Последний великий румынский духовник на Святой Горе Афон ‒ старец Иулиан Продромит

Он отошел ко Господу 10 марта 2023 года в возрасте 97 лет. Отец Иулиан (Лазар) был духовником румынского скита Продрому на Святой Горе Афон. Последний из поколения великих духовников, росших в межвоенный период и ставших при коммунистической диктатуре исповедниками веры. Некоторые из них скоро будут причислены к лику святых.

Ученик старца Клеопы

Авва Иулиан (Лазар) в 2018 году Отец Иулиан (Лазар) родился 8 января 1926 года в селе Ворона уезда Ботошань. Румыния стала «великой» всего 8 лет тому назад^[1], и его поколение росло с чувством гордости за то, что принадлежит стране, которую ждет светлое будущее, намного лучшее прошлого. Это то поколение, которое заложило духовный фундамент нынешней Румынии.

Однако их светлые мечты были унесены Второй мировой войной, которая нагрянула на нашу страну, разорвала на части и принесла красную чуму коммунизма. Драмы, разыгрывавшиеся тогда, оставили глубокий след в сердце будущего духовника, и он стал искать утешения в Боге:

«Глядя на ужасы войны, мы с другом решили уйти в монастырь. Страдания заставили нас, детей, задуматься о монастыре. Так Бог побудил нас искать монастырской жизни и выбрать ее. Это было призванием».

Архимандрит Клеопа (Илие) В 20 лет будущий духовник Продрома покинул мир, чтобы поступить в скит Сихастрия Нямецкого уезда, где всего 2 года тому назад настоятелем был наречен другой ботошанин, отец Клеопа (Илие). А монастырским духовником был схимник родом тоже из Ботошань, кроткий старец Паисий (Олару), под епитрахилью которого исповедовался и отец Иулиан.

В тот период, когда он стал новоначальным послушником, жизнь в Сихастрии кипела. Хотя у скита не было такой богатой истории, как у великих лавр Секу и Нямц, но, освященный подвигами основавших его исихастов, он притягивал к себе монахов строгим уставом и славой старца Иоанникия (Мороя), одного из самых известных нямецких подвижников. Отец Иулиан уже не застал отца Иоанникия, старец умер за два года до того, как он вошел в монастырские ворота, но его имя было окружено ореолом святости. И отец Иоанникий оставил общежительным монахам силу своих молитв и смиренного настоятеля, своего ученика, пасшего до этого в горах монастырских овец, отца Клеопу (Илие).

Иеросхимонах Паисий (Олару)

Белые ночи новоначальных

В монастыре воцарилась глубокая тишина ‒ та тишина мира иного, в которую погружаешься, чтобы найти Бога. И в этой ночной тиши бодрствует на молитве отец Иулиан. Его сосед по келлии ‒ отец Иоанникий (Бэлан), с которым он разделяет не только радости и горести, но и молитвы, ‒ забылся сном. Тогда он встает и смиренно, с любовью к Богу начинает бить земные поклоны и молиться. Так они условились, что, когда один будет отдыхать, другой встанет и будет молиться. Так в их келлии, которую они делили по-братски, молитва не прекращалась никогда. Отец настоятель Клеопа из своей келлии благословлял и укреплял их. И эта суровая борьба с немощной плотью и сном освятила их обоих.

Старец Иулиан в великой схиме Но вскоре жажда Бога и молитвы будет смятена красной бурей, грянувшей с востока. Декрет № 410, принятый в 1959 году, фактически упразднял монастыри по всей стране, разогнав монахов по домам, в мир, где за ними было намного легче следить и давить на них. Чтобы не закрывать монастырь, Сихастрия была для отвода глаз преобразована в приют для престарелых монахов, в котором могли оставаться только они да те из молодых, у кого было богословское образование.

Секуритате (румынские органы безопасности) начала охотиться на отца Клеопу, и он был вынужден бежать в пустынные дремучие леса, чтобы спастись от ее когтей. Монастырь остался без духовного столпа, на котором держался, и тогда отец Иулиан тоже выбрал подвиг отшельничества, удалился в пустыню вместе с одним монахом из того же братства.

Однако годы коммунистических гонений вместо того, чтобы ослабить монахов, сделали их еще сильнее. Сокрытые в свете Божества, эти монахи-исихасты своей молитвой хранили страну. Нам неизвестен подвиг отца Иулиана в отшельничестве, но не подлежит сомнению, что его плодом стало еще большее погружение в глубину сердца и приближение ко Христу.

В их келлии, которую они делили по-братски, молитва не прекращалась никогда

Необходимо было послабление, начавшееся в 1964 году, чтобы монашеская жизнь вернулась в нормальное русло. Только тогда отец Клеопа смог вернуться из лесных дебрей. Но он уже был не тем. Уходил монахом, искушенным в борьбе со страстями, полным сил, любимым и почитаемым, а вернулся искушенным в исихастских испытаниях, в возрасте совершенной зрелости во Христе, которому предстояло привлечь к себе всю страну своими советами и светом данной ему благодати. Отец Иулиан духовно пропекся в пламени его наставлений и очистился в слезах, излитых на исповеди перед отцом Паисием (Олару). Он сделался пламенем, возжженным двумя светильниками.

Святогорский монах

Румынский скит Продрому, воздвигнутый из руин

Для любого монаха Афон ‒ это вершина, но только не каменная, а невидимая, сложенная из молитв и слез и осиянная вечной любовью Матери Божией. Это Святая Гора, которую Пресвятая избрала для Себя и превратила в Свой небесный сад на земле. Она созывает сюда Своих служителей, и Она же управила так, чтобы коммунистический режим выпустил румынских монахов на Афон для богомолья. Коммунисты, конечно же, делали это не из набожности, а чтобы показать Западу, до денег которого были охочи, что и они тоже открыты для религиозных свобод. Так отец Иулиан вместе с другими монахами из Румынии смог впервые ступить на святую Афонскую землю в 1977 году.

Ему было 50 лет, он уже был опытным духовником. Четыре года он проживет в скиту Лаку, а потом придет в скит Продрому, который представлял собой в те времена руины. «В храме не служили более 30 лет! Дождь лил в нем, как на улице, и штукатурка сыпалась со стен. Но мы сказали, что даже если придется умереть с голоду, к коммунизму больше не вернемся», ‒ рассказывал отец Афанасий (Флорою), нынешний настоятель скита Продрому, пришедший на Афонскую Гору из Румынии годом позже отца Иулиана. В Румынию отец Иулиан больше не вернулся.

Глубина смирения

Отец Иулиан в 62-летнем возрасте «У него были свои тропинки, по которым он быстро поднимался на вершину Афона, чтобы молиться там. Вечером я видел, как он уходит: исчезал мгновенно, даже когда ему перевалило за 80. В этом возрасте он был крепким, как скала, обладал духовной силой, несокрушимой верой и железным здоровьем».

Отец Андрей (Короян) ‒ неутомимый паломник. Как сотни тысяч православных из бывших коммунистических стран, он после падения железного занавеса штурмом стал брать Афон. Для этих паломников, жаждущих молитвы и святой жизни, великой отрадой стало тогда обретение простой и смиренной любви старца Иулиана.

В 2000-е годы, когда Святая Гора была заполонена румынами, русскими, сербами, болгарами и грузинами, приехавшими на богомолье, отцу Иулиану (Лазару) было 80 лет. Тогда и познакомился с ним отец Андрей (Короян):

«Я всегда ощущал покой, находясь рядом с батюшкой, и поэтому очень сблизился с ним. Однажды, слушая его наставления, я просидел у него в келлии всю ночь, а на рассвете мы пошли в храм на службу. Я был поражен, когда заметил, что он знает весь Новый Завет наизусть. У него в келлии за белой занавеской была спрятана библиотека из нескольких сот томов, хорошая библиотека, из которой он мог приводить цитаты сотнями. Еще у него была своя манера давать советы: он складывал их в маленькие стишки, чтобы их легче было запомнить.

В 80-летнем возрасте он был крепким, как скала, обладал духовной силой, несокрушимой верой и железным здоровьем

Он был монахом святой жизни, монахом колоссальной духовной глубины, проводившим чистую жизнь с младых ногтей. Он напоминал мне отца Софиана, духовника огромной силы, облаченной в глубину смирения, любви и терпения. Отец Иулиан не был великим проповедником, как отец Клеопа, и исповедником веры, как отец Иустин, он был олицетворением глубины смирения, и это придавало его вере огромную силу. Это была скала духа».

Дары святости

Отец Иулиан с отцом Клеопой на Святой Горе Афон в 1977 г. Подвиги и молитвы складывались в сердце отца Иулиана. Душа, закаленная ночными бодрствованиями, придавала сил и его телу, так что казалось, что он вовсе не был старым человеком. В те годы он исповедовал тысячи румынских богомольцев, стекавшихся со всех концов света на Афон. Дверь его келлии всегда была открыта, к нему можно было прийти в любое время, монах ты или паломник, там тебя всегда ждали.

Так в 2009 году пришел к нему и Джордже Крышнян. Постучался в дверь и вошел, не дождавшись ответа. Отец Иулиан сидел в углу, склонившись над головой одного бессарабца, исповедовавшегося ему.

«Батюшка слушал исповедь, и по лицу его катились слезы и стекали на епитрахиль, колыхавшуюся от рыданий христианина с того берега Прута! Они оба плакали, и мне в эту минуту подумалось, что и Сам Бог мог бы заплакать от горечи этих покаянных слез».

Этот благодатный дар ‒ становиться одним целым с болью того, кто исповедуется перед тобой, и возводить над пропастью грехов мост бескрайней Божественной любви ‒ является признаком духовников, на которых почивает Дух Святой.

«У меня было много встреч с отцом Иулианом, но одна врезалась в мое сердце навсегда, ‒ вспоминает отец Константин Коман. ‒ Это была моя генеральная исповедь. Раньше я уже приносил ее, но так подробно не исповедовался еще никогда. На Афоне я остановился у одного отца-пустынника. Помню как теперь… Отец Иулиан пришел к нам и в этом лесу часами слушал мою исповедь грехов, изливая на меня свою Божественную доброту. Это признак великого духовника ‒ доброта, отражение Божией доброты, которая не обусловлена нашими делами. Таким был и отец Иулиан… Он покорил меня своей добротой, после того как я вывернул перед ним наизнанку всю свою грязь с самого детства. Думаю, эта исповедь в лесах Афона осталась в моей душе одной из прекраснейших страниц моей христианской жизни».

Часто не надо было даже исповедоваться, потому что старец знал все, что у тебя на сердце

Тысячи паломников, искавших совета старца Иулиана, заметили у него еще кое-что: благодатный дар, дающийся только святым, ‒ силу видеть очами духа. Часто не надо было даже исповедоваться, потому что старец знал все, что у тебя на сердце. Джордже Крышнян, подсчитавший свои поездки на Афон (в 63 года у него уже было более 170 встреч с отцом Иулианом), несколько раз был свидетелем того, как старец видел сокровеннейшие мысли паломников:

«Однажды я пришел на Афон с одним человеком, и отец Иулиан, не зная его, подходит к нему и ни с того ни с сего говорит: “Ты будешь жалеть о том, что сделал, захочешь вернуться, но не сможешь!” И ушел, а человек тот заплакал, потому что знал, что все, что сказал ему батюшка, было правдой. Таким образом его устами говорил Дух».

«Его лицо излучало только свет»

Костион Николеску встречался с отцом Иулианом (Лазаром) только раз. Но этого было достаточно, чтобы в его душе навсегда запечатлелась память о святом:

«С тех пор прошло уже 13 лет. Когда я впервые в жизни пришел в Продрому, мне сказали, что самый опытный и стоящий духовник там ‒ отец Иулиан (Лазар). То есть не отец настоятель Петроний, а он считался духовником с большой буквы и под его духовнической мантией окормлялось больше всего духовных чад.

Принял он нас в своей келлии. Он уже был в возрасте, ему исполнилось 83. Очень простой, маленького роста. Лицо светлое, улыбающееся, борода белая, у него все было белое, и все, что говорил, он говорил с радостью. Он беседовал с нами, и некоторые его мысли я записал. То были советы человека, у которого, это было явно, за плечами богатейший опыт. Человека, достигшего виртуозности в благовестии Христа тому, кто стоит перед ним, мастерства, которое прошло через долголетнее оттачивание, молитву, подвиг. В его передаче Бог делался транспарентным.

Он всех нас утешил, он обладал такой добротой натуры, такой кротостью, которая подмывала нас исповедаться. И все это переплеталось с такой непоколебимостью веры, которую я видел у всех великих монахов, которых встречал. Это был тип кротчайшего батюшки, готового излить на тебя все свое тепло и любовь, когда разрешал от грехов. Чувствовалось, что на исповеди он тебе сострадает. Даже когда говорил о грехах, он всецело отдавал нам себя со всей светлостью своего существа.

Все, что говорил, он говорил с радостью. В нем шло горение, которого не найти в молодых

Он достиг простоты, свойственной нашим великим духовникам, которые опирались не на многую ученость, а на опыт веры. Его простота была простотой крестьянина, и было такое впечатление, что живет уже не он, а Христос живет в нем, и это его сильно преображало. Поэтому лицо его излучало только свет, причем свет совсем юный. Старость, проглядывавшая через белизну бороды, парадоксальным образом пропитывалась молодостью.

В нем шло горение, которого не найти в молодых. Пылал тот неугасимый огонь, который постоянно подпитывается, и не только молитвой, но и чем-то, что стоит по ту стороны молитвы. Молитва исходит из нас, а у отца Иулиана было какое-то райское состояние, ставшее для него естественным, состояние, которое не исходило из него, а изливалось на него свыше. Казалось, он уже оставил позади молитву, аскезу и вошел в другое состояние. Как воздушный шар с теплым воздухом, поднимающийся к небу. Конечно, корзина его шара была полна молитв, подвигов, но поднимался он уже естественно, без их помощи.

С тех пор я больше не видел отца Иулиана, но эта единственная встреча была такой мощной, что я навсегда поместил его в иконостас своего сердца».

Великий переход

Отец Иулиан косит траву на арсане Продрома, 1988 г.

9 марта отец Иулиан закрыл глаза. Не умер, врачи сказали, что он находится в коме, но я уверен, что он был в руце Божией. На следующий день, в пятницу 10 марта, когда в храме шла святая литургия, отцы Продрома решили отслужить соборование у изголовья старца. На четвертом Евангелии отец Иулиан открыл уста, три раза вздохнул и отошел ко Господу…

Последнее воспоминание Джордже Крышняна о его духовнике подводит некий итог жизни старца.

«Несколько лет тому назад батюшка прошел через тяжелое испытание: он был в шаге от смерти, никого не узнавал, но один из его учеников, владевший искусством лечения природными средствами, вернул его нам. Через пару недель после этого испытания он уже опять мог прогуливаться по саду. Я пришел к нему в келлию, мы разговорились, и я сказал ему: “Батюшка, это же удивительно: две недели тому назад ты меня не узнавал, а теперь можешь наизусть цитировать Писание!” И вижу, он опечалился. И говорит мне: “Ты что, и теперь не понимаешь, что сейчас, когда мы с тобой говорим, Дух Святой с нами?”

Поэтому признаюсь вам, я где-то даже радуюсь, что батюшка умер, потому что кто живет хорошо, тот не может плохо умереть, а он был одним из отцов, которые действительно жили хорошо. И я уверен, что он попал в рай, потому что был человеком святой жизни».