А все остальное сделает Бог

Россия и Болгария — две страны, исторические пути которых переплетаются с древних времен. Две близких, взаимообогащающих культуры. Две Церкви-сестры. Общаясь с болгарами, мы особенно ясно чувствуем и славянское родство, и единство православных народов — хотя мы и разные очень тоже.

Дни русской духовной культуры в Болгарии, Божественная Литургия в Успенском кафедральном соборе Варны. Сентябрь 2017 года

О нашем единстве и о разнице наших исторических судеб, о том, что дала Россия монаху из Болгарии, о том, почему нам так близки болгарские святые, а болгарам русские, наконец, о собственном жизненном пути митрополита Варненского и Великопреславского Иоанна — мы беседовали с ним после службы в нашем саратовском Старом соборе.

— Владыка, Россия пережила семидесятилетний период жестоких гонений и крайнего угнетения Церкви; когда он закончился, началось «второе крещение Руси», и сразу стало ясно, насколько трудное это дело — духовное возрождение. Историческая судьба Болгарии сложилась иначе, коммунистический период был на целое поколение короче, таких репрессий, как в России, не было. Но все же, как сказалась эта эпоха – эпоха соцлагеря — на Болгарской Церкви? С какими потерями она из нее вышла? Можно ли говорить о прерванной традиции? В какой ситуации находится Церковь, к которой Вы принадлежите, сейчас?

Саратов. Божественная Литургия в Свято-Троицком соборе. Октябрь 2017 года

— Конечно, если сравнивать судьбы двух Церквей-сестер, болгарской и русской, то Русская Церковь претерпела гонения, невиданные в истории, и мучеников у нее теперь — больше, чем у древней христианской Церкви. Болгарская Церковь тоже пострадала: можно сказать, что всем нашим иереям, монашествующим, архиереям, которые служили в это время, приходилось нелегко. И у нас тоже немало храмов было закрыто, взорвано, уничтожено, хотя и не столько, сколько в России.

Но история Болгарской Церкви — непростая, и коммунистический период — не первый и не самый большой период ее угнетения. Было ведь еще турецкое иго, почти пятьсот лет (1396-1878 – Ред.), когда немусульманское население было фактически бесправно, когда шла принудительная исламизация Болгарии, когда у Церкви не было никаких возможностей для развития: первое келейное училище у нас открыли в 1835 году. В России давно уже действовали Духовные Академии. Потом была непростая эпоха после освобождения от Османской империи: потом Первая мировая война, межсоюзническая война, балканская война — все это очень сложный период для Церкви. В царствовании царя Бориса III (1918-1943 – Ред.) Церковь успела сделать много для возрождения веры. Но в 1944 году пришла атеистическая власть. Коммунисты потихоньку внедряли свою идеологию в школы, в университеты, они успели внушить молодому поколению, что монастырь – это что-то вроде дома отдыха; что там нет никакого духовного труда, что там ничего серьезного не происходит с людьми, что монахи не молятся Богу на самом деле, а просто бездельничают. Выросло поколение людей, не знающих, что такое православная вера и что необходимо человеку для спасения души.

Да, события, произошедшие в Болгарии, не так страшны, как российские события, но они все-таки произошли и, безусловно, отразились на Церкви. И, если говорить о том, что нам необходимо в первую очередь делать сегодня — воспитывать молодежь. Нужно говорить с нею, отвечать на ее вопросы, нельзя ее бояться. Необходимо сделать так, чтобы дети изучали Закон Божий, чтобы они знали свою веру и усваивали те понятия, которые только в сердце живут; чтобы они входили в Церковь не со своим «я», а с доверием и послушанием ей, не пытаясь переделать Церковь на свой лад; чтобы они знали, что глава Церкви — Христос. Одна из главных наших задач — чтобы Закон Божий стал обязательным предметом в школах. Именно обязательным. Потому что у нас сейчас свобода выбора, и родители выбирают — компьютер, математику, физику, английский. Всё это хорошо, но вера — главное, что человек должен знать.

— А как обстоит дело в Болгарии, много ли молодежи в ее храмах? Приходы Русской Церкви хоть понемногу, но молодеют, и присутствие активных, творческих молодых людей в Церкви чувствуется все сильнее.  

— Да, здесь, в России, я много вижу молодых людей в церкви. Они не только приходят в храм, они задают вопросы, ищут пути духовной жизни. Молодые священники и монахи активно действуют сегодня в Русской Церкви. В Болгарии тоже есть искренняя верующая молодежь. Но ее меньше, и, я полагаю, нам нужно брать пример с Русской Церкви — развивать религиозное образование, перенимать ваш опыт организации воскресных школ. Я убежден, что развитие воскресных школ при болгарских храмах дало бы очень значимый результат. Пока у нас не очень много таких школ для детей и для взрослых. Сейчас у нас в Болгарии дети приводят в церковь своих родителей — потому что родители интересуются, что делают в храме их дети. Но родителям нужно помочь, поэтому школы для взрослых тоже очень важны.

— Коль скоро мы заговорили о детях, об их духовном просвещении — расскажите о собственном детстве, о том, как присутствовала в нем вера, как пришло к Вам решение поступить в семинарию, а затем — стать монахом.

— Мои родители — простые скромные люди, отец — военнослужащий, мама — экономист, бухгалтер. Глубоко религиозным человеком была моя бабушка по отцу, и моего отца в детстве часто причащали. И он знал всех духовников Болгарии тогда, в своем детстве, они, хотя и негласно, но посещали дом бабушки. И я тоже знал этих священников, это были достойнейшие люди. Они очень хорошо говорили нам о Боге, о вере.

Первые шаги к вере я сделал в детстве — благодаря тому, что занимался музыкой, играл на флейте. Рядом с нашим домом в Ямболе был храм святителя Николая. И когда я услышал церковное пение — я стал думать о тех людях, которые написали эту музыку и эти тексты. Что же это были за люди, что такое жило в них, что они смогли это написать? А когда я услышал знаменитый ангелогласный хор преподобного Иоанна Кукузеля, я понял, что не хочу ничего другого изучать — только эту музыку…

Хотя мои родители были скорее нейтральными по отношению к Церкви, чем воцерковленными людьми, я благодарен им за их отношение к моему выбору. Я не имел с ними проблем, они помогали мне и поддерживали.

— И приняли выбор сына — стать монахом?

— Отец сначала не был согласен. Мама согласилась. Бабушка говорила «Слава Богу — это благословение для нашей семьи». Папа как раз лежал в больнице, когда я стал монахом, и он очень это переживал. Но потом, когда мы встретились с ним — обнялись, обрадовались, и все было забыто. Это ведь непросто, нелегко для родителей — принять такой выбор сына или дочери. И мало кто из родителей легко и радостно благословляет свое дитя на такой путь.

И для меня самого этот вопрос не был легким, он решился не сразу — я размышлял об этом восемь лет. После военной службы я поступил в медицинский университет, но проучился в нем лишь четыре семестра — понял, что это не мое дело. И оставил университет, и поехал поступать в Софийскую семинарию. И вот тогда, в 1991 году встретился с будущим владыкой Лонгином, тогда еще иеромонахом и студентом богословского факультета. Это была прежде духовная Академия, но она стала богословским факультетом Софийского университета имени святого Климента Охридского. Иеромонах Лонгин много говорил мне тогда о монашестве. Для нас, болгар, было особенно важно то, что он лаврский монах. Он прекрасно служил — тогда, как и сейчас, прекрасно проповедовал. Он стал примером для меня; от него я получил представление о монашеской жизни.

Архимандрит Назарий Терзиев

Тогда же произошла и моя встреча с архимандритом Назарием (Терзиевым), который стал моим духовным отцом. Я сказал отцу Назарию, что у меня есть большое желание стать монахом, но я недостаточно еще знаю о монашеской жизни. И тогда он благословил меня поездить по разным монастырям, посмотреть, как они живут. Но чем больше я ездил и смотрел, тем лучше осознавал, что нужно вернуться в Кокалянский монастырь святого Архангела Михаила, к отцу Назарию.

Монастырь Архангела Михаила в Кокалянах

Мой выбор укрепляло еще и то, что в этом монастыре во время второй Мировой войны часто бывал владыка Серафим (Соболев), почти тридцать лет жизни которого прошли в Болгарии. Он ведь создал Русское Братство, помогавшее неимущим и больным русским эмигрантам; и Болгарская церковь отдала Кокалянский монастырь в распоряжение Русской Церкви на несколько лет. Это отдаленный монастырь высоко в горах, там спокойно, и владыка Серафим любил его посещать, любил служить в нем, общаться с братией.

В ноябре 1998 года я принял постриг с именем Иоанн в честь преподобного Иоанна Рыльского. После пострига я шесть месяцев жил в Кокалянах. В апреле следующего года епископ Макариопольский Гавриил рукоположил меня во иеродиакона, а через день — в иеромонаха. И затем Святейший Патриарх Максим благословил меня ехать в Россию, на специализацию в Московскую Духовную Академию. Таково же было и желание моего старца.

С 1999 по 2001 год я жил в Москве, на подворье Троице-Сергиевой Лавры, настоятелем которого был игумен, впоследствии архимандрит Лонгин, и писал работу о святителе Тихоне Задонском. Пребывать среди монахов Лавры и подворья — это была очень важная для меня возможность. Там я познакомился и с архимандритом Евфимием, и с владыкой Пахомием — тогда еще просто монахами Подворья — и с той поры духовная связь между нами не прерывается, и, надеюсь, не прервется.

Вот люди, которые сыграли очень важную роль в моей жизни: владыка Лонгин, старец Назарий, владыка Нафанаил, который очень много мне помогал, и, конечно, Святейший Патриарх Болгарский Максим. Я пять лет был у него протосингелом и шесть — викарным епископом.

Святитель Серафим (Соболев)

— Вы выступали на Архиерейском соборе в феврале 2016 года, когда решался вопрос о канонизации архиепископа Богучарского Серафима (Соболева). Скажите, пожалуйста, еще немного о том, что значит этот святитель лично для Вас?

— Можно сказать, что этот святитель сыграл очень важную роль в моей жизни. Во-первых, он очень много мне помогал, когда я был семинаристом. У меня были очень трудные ситуации тогда, и я всегда молился владыке Серафиму; с каждой своей бедой, болью, нуждой я шел на его могилу и чувствовал его помощь. И позже, когда я принял решение стать монахом, помощь святителя очень много значила для меня.

Когда владыка Лонгин, тогда еще просто отец Лонгин жил в Болгарии, он совершал заупокойную Литургию по архиепископу Серафиму и сказал очень хорошее слово. Потом это слово поместили в «Троицкий листок», издание Троице-Сергиевой Лавры. И, когда я уже в этом листке слово отца Лонгина перечитал, я начал понемногу понимать, что значит владыка Серафим для Болгарии. Я прочитал все его труды и испытывал большую любовь к этому человеку. И был убежден, что канонизация его рано или поздно состоится. Потому что вся его жизнь — свидетельство святости. Он был духоносным человеком: можно смотреть просто на его лицо и видеть глубину сердца. Как архиерей, он служил именно в Болгарии, и Болгарская Церковь лучше знает его как архиерея, чем Русская; но при том он чадо Русской Церкви. И, когда Святейший Патриарх Болгарский и митрополит Софийский Неофит возложил на меня обязанность быть председателем комиссии по канонизации с болгарской стороны, я поблагодарил и его, и Патриарха Кирилла, который принял очень важное решение — чтобы в этой жатве участвовали два серпа, как Русская, так и Болгарская Церкви. С российской стороны председателем был митрополит Волоколамский Иларион. Спасибо Андрею Кострюкову — он написал подробное житие; спасибо профессору Михаилу Шкаровскому из Санкт-Петербурга, он сделал прекрасный доклад. Протоиерей Владимир Воробьев прояснил некоторые трудные моменты в биографии святителя. Каждый участник работы — с русской, с болгарской стороны — вложил свою лепту, и прославление состоялось.

— Владыка, на земном шаре немало православных стран, есть автокефальные Церкви и в странах исторически неправославных. Понятно, что они общаются, ездят друг к другу в гости — как вот сейчас Вы к нам; но можно ли сегодня говорить о едином Православном мире и о его реальном весе, влиянии в мире остальном? Пока создается впечатление, что остальной мир идет по совсем другому пути, а православные живут своей жизнью.

—Православный мир всегда имел вес и влияние, потому что это — мир, который первым проповедовал Иисуса Христа, и проповедовал православно — правильно. Право славящий Господа — вот что означает слово православный. Православие — религия не национальная, а вселенская; для каждого православного христианина, где бы он ни жил, очень важно это чувствовать. Это очень хорошо выражено в переписке схиархимандрита Софрония (Сахарова) и Георгия Флоровского. Они сетовали на то, что очень мало верующих сегодня понимают этот вселенский характер. Поэтому мы должны сосредоточить все свои силы на том, чтобы искать пути объединения и поддерживать единство православных Церквей — единство на основе чистой, искренней православной веры. Нас объединяет красота — красота православного богослужения, убранства храмов, духовной музыки, всё это у нас общее. Но, чтобы православный мир действительно был единым, мы должны служить Церкви, находиться в послушании, и каждый из нас должен знать: если в Церкви и нужно что-то реформировать, то не Церковь, а себя, чтобы стать новой тварью во Господе.

Повлиять на остальной мир мы можем лишь одним путем: живым примером жизни во Христе. Многие протестантские деноминации, католическая Церковь оправдывают сегодня то, что несовместимо с христианством, но почему? Потому, что они пошли сначала на совсем маленькие компромиссы, согласились на то, что казалось мелочами. Но за мелким компромиссом всегда с неизбежностью следует большой, который распространится по всему миру и в дальнейшем уже не будет понятен даже верующим людям, которые по неведению своему поддержат неправильные действия

Пойдя на компромисс, человек поступает по своему человеческому взгляду, но не по заповеди Христовой; он человеческое ставит впереди Божиего. Современная секулярная культура поставила человека на место Бога — в центр мира, туда, где должен стоять только Христос. И для того, чтобы противопоставить что-то этой культуре, мы должны всегда соображать свою волю с волей Божией, безукоризненно и чистосердечно совершать святую Евхаристию. И проповедовать Христа. Вот это и есть наша миссия в этом мире. А всё остальное сделает Бог.

Саратов. Божественная Литургия в Свято-Троицком соборе. Октябрь 2017 года

— В Евангелии есть пророчество об оскудении любви и веры в последние времена: Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк.18.8) — По причине умножения беззакония во многих охладеет любовь (Мф.24,12). Видите ли Вы это охлаждение? Как Вы смотрите в завтрашний день? Кто придет в православные храмы, кто будет в них служить завтра?

—Конечно, в этих евангельских словах содержится истина. И не нужно сомневаться — так и будет! Вы знаете, что на Западе многие храмы уже закрываются, потому что никто в них не ходит — нет интереса у людей. При этом возрастает культура эгоцентрическая, культура вызова. И она вытесняет Бога из сердец людей: люди ничего о Нем не знают и не хотят знать. Посмотрите, какое сложилось отношение к браку, семье, какие беззакония сегодня уже принимаются как норма. Сейчас время свободное, демократическое, можно сказать, но понятие «свобода» далеко не всеми правильно воспринимается. Люди постоянно говорят о свободе, не понимая, что подлинная свобода – это освобождение от рабства греху; что ложно понимаемая свобода есть не свобода, а тяжелые путы, наложенные на человека.

Что делать православным в этой ситуации? Вести благочестивую, правильную духовную жизнь. Это непросто, нелегко, но Бог никогда не оставляет честный труд человека без вознаграждения. Так что это главное для нас: наше старание, наше усердие в духовной жизни, изучение Священного Писания и святоотеческой литературы. И, конечно, центральное место в нашей жизни должно занимать богослужение. В него нужно влагать все силы, потому что красивое богослужение заставит даже того, кто зашел в церковь случайно, прийти в нее и во второй, и в третий раз, и остаться в ней, наконец, навсегда – чтобы молиться здесь вместе со всеми и всегда ощущать Божественную благодать.

Святитель Тихон Задонский в своей книге «Сокровище духовное, от мира собираемое» говорил: все течет, все изменяется. Я был маленьким и бедным, но это прошло. Потом я был юношей, но это прошло. Был ректором семинарии, но прошло и это. И вот, я стал епископом, меня уважают, мне воздают почести, но и это пройдет. И настанет блаженная вечность, а вот она не пройдет уже никогда. Мы здесь, в этом мире, странники. Самое известное всем нам обстоятельство — то, что мы умрем; но самое неизвестное, непредсказуемое — когда и как. Мы молимся об избавлении нас от внезапной, наглой смерти, просим, чтобы Господь дал нам к смерти подготовиться. Но она может прийти за нами в самый неожиданный момент. И мы должны об этом помнить, должны быть к ней готовы: она откроет врата вечности. И тогда каждый из нас даст ответ — что и как он делал, чтобы вера в людях не оскудевала, чтоб в них жила любовь к Богу и ближнему.

Как говорили святые отцы, не зря Бог расположил глаза на теле человека таким образом, чтобы они были наверху, смотрели всегда вперед и вверх, а не назад и вниз. Мы должны смотреть в небо и идти вперед по земле.

Фото Кирилла Терентьева и Ивана Привалова