Жертвенное гостеприимство

Если меня спросят, что такое жертвенное гостеприимство, я, не колеблясь, назову свою соседку Нану как наиболее близко подходящую под этот тезис. Произошла как-то с ней такая история.

Спускаюсь к ней чаю попить, а у нее – гости. По всему видно, супруги. Нана нас познакомила. Это, мол, Дареджан и Рамаз.

Ну, гости и гости. Ничего удивительного. У Наны вообще редкий вечер без гостей. Тот с деревни переночевать завернул, а это троюродная сестра ее крестницы из Кутаиси, а вон тот – мужа-покойника старинный друг и одноклассник в одном бокале. И ко всей этой честной компании – я в придачу, как вишенка на торте. Словом, Нане никогда не скучно, и даже более того.

На другой день спускаюсь, а Дареджан и Рамаз опять уже тут на главных позициях у накрытого стола. Нана объясняет:

– Они у меня месяц-другой поживут, пока их проблемы не решатся.

Опять-таки никаких вопросов ни у кого не возникло. Потому как проблемы решать лучше всего сообща.

Прошел месяц. Смотрю, Нана слегка в нервозном состоянии духа, но держится бодрячком.

– Слышишь, одолжи двадцать лар, пока я зарплату получу, – попросила она извиняющимся тоном. – Точно помню, была у меня последняя двадцатка вечером, а утром все обыскала – нет ее.

– Может, потеряла?

Последовал тяжелый вздох.

– Не… Это Рамаз, скорее всего, прихватил…

– Не может быть! На вид такой приличный тип. За столом такие тосты выдает, классиков цитирует.

Нана замялась.

– Э, любой грузин прирожденный тамада, когда язык на месте. Ты просто не знаешь, почему они тут у меня…

– Наверно, жить негде временно.

– Нет, хуже. Это они долгов понаделали, а теперь их ищут, убить грозятся. Вот они у меня тут и пережидают, пока все утрясется. Оба нигде не работают, только аферами и живут. Кличка у них в городе «Лиса Алиса» и «Кот Базилио». Просто так такие клички у нас не дадут.

– И надолго они тут?

– А кто его знает. На все воля Божия.

Копать подробности дальше не имело смысла. Я дала ей двадцатку, и мы разбежались.

Вскоре стало ясно, Нану постепенно засасывает водоворот новых непредвиденных трат. То у Дареджан зуб заболел, а стоматолог заломил за работу сто лар, то у Рамаза туфли порвались. Нога нестандартная, босиком гулять тоже не выходит. И Нана мужественно, напрягая и без того худосочный бюджетик, старалась решать их проблемы. Впрочем, дело было даже не в зубах и туфлях. Тянуть на себе третий месяц двух лишних едоков с неплохим аппетитом вдове с ребенком было обременительно.

Нана мужественно, напрягая и без того худосочный бюджетик, старалась решать их проблемы

При этом Нана пыталась создать гостям комфорт и никак не показать, что вся ситуация ее напрягает.

– Гость – от Бога. Не могу же я их выгнать. Ведь сказано: «Стою и стучу». Бог смотрит на нас глазами больного или нуждающегося человека.

– Рамаз этот еще и подворовывает у тебя потихоньку из карманов. Сама уже пару раз видела. Выхожу в прихожую, а он карманы куртки инспектирует. Меня увидел, сразу назад: «Вах, я ошибся. Куртки прямо один в один».

Нана вздыхала.

– Что бедному делать? Он к хорошим сигаретам привык, а взять неоткуда. Просить у меня стесняется. Я тоже знаю, что он по моим карманам шарит. Надо терпеть и молиться.

Я пожала плечами. Подобный садомазохизм был выше моего понимания.

Нана продолжала молиться и уповать на промысел Божий, не посылающий никому испытания сверх силы.

Потом произошло из ряда вон выходящее.

– Мы всю ночь не спали, – рассказывала мне Нана утром, столкнувшись в магазине за хлебом. – Рамаза всю ночь не было, мобильный он не брал. Пришел под утро избитый. Оказывается, должники его выследили и обещали еще раз разобраться. Боюсь, ко мне ворвутся…

– Таких гостей пора выпроводить.

– Н-нет, не могу. Да они сами себе создали проблему. И тех людей я тоже понимаю. Свои деньги вернуть не могут. Но мне моих друзей жалко. Себя на их место ставлю. Ведь сказано: относитесь к людям так, как хотели бы, чтобы к вам относились. Вот я и представила, хоть долгов в жизни терпеть не могла, а кто его знает. Вдруг тоже так меня прижмет, что наберу чужих денег и не смогу отдать. Жизнь – лестница, не знаешь, куда тебя взметнет, а где опустит. И потом – у меня дело принципа. Грузин мало, и мы должны помогать друг другу. Сейчас время такое, последнее. Скоро Антихрист придет, потом Второе пришествие будет, и все на грузинском заговорят. Короче, друзей сдавать никак нельзя.

Себя на их место ставлю. Ведь сказано: относитесь к людям так, как хотели бы, чтобы к вам относились

– Ничего себе. Можно подумать, Рамаз и Дареджан французы. Они и людей кидают, и тут же деньги по карманам пылесосят, а все остальные грузины должны входить в их положение. Это какое-то искаженное христианство, – говорю ей.

Нана грустит.

– Не знаю. Не мое это дело – осуждать. Надо с себя начинать. Вот я и начинаю. Но все же схожу, с духовником поговорю.

И отправилась на другой конец города посоветоваться. Пока ходила туда-сюда, мне позвонил сын Наны, Ачико:

– Хочешь, что-то покажу. Ты обалдеешь. Аба, спустись.

Я спустилась, движимая любопытством. Дома никого кроме нас не было. Видимо, Лиса Алиса и Кот Базилио все же рискнули вылезти в город по каким-то своим непонятным делам, о которых они никогда не рассказывали, хотя мы много времени проводили вместе.

Ачико откинул подушку Рамаза и показал мне пистолет.

– Я потрогал. Тяжелый. Не то, что мой пластмассовый.

– Вай ме, не прикасайся. Вдруг выстрелит.

Ачико усмехнулся моей неосведомленности.

– Э, ты что, не знаешь? Надо держать подальше от себя! Как в фильмах.

Я еле дождалась возвращения Наны и рассказала про находку. Ачико получил словесную клизму и внушение:

– Не смей трогать чужие вещи!!!

– Я только посмотрел, – оправдывался Ачико.

– Ну, что сказал духовник? – теребила я ее с другой стороны, еле дождавшись спада педагогической активности.

– Сказал, чтоб я их культурно выпроводила, сохраняя мир душевный, – ответила Нана, надевая фартук. – Вот думаю, как это сделать… Буду репетировать речь.

К вечеру более или менее Нана дозрела произнести решающий текст, грамотно и литературно оформленный, предусмотрительно сдобренный витиеватыми извинениями в начале и в заключительной части.

Но надоедливые гости пришли за полночь и прямо с порога стали рассказывать очередную серию ужасов, суть которых выразилась в заключительной фразе:

– Если завтра мы не отдадим 1000 долларов, нас точно убьют. Умоляю, Нана, на тебя вся надежда, ради Христа, помоги-и-и-и-и! – и Дареджан зарыдала, размазывая тушь на серо-стальных глазах, которые, по точной формулировке Лермонтова, «не смеялись, когда она смеялась».

И Нана, забыв о своем тщательно отрепетированном спиче, бросилась к телефону обзванивать своих друзей и одалживать нужную сумму кусками, обещая в залог кому кольцо, кому более или менее ценные вещи.

К утру тысяча была собрана.

Лиса Алиса и Кот Базилио забрали деньги и исчезли на несколько дней. А Нана растерянно оправдывалась:

– Как можно было их попросить жить у других, когда они сказали: «ради Христа»? После такого умри, но сделай. Я лучше молиться буду, чтоб их Господь отвел и все дела их управил. Давай и ты со мной по соглашению читай. Проси от всего сердца, чтобы у них все решилось мирным путем.

Как можно было их выгнать, когда они попросили «ради Христа»? После такого умри, но сделай!

И мы начали читать, присоединив к молитвенной ассоциации нескольких верующих.

Не знаю уж, что там вышло. На подробности своих дел Рамаз и Дареджан были крайне скупы, но через полгода они съехали от Наны, обещав «зайти на неделе».

Нана подсчитала убытки: пришлось продать несколько золотых колец, которые хранились на черный день. Потом она перекрестилась и сказала:

– Слава Тебе, Господи, что я только деньги потеряла. Могло быть и хуже.

И присовокупила:

– Пусть у них будет все хорошо!