«Эй, Иоанн, поди поближе!»

Старец Дионисий (Игнат) Это было в 1996 году. Я в первый раз приехал на Афон. Безусый студент-богослов, не знающий ни бельмеса, я принялся обходить всю Святую Гору от монастыря к монастырю. Для тех, кто не был там: расстояния между киновиями колоссальные, иногда десятки километров пути по глубокой пыли, чуть ли не до колен, при жаре градусов под 40. Денег на микроавтобус у меня не было, а вел его озлобленный греческий монах, который не взял бы меня, будь у него хоть полным-полно свободных мест.

В каждом монастыре я останавливался дня на 3–4, выстаивал ночные богослужения, трудился ради «евлогите» («благословите»), искал нотные рукописи, изучал их и т.д.

Расскажу вам, как произошла моя встреча со старцем Дионисием из келлии Колчу. Я о нем ничего не знал, как и об этом райском ските, приютившемся на самом краю пропасти. Шел из Ксиропотама к Ватопеду, красивейшему из всех монастырей на Горе. Вдруг вижу ветхий деревянный указатель, на котором значится: «Kolitsou» (греческое название скита Колчу). Усталый до изнеможения, не евший ни маковой росинки с вечера, а времени было уже 2 часа дня, я решил туда пойти. Видимо, это какой-то греческий монах, думал я, может, даст мне ломоть хлеба с помидором.

Шагаю я еще четверть часа и выхожу на какую-то райски красивую поляну. Мягкое солнце лучится через листву. На скамейке сидит какой-то маленький старчик. Говорю: «Kalimera» («Добрый день»), – и присаживаюсь на другой конец скамьи. Обхватываю голову руками и перевожу дух. Вдруг слышу:

– Эй, Иоанн, поди поближе!

Я чуть не упал. Думаю: «Да этот же старец – румын! И зовет какого-то Иоанна». А старчик опять:

– Иоанн!

Я, ошеломленно:

– Это вы мне?

А батюшка:

– А ты еще какого-нибудь Иоанна тут видишь?

У меня слезы брызнули из глаз. Слепой старчик знал меня по имени! Я подсел к нему поближе, он взял мою руку в свою и заговорил. Никто никогда не знал обо мне столько! О папе и деде – священниках, о моих самых сокровенных мыслях и скорбях, не дававших мне покоя.

Весь день мы до часу ночи проговорили с ним. Подходили монахи:

– Батюшка стар и болен, ему надо отдыхать.

Но батюшка крепко держал меня за руку:

– Нет, мне еще кое-что нужно сказать.

Четыре дня я провел в скиту, сошедшем с небес. Монахи босиком служили на непокрытом глиняном полу в церквушке размером с сердце Божие.

Большая часть из всего, что я услышал (об антихристе, конце света и т.д.), – это тайны, открывать которые у меня нет благословения.

На следующий год я снова попал на Гору святых. Я спешил к моему дорогому батюшке Дионисию, с которым пробыл так долго. Какая же меня переполняла радость, так и кипящая гордостью…

Келлия св. вмч. Георгия Колчу

Когда я пришел на полянку, всё так же стояло послеполуденное время. Мой дорогой батюшка всё так же сидел на краешке скамейки. Я тихонько подошел. Он перебирал четки, и губы его беззвучно шептали молитву. Я не смел его побеспокоить. Наконец решился:

– Отче, это я.

– Который я? – сказал старец.

– Иоанн, студент.

– Я не знаю никакого Иоанна студента.

Я словно в бездну провалился. Как же так? Никогда не слышав обо мне, он знал тогда обо мне всё, а теперь ничего? Я разрыдался:

Не знает меня? Как же так?!!! И тут меня осенило: батюшка, по своей любви, так упрекал меня в гордыне

– Как же, отче, вы же назвали меня по имени в прошлом году, ни разу не встречавшись со мной!

Через несколько минут батюшка печально ответил:

– Мы глупые, мы не знаем глубин богословия, мы не гордимся своим блестящим умом. Мы глупые крестьяне, спрятавшиеся здесь, чтобы искать спасения.

И тут меня осенило. Батюшка, по своей любви, так упрекал меня в гордыне. Его слова отсекали от плоти моей души весь мрак моих ложных представлений и иллюзий, всю пустопорожнюю мглу самомнения. Подобно искусному хирургу, батюшка без анестезии отрезал и удалял рак моей гордыни.

Я плакал минут 10. Слепенький батюшка поднялся со скамеечки и подошел ко мне. Пошарил рукой по воздуху и прикоснулся к моей залитой слезами щеке:

– Ну что ты, Иоанн! Ты тот, кто знает больше всего и делает меньше всего.

И из незрячих глаз старца, необыкновенно голубых, выкатилась слеза.