Случай 1. Всё – тлен
Один из первых моих жизненных уроков бренности всего материального я получил в середине декабря 1990 года в тёмном узком коридоре третьего этажа тогдашнего Министерства финансов РСФСР. Оно тогда размещалось на московской улице Неглинной.
Находясь в должности зампредседателя Засвияжского райсовета народных депутатов Ульяновска, мне приходилось довольно часто наведываться в Москву в поисках денег, фондов на разное оборудование и т.д.
Советский Союз в тот год начал уже постепенно распадаться. И хотя в Кремле ещё восседал М.С. Горбачёв, в Белом Доме уже основательно утвердился Б.Н. Ельцин.
Да, до ГКЧП-1 ещё было далеко, но делёж страны уже шёл вовсю: союзные и республиканские министерства яростно перетягивали друг у друга кадры, здания, полномочия, финансы, издавали порой взаимоисключающие друг друга постановления.
Поэтому мы, региональные депутаты и чиновники, отправляясь в Москву по делам, долго чесали затылок: кого слушать, куда податься за деньгами – в Минфин СССР или в Минфин РСФСР?!. У многих из нас уже было натуральное «раздвоение сознания».
Хотя в этой «государственной шизофрении» был и очевидный плюс – простота. Добиться чего-либо стало проще. Например, лично у меня всё определилось быстро.
Проявив немного нахальства и дерзости, я попал на приём к премьер-министру РСФСР И.С. Силаеву и, добившись по своему вопросу заветной жёлтой бумажки со словом «Поручение», уже несколько дней общался с первым замминистра финансов РСФСР И.Н. Лазаревым. Для своего района мне нужны были фонды на трубы для теплосетей, на задвижки, ну и, конечно, живые деньги.
Намотавшись целый день по Москве и вспомнив в девятом часу вечера в метро, что забыл взять у него какую-то подпись, я выскакивал на улицу, спокойно заходил к нему в приёмную и… заставал Игоря Николаевича на рабочем месте. Да, всё было проще…
Борис Фёдоров, министр финансов РСФСР И вот, пришёл я к нему в очередной раз и попал строго в обеденный перерыв. Решил ждать и уселся в кресло в коридоре, прямо между приёмными Лазарева и его шефа – министра финансов РСФСР Бориса Фёдорова.
О, это был особый человек! Восходящая звезда переходной советско-российской финансовой системы. Не берусь судить, насколько оправданно, но он буквально блистал на небосклоне российской экономической мысли.
Редко без его участия проходили какие-либо крупные экономические форумы, встречи, телепередачи. Министр финансов РСФСР, руководитель отдела по проектам в России и СНГ в Европейском Банке, затем — исполнительный директор от России во Всемирном банке. И прочая, и прочая… Молод, умён, энергичен, амбициозен! В общем, звезда!
Правда, появлялся в рабочем кабинете он редко, всё больше ездил по заграницам. А всю ежедневную рутину тянул его первый зам – Игорь Николаевич. Но это «мелочь»…
Так вот. В тёмном длинном коридоре Минфина, кроме меня, не было никого. И тут в его дальнем конце показались двое. Не спеша, молча, держа в руках ящик с инструментами, подошли они к двери приёмной и остановились у большой красной таблички с золотистой надписью: «Министр финансов РСФСР Фёдоров Борис Григорьевич». Это были разнорабочие из обслуги Минфина.
В абсолютной тишине, спокойно и до ужаса равнодушно, они делали своё поистине сакральное дело: отвинтив отвёрткой два шурупа, сняли табличку и, небрежно зажав её под мышкой, так же спокойно удалились. И снова во всём коридоре воцарилась гробовая тишина…
Я был потрясён! Даже до моих атеистических мозгов вполне дошёл величественный духовный смысл произошедшего. На моих глазах произошло падение хоть и не самого главного, но колосса. И ни фанфар, ни рыданий народа! Тихо, буднично, незаметно… В этот день руководство РСФСР отправило его в отставку.
Я ошеломлённо смотрел на тёмный с потёками прямоугольник на светло-розовой стене коридора, где ещё недавно висела табличка, и думал про себя: «Тлен… Всё – тлен!» Господь смахнул его с высоты словно муху, в одну секунду.
Жажда личного карьерного роста в моей душе ещё вполне жила, однако удар по ней был нанесён сокрушительный
Это подействовало на меня как холодный отрезвляющий душ! Не до конца, не полностью – жажда личного карьерного роста в моей душе ещё вполне жила, однако удар по ней был нанесён сокрушительный. Именно с этих пор в душе поселилась неприятная, но твёрдая уверенность, что над всеми моими тщеславными «хотелками» есть Кто-то более сильный, во власти Которого решать: давать дальше ход моей очередной «блажи» или тихо и аккуратно свести её на нет. Атеистическая картинка мира рассыпалась буквально на глазах.
Уверен: в том, что через 5 с половиной лет я вдруг пожелаю начать трудный путь своего воцерковления, влияние этого дня и этого события было огромным…
Случай 2. «Что наша жизнь? – Пар!»
Прошло примерно полтора года. Б.Н. Ельцин, в рамках Закона РСФСР «О местном самоуправлении», успешно разогнал по всей России районный уровень депутатов в городах – и 200 народных избранников Засвияжского района г. Ульяновска досрочно сложили свои полномочия. Кроме меня, все они работали бесплатно, исключительно на общественных началах, в свободное от основной работы время. Крупнейший район города (320 тысяч жителей) остался без своих депутатов. Теперь у нас один депутат Городской Думы охватывает более 35 тысяч жителей почти миллионного города. Поэтому сказать, что решение Ельцина было однозначно правильным, я не могу.
Сложнее всего, наверное, было мне, поскольку я был единственным из тех, кто ради работы в Совете покинул прежнюю должность на заводе.
Однако наше короткое депутатство не было пустым: в Засвияжье мы успели создать крупные частные коммерческие структуры, добились того, что госбанки впервые стали открывать кооперативам у себя расчётные счета (а вначале это было для частников неодолимой проблемой), и в целом сам процесс регистрации малого бизнеса был нами значительно облегчен и упрощён.
И вот, в феврале 1992 года, поехал я на машине в Москву. Руководил я тогда «Симбирской товарно-сырьевой биржей», которую сам в своё время и создал. В Верховном Совете РСФСР мы, биржевики России, намеревались встретиться с депутатами, немного им поплакаться и попросить не принимать российский «Закон о биржах», который обещал стать нашим гарантированным могильщиком.
В итоге биржевики дружно съехались, но депутаты дружно не пришли. В «цивилизованном и правовом обществе» так иногда бывает…
Что делать?.. Мы горестно вздохнули и с утра пораньше поехали с водителем обратно в Ульяновск. Расстояние 900 км, и мы настроились на долгую утомительную дорогу. Водительских прав у меня в тот месяц ещё не было, поэтому в черте Москвы машину вёл мой друг и водитель – Рашид Минибаев, а за городом за руль садился уже я. И вёл до Ульяновска.
Ехать домой мы решили в тот раз через Владимир – Горький – Чебоксары. Погода была для февраля просто чудесной: слабый морозец, тихо, чищенная широкая трасса, и пасмурно – солнце совершенно не слепило глаза. Для водителя самое то. Про шипованную резину тогда никто из нас и не слыхивал, однако новые глубокие протекторы на покрышках прекрасно и без шипов «держали» слегка заснеженную дорогу.
Широкое шоссе словно само просило: «Добавь газа! Ещё! Ещё!..» И наш новенький жигулёнок-«четвёрка» всё быстрее и быстрее рвался вперёд.
– Сергей! Не гони, не гони, – ворчал на меня Рашид, – зима на дворе, скользко.
Водитель он был достаточно опытный и до ужаса не любил лихачей. Я его немного побаивался и старался слушаться. Хотя всё чаще и чаще, «сама собой», «нечаянно», стрелка на спидометре уходила за 100 км/час. Печка прекрасно грела салон, в машине было чисто, тепло, уютно, и дорога в целом доставляла сплошное удовольствие.
И так мы ехали примерно до Подольска. Проехав его, я стал снова немного разгоняться... и вдруг! И вдруг в боковое зеркало я заметил, что меня, словно стоящего на месте, догоняют две автомашины: белый переднеприводной «Москвич – 2141» и жёлтая «копейка». Сначала меня со свистом обогнал «Москвич» с полностью затонированными стёклами, а затем, с таким же свистом, – «копейка»! В пустой «копейке» сидел лишь один водитель с очень длинными волосами. Он небрежно держал правую руку на руле и, склонив голову набок, левой рукой облокотился на подлокотник у окна.
В тот момент у меня была скорость около 105–110 км/час, но эта «сладкая парочка» улетела от моей «четвёрки» вперёд, как от столба на обочине!
Такое нахальство настолько сильно меня «зацепило», что я тут же попробовал их догнать. Скорость моей машины стала расти и достигла момента, когда Рашид не выдержал и со всем своим татарским темпераментом высказал всё, что обо мне думал.
Узнав от него много о себе интересного, я угомонился – снизил скорость, и наша езда вновь стала спокойной и размеренной. Ну, а те две машины неудержимо ушли вперёд и вскоре совсем исчезли за ближайшим изгибом дороги.
– Сергей, – терпеливо поучал меня мой друг, – есть такой золотой водительский закон – «Правило трёх ˮД”». Знаешь его?
– Да нет, откуда, Рашид?
– Тогда запомни: «Дай дорогу дураку».
Мы посмеялись и вскоре про тех гонщиков вообще забыли.
Прошло минут 20–30. Странно: большие города вроде проехали, идут всякие перелески, а плотность машин на трассе в нашем направлении явно прибавилась. Соответственно, замедлилась и скорость. Двигаемся всё тише и тише. Наконец, встали совсем… В чём дело?
Дорога у нас дальняя, поэтому стоять в пробке долго не хотелось, и я стал потихоньку, «змейкой», пробираться между фурами по обочине. Но что же я увидел?!
А увидел я вскоре картину, которая до сих пор во всех подробностях стоит у меня перед глазами.
Оказывается, случилась страшная, кровавая авария! Посреди трассы, строго на осевой линии, стояли две машины: тот самый белый затонированный «Москвич» и встречный грузовик ГАЗ. Лобовое столкновение. Шансов уцелеть – ноль!
Посреди трассы стояли две машины: тот самый «Москвич» и встречный грузовик ГАЗ. Лобовое столкновение. Шансов уцелеть – ноль!
«Москвич» стоял, как вскрытая консервная банка, и дымился – через зловещую поперечную трещину в крыше пассажирского салона в морозное небо столбом поднимался белёсый пар! Двери справа были то ли открыты, то ли вырваны ударом. Огромная лужа горячей крови на асфальте дымилась на морозе. Повсюду были разбросаны человеческие останки – рука, нога, что-то ещё…
Окружившие эту горестную картину водители стояли молча – спасать было абсолютно некого.
Мы с Рашидом замерли. Чуть постояли – и потихоньку полезли сквозь пробку на чистую дорогу. Подавленные, долго ехали в полной тишине.
«Смотри, Сергей, – думал я, – вот только что этот человек был жив… О чём-то думал, чему-то радовался, строил какие-то планы на сегодняшний день, возможно, слушал радио, распевал песенку… А может быть, а него кто-то тяжело заболел дома, и он отчаянно спешил к родным. И вот его уже нет! Понимаешь – НЕТ! Каких-то 20 минут – и всё, жизнь завершена!»
Меня будто пробило, я словно резко повзрослел. Прямо передо мной, со всей своей неодолимой мощью, стеной встала Вечность! И куда только девался мой атеизм, жизнеутверждающий пионерско-комсомольский оптимизм, житейская суета? Всё это куда-то отступило, словно испарилось – перед лицом реальной смерти мысли текут совсем в другую сторону.
– Вот он был – и вот его уже нет. Навсегда! – снова и снова мысленно твердил я в себе.
Через 4 года, когда я вошёл в Божий храм и начал запоем читать православную литературу, в одном из апостольских Посланий нашёл строки, абсолютно созвучные моему тогдашнему настроению: «Что такое жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий» (Иак.4, 14).
Как прекрасно сказано – глубоко и точно!
Длинный участок дороги от Москвы до Владимира подходил к концу. Древняя русская столица должна была уже вот-вот показаться на горизонте. Короткий зимний день неумолимо догорал в ясном вечернем солнышке.
Время от времени я поглядывал в боковое зеркало. Вдруг что-то тревожное словно царапнуло мой взгляд. Я пригляделся.
Сзади, как и несколько часов назад под Подольском, с огромной скоростью снова накатывала на нас уже до боли знакомая машина. Я еле увернулся к обочине. Так и есть – та самая жёлтая «копейка»!
И снова, как в прошлый раз, в пустой машине – лишь один водитель с очень длинными волосами. Он так же небрежно держал правую руку на руле и точно так же, склонив голову набок, левой рукой безмятежно облокотился на подлокотник у окна.
Его машина, словно ничего и не произошло, со свистом улетела вперёд и скрылась за поворотом.
– Он ничего не понял, – грустно подумал я, даже не думая ввязываться с ним в эту смертельную гонку, – какое же оно всё-таки мудрое, это «Правило трёх ‟Д”».