун, миллионными тиражами выпускавший свои насквозь лживые книжки, ответить аргументированно.

Исаев — замечательный историк, еще и обладающий интуицией — как будто он был знаком с Жуковым, а это тоже дар, и редкий.

— А что вы посоветуете прочитать или посмотреть людям, которых запутали эти мифы?

— Тем, кто не говорю что поверил, но был ими смущен, очень полезны будут книги Алексея Исаева — он прекрасно развенчивает эти мифы. А тем людям, которые хотят узнать, каким Жуков был на самом деле, советую посмотреть интервью, записанное у нас на даче Константином Симоновым в 1966 году — эта запись есть в интернете. Слава Богу, эта пленка сохранилась.

Потом Симонов писал в воспоминаниях, что накануне Жуков ездил на рыбалку — он же был заядлый рыбак — и подвернул ногу. А в этой записи есть кадры, как они идут по дорожке возле нашей дачи — отец в сером кителе, в фуражке — и, честно говоря, когда я их просматриваю, любуюсь им. Во-первых, он в прекрасной для такого возраста физической форме, — ведь ему было уже 70 — а во-вторых, радостно видеть его лицо, всегда такое просветленное.

И видно, какую душевную боль он испытывает, рассказывая о войне. Он вспоминает эпизод, произошедший, когда его назначили командующим Западным фронтом. Отчаянное положение было тогда под Москвой. И вот в какой-то деревне, завидев женщину на пепелище, — у нее разбомбило дом — он спросил у нее дорогу (искал штаб фронта). Женщина не ответила, а соседка сказала: не спрашивайте ее, у нее такое горе, погибли внуки!

Сколько угодно можно обвинять его в том, что он «мясник», не жалел солдат и прочая. Но посмотрите, с какой болью он рассказывает об этой женщине!

Он через сердце пропускал людскую боль. Ведь только когда он умер, мы узнали, что у него было семь или восемь инфарктов — такие были рубцы на сердце. А он только два раза лежал в больнице с инфарктом — остальные, очевидно, перенес на ногах.

— Расскажите о надписи, которую он сделал для вас на своей книге.

— На первом издании, было такое — толстый кирпич в красной суперобложке, который, кстати, ветераны больше всего ценили, — он написал мне: «В надежде на то, что ты станешь достойной патриоткой нашей Родины».

Это не только слова отца — это вся наша жизнь. И домашнее, и школьное образование, и воспитание — все было проникнуто патриотизмом, то есть любовью к Родине. Сейчас, слава Богу, я вижу, что это возвращается, хотя много лет любовь к Родине всячески поносилась, а слово «патриотизм» вообще чуть ли не стало ругательным.

Наверное, прежде чем оставить это посвящение, отец думал о том, что нужно написать особо важные слова, — как своего рода духовное завещание дочери. И конечно, они много для меня значат и много подразумевают.

Но самое главное, что нас учит — это пример. Вот передо мной был пример человека, который безгранично любил свою Родину. Как бы пафосно эти слова ни звучали, но это так. Им двигали любовь к своему народу и к своей Родине.

Как в Евангелии сказано, по плодам их узнаете их (Мф.7:16). Его плоды и дела останутся в веках — это победа в войне. И не только это... Но это главное.

Им двигали любовь к своему народу и к своей Родине.

В его книжке «Воспоминания и размышления» — он много рассуждал об этом в последние годы жизни — он пишет, что опять может наступить угроза для нашей страны, и сейчас мы это видим: «Никогда не следует забывать о том, что, пока существует империализм, остается и возможность возникновения новой мировой войны <…> Порох, как говорится, должен быть постоянно сухим. И уже не мы, отдавшие все, что могли, в минувших сражениях, а новое молодое поколение — вот надежда народа. Мое слово к вам, молодые люди — будьте всегда бдительны! День промедления в минувшей войне обошелся нам очень дорого. Теперь счет может идти на секунды».

И дальше: «…Среди вас живут бывшие солдаты. Относитесь к ним бережно. Я много раз видел, как солдаты подымались в атаку. Это нелегко — подняться в рост, когда смертоносным металлом пронизан воздух. Но они подымались. А ведь многие из них едва узнали вкус жизни. Девятнадцать-двадцать лет — лучший возраст для человека. Все впереди. А для них очень часто впереди был только немецкий блиндаж, извергавший пулеметный огонь. Конечно, они знали и радость победы в бою, боевую дружбу, взаимную выручку на поле боя, чувство удовлетворения от сознания, что выполняют священную миссию защиты Отечества. Советский солдат вынес тогда тяжкие испытания. А сегодня старая рана заговорила, здоровье шалит. Бывший фронтовик не станет вам жаловаться — не та закваска характера. Будьте сами предупредительны. Не оскорбляя гордости, относитесь чутко и уважительно — это очень малая плата за все, что они сделали для вас в 41, 42, 43, 44 и 45-м».

И вот что я подумала: отец тем самым призывает нас к благодарности.

Мне трудно судить о военных операциях, рассуждать о военной истории. Но одно я знаю точно: что мы все, и я в первую очередь, должны быть благодарны тем, кто воевал и победил. Это самое благородное чувство. Оно относится ко всем, кто отстоял для нас мир.