Священство дается для служения

Часть 1: «Иметь в мыслях не свою честь, но славу Божию»

Продолжаем наш разговор с признанным канонистом Русской Православной Церкви протоиереем Владиславом Цыпиным о том, что на самом деле стоит за заявлениями некоторых священников о «снятии с себя сана» или, наоборот, оставлении клирика в сане, когда исповедуемые им взгляды не совместимы со священнослужением.

Практикуются ли сейчас анафемы?

– Отец Владислав, согласно 7-му правилу IV Вселенского Собора, оставляющие сан, монашество предаются анафеме^[1]. Это правило как-то канонически было переосмыслено?

– Анафема подразумевает совершенное отлучение от Церкви. Не только от Причастия, а вообще от всякого церковного общения. В Западной Европе в Средние века отлучение от Церкви почти всегда влекло за собой смертную казнь по приговору не церковных, а гражданских властей. Церковный суд, отлучая виновного, передавал его «в светские руки», и уже светский суд выносил смертный приговор. Так было в средневековых Франции, Германии, Италии и т.д. В Испании протестантов казнили вплоть до начала XIX века.

В России такой практики не было. У нас отлучения от Церкви были исключительно редкими: «Гришка Отрепьев», «Ивашка Мазепа», «Емелька Пугачев», «Стенька Разин» – обычно так с уничижительными именами анафематствовали. Это были политические преступники, которые совершали тяжкие грехи: массовые убийства, насилия – церковных прещений они, безусловно, заслуживали. Не все анафематствованные были казнены: в случае Мазепы казнь была символической. Еще в весьма деликатном виде – без упоминания слова «анафема» – вне Церкви пребывающим у нас был объявлен Л.Н. Толстой. Так что анафема – это редчайшее наказание.

– А как икономия (снисхождение) обосновывается?

– Каноны формировались в давно прошедшие времена. Последние каноны принимались в IX веке. С тех пор многое изменилось, в том числе и в церковной жизни. Каноны создавались в основном в период, когда Церковь хотя и наполнялась с IV века уже массами народа, но тогда еще жива была память о гонениях вплоть до смертной казни за исповедание христианства, а тяжкие грехи в среде гонимых христиан были крайне редкими. Потом, уже к концу IV века, половина всего населения империи воцерковилась. Во времена императора Юстиниана в середине VI века совсем немного оставалось язычников, и позже о них уже было не слышно, за исключением разве что варваров, которые кочевали. А латиняне, греки, сирийцы, копты египетские и т.д. – все уже были христианами. Но святыми все не стали, а оттого и жизнь не установилась такая, как в Раю. Общество было, может быть, и не таким, как сейчас, но в основной своей массе люди, если они не каются и не меняют себя, таковы, каковы они есть. Если применять каноны по букве, это означало бы отлучить от Причастия большинство.

– Получается, люди себе во осуждение приступают к Чаше? Сказано же далее в словах апостола, цитированных вами в первой части интервью: «Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает…» (1 Кор. 11: 30).

– Это всё суды Божии. Иногда в истории возникали общины или кружки ревнителей буквы канонов. Ригористические взгляды высказывались и до составления канонов. Тертуллиан, например, придерживался таких ригористических взглядов^[2]. Но, как правило, эти все слишком суровые по отношению к грешникам сообщества в итоге сами скатывались к ересям и уходили в раскол, а это уже грех куда более серьезный, чем те, в которых они других обличали.

Церковная дисциплина с течением времени смягчалась. Уже в Правилах Иоанна Постника – это вторая половина VI века – в его номоканоне, который не вошел в свод канонов, предлагаются сроки отлучения от Причастия в 3–4 раза короче, чем ранее по канонам за те же грехи.

Православная Церковь не признаёт
привнесенного католиками учения о неизгладимости священства

– Отец Владислав, люди спрашивают: а поминать-то священников, заявивших об оставлении сана, как? Вот любимый многими батюшка опубликовал у себя в Фейсбуке отречение, его пока архиерейским указом запретили в служении, предоставив три года на покаянные труды. Из сана не извергли. Поминать как: протоиерей такой-то?

– Поминать такого человека надо по тому статусу, который он имеет на данный момент. Если он только изъявил желание лишиться сана, но остается священником, значит, он еще священник. Когда относительно него приняты решения – допустим, запрещение в служении, – это все-таки еще временные меры и извержения из сана не состоялось.

Но вот насчет того, чтобы запрещенного в служении «протоиереем» поминать, – это как-то сомнительно, потому что протоиерейство – это награда. (Точно так же, как и протодиаконство, архидиаконство, например.) Но священником, как и диаконом, до извержения из сана человек остается.

Если кто-то только изъявил желание лишиться сана, но из сана не извержен, он остается священником

– А Православная Церковь признает латинское учение о неизгладимости священства?

– В рассуждениях, иногда публикуемых даже в церковной печати или транслируемых в церковных теле- радиопередачах, эта идея, прямо выраженная или несколько завуалированно, может присутствовать, но ее нет в православной экклесиологии.

– Помню, когда отца Иоанна Охлобыстина запретили в служении, было опубликовано интервью, где он жаловался, что не мог прокормить многодетную семью, будучи священником, так как не считал возможным «служить за деньги». И посему подал прошение о запрещении и, получив его, тут же приобнял супругу: «Пойдем тебе шубу купим». Но это же не повод, чтобы снимать с себя сан? У всех бывает некоторый упадок сил, но разве причина в этом?

– Так демонстративно «снимают с себя сан» обычно не от усталости. В прошлом известно только одно обстоятельство, при котором дозволено было просить о лишении себя сана, – в связи с намерением вступить в брак, если человек решил жениться, будучи рукоположенным монахом или целибатом, или во второй раз в том случае, если первый брак распался или священник овдовел: вдовец в молодом возрасте, имея, может быть, на руках малолетних детей, хотел во второй раз жениться и подавал прошение о снятии с него сана. А если нет этой причины, а человек просто устал или занемог по болезни, он может просить об увольнении его на покой. Когда же он самовольно объявляет, что отрекается от сана, это что-то другое. Это уже каноническое преступление.

– А если распалась семья, священник может продолжать служение?

– Тут надо выяснить, по чьей вине произошел развод, есть ли в этом вина священника. То есть так или иначе все равно, конечно, есть. Но речь идет о прямой и очевидной вине – той, что дает основания именно для расторжения брака: супружеская неверность со стороны священника, издевательства над женой, принуждение ее к аборту, еще что-то из ряда вон выходящее. Но если ничего подобного со стороны священника не совершалось, а жена сама ушла, то священник не извергается из сана и может продолжать служение. Сам по себе факт развода не является основанием для лишения сана.

– Получается, единственная объективная причина для снятия сана – каноническое преступление. Может человек, зная, что он подпадает под серьезное прещение, просто объявить: «Я сам с себя снимаю сан»?

– Священник может написать прошение на имя архиерея, указав причину, по которой он считает, что его надо лишить сана. Но это произойдет не по факту самоуправства – «снимаю с себя сан», – а по приговору церковного суда, по решению архиерея.

«Сам с себя снимаю сан» – это самоуправство и каноническое преступление

– Но отрекающиеся от сана именно этому и удивляются: почему они сами не могут оставить сан?

– Потому что священник – всё равно что офицер. А офицер не может сам оставить свою позицию на войне, а духовная война не прекращается. Он может манифестировать всячески, что он не годен, не способен, физически немощен, глуп, идиотичен, не способен с людьми общаться… Но, как и военный человек, сам оставить свой пост он не может. Соответствующее решение принимает его начальник. В случае священника – архиерей.

– Некоторые говорят, что священство – это единственное «обратимое таинство». Что же, – говорят, – Дух Святой послушен священноначалию: на хиротонии снизошел, потом решили извергнуть – отошел? А если после выяснится (как в случае святителя Иоанна Златоуста), что сана лишили неправомочно, посмертно утверждается, что Дух не отходил?!

– В таких рассуждениях, в русле католической экклезиологии, сильно преувеличивается значимость личностной стороны печати священства, словно она автономна по отношению к служению, но священство дается для служения. Изверженный из сана лишается права совершать служение и, следовательно, священства. Но если лишенный сана извержен незаконно – незаконной властью или даже законной, но по ошибке, – на этот случай имеется такая каноническая норма: лишенный сана может подать апелляцию, может и помимо апелляции дожидаться справедливого суда о своей ситуации. Однако если священник пренебрежет запрещением, пусть и несправедливо наложенным на него, и будет продолжать служить, несмотря на запрет, то он лишается и права на подачу апелляции, и подлежит извержению из сана уже вне зависимости от того, справедливо или несправедливо он был запрещен в служении.

– А что можно сказать людям, которые продолжают посещать «богослужения» запрещенного в служении (а тем более изверженного из сана, отлученного от Церкви) духовника?

– Сказать им, что они имеют дело уже не со священником – и это душепагубно.

– Очевидно, что в случае бывшего схиигумена Сергия человеческие взаимосвязи для иных оказались выше причастности Богу в Церкви, – и была наложена анафема?

– Да. В данном случае тоже анафема.

– А еще священник может нести такую дичь про поклонение Ленину, что уже непонятно: как всё это действительно совместимо со священным саном?

– Политические взгляды у священников могут быть разные. Хотя важен, что называется, градус их концентрации. Что касается левых идей, то если кто-то говорит, что ему не нравится капитализм со всеми его пороками, а сам он сторонник планирования или «ассоциаций свободных трудящихся» как основной ячейки общественного производства, – пусть говорит, но не с амвона.

Политические взгляды у священников могут быть разные, в том числе и левые. Но о них не должно говорить с амвона

А если он начнет вещать, что человечество должно поклоняться Ленину, – то ясно, что это уже тяжелый случай извращенной идентичности. Культ Ленина, безусловно, несовместим с христианским учением.

Коснемся этой темы с противоположного конца. Монархические взгляды, например, вполне совместимы со священством, но если они выражаются священником таким образом, что, мол, «я, как монархист, призываю верных чад уничтожать свои республиканские паспорта, потому что государство, в котором вы живете, является противозаконным», и прочие безумные глаголы – то понятно, что в этом случае возникает необходимость принимать меры. За новейшими изводами «мыслителей» разного рода я не имею возможности следить, я в это не вникал.

Отпадшие от православной веры в ереси и расколы, разумеется, тоже, согласно 73-му правилу Василия Великого, извергаются из сана.

Все за всех в ответе?

– А как разбираются со злоупотреблениями в Церкви?

– Со злоупотреблениями разбираются в суде. С уголовными – в суде государственном. С каноническими преступлениями – в церковном. О каких-то вопиющих случаях сообщают архиерею, а он дальше уже предпринимает меры или передает дело для дальнейшего разбирательства в епархиальный суд, решение которого он же и утверждает. При этом голословные обвинения во внимание не принимаются. Что касается, например, перемещений священника из одного прихода на другой, то власть совершать такие перемещения принадлежит правящему архиерею. Это дело административное, не имеющее отношение к суду и потому не дающее повод для апелляций, хотя бы и вызывало недовольство у перемещенного. Но учитывать, по возможности, все обстоятельства, в том числе связь пастыря с пасомыми, это его – архиерея – обязанность. Это не значит, однако, что нужно как-то усложнять процесс перемещения и что паства сама должна решать, кто у нее будет священником, – так не полагается.

– Но так же было когда-то! У единоверцев до сих пор эта практика в силе. При хиротонии есть же момент, когда архиерей провозглашает: «Аксиос!» (с греч. «Достоин»), – и народ должен ответить. А если прозвучит: «Анаксиос!» (с греч. «Недостоин»), и такие случаи были, это не учитывается? Все сведено к формальному ответу хора?

– В течение уже многих сотен лет это только литургическая формула. «Аксиос!» у нас на самом деле объявляется уже по завершении хиротонии. И это выражение одобрения со стороны народа уже рукоположенному священнику.

– Но многие известные духовники постоянно подчеркивают, что за происходящее в Церкви ответственность несут все. Получается, некие смыслы, предполагаемые традицией, утрачиваются?

– Здесь речь идет о формального рода ответственности – условно говоря, юридической. Ее церковный народ не несет.

Об ответственности, дающей право голоса и действия

– В «Несвятых святых» митрополита Тихона (Шевкунова) описана история соблудившего епископа, принесшего покаяние перед всеми. Община разделила ответственность со своим любимым архипастырем и не дала ему снять сан. Так, может, всё дело в ответственности – личной, соборной?

– Описанное в книге – случай исключительный. Но что может произойти, если община и сейчас в той или иной ситуации громко подаст свой голос, я не могу предвидеть.

– Кстати, не так давно преставившегося митрополита Чебоксарского и Чувашского Варнаву паства не давала почислить на покой после 75 лет. Он еще лет 15 оставался правящим архиереем.

– Да, голос паствы учли, не уволив на покой всеми почитаемого архипастыря. Архиереев у нас переводит с места на место или почисляет на покой Священный Синод. А что является основанием для принятия Синодом или, допустим, тем же правящим архиереем того или иного решения – возможно, это и голос паствы.

Корневые причины

– Оправданно ли звучит во всех этих обсуждениях снятия с себя сана тема выхода из «системы», которая якобы стирает всё личное, не оставляет пространства для личной ответственности?

– Священник зависит от вышестоящего начальства, но, с другой стороны, он в большей мере, чем, например, гражданский чиновник, свободен в принятии решений. Каждая конкретная актуальная ситуация ставит его перед выбором. Он его делает, хотя и в заданных рамках, – а у кого вообще тех или иных рамок нет? Каждый пастырь всё равно в своем служении сам постоянно принимает решения и несет за них ответственность – в первую очередь перед Богом, а потом уже и перед своим правящим архиереем и паствой.

Вот он исповедует человека и всякий раз, в каждом конкретном случае, решает: как быть, что сказать? Он же не объявляет исповеднику: «А!!! Подождите!! Я сейчас побегу позвоню своему епископу!» Не думаю, что и правящий архиерей будет благосклонно относиться к такого рода щепетильности, когда тебе то и дело обрывают телефон: «Владыко, благословите! Какой марки кирпич благословите закупать – такой или этакой?» Я не вижу у священников никакой скованности. Это всё какие-то надуманные отговорки.

Священники не лишены инициативы и возможности свои таланты реализовывать

Сверху, конечно, поступают некие указания, общие подходы, но каждый на своем месте всё равно в меру своих полномочий и возможностей решает сам, как действовать. Согласуясь, во-первых, со своей христианской совестью, во-вторых, со священническими обязанностями, в-третьих, с церковными уставами, актами, прямыми распоряжениями начальства.

Но так, по сути, происходит везде и всегда. И в семье, и в обществе, и в любой профессии. Если речь, конечно, идет о жизни и ее развитии, продолжении, а не о каких-то девиантных формах саморазрушения в масштабах личности, микро-, а то и макросоциума.

Так что священники не лишены инициативы и возможности свои таланты реализовывать.

– Мы, наверно, более-менее обо всем поговорили. Только те самые маловерие и неверие и остались, о которых как о главной проблеме современной Церкви говорили старцы Иоанн (Крестьянкин) и Николай Гурьянов…

– Оставление сана и/или претензии к Церкви, тем более публично заявляемые, в основе своей скорее всего имеют именно утерю священником веры. Какой? Может быть, вообще веры религиозной, или веры в Богочеловечество Спасителя, или православной веры со всеми ее догматами. Во всяком случае, коренные причины подобных эксцессов в этом.