Священник Андрей Самсонов, настоятель строящегося храма во имя Всех святых, в земле Нижегородской просиявших, благочинный Воротынского округа Лысковской епархии, рассказывает о спокойных, но переворачивающих душу чудесах, происходящих «в рабочем порядке». Главное же чудо, по убеждению и наблюдениям батюшки, – это преображение человека.
– У христиан чудеса происходят, что называется, в рабочем порядке. А за отца не волнуйтесь: дождется. Волнением, паникой делу не поможешь – тут молитва нужна. И молиться мы будем.
Во время поездки в Воротынец к отцу Андрею я получил известие, что мой отец при смерти, хочет проститься, и мне срочно нужно лететь к нему за границу. То, что раньше было раз плюнуть – сесть в самолет и оказаться на месте, – сейчас требует в разы больше времени, нервов, денег, в конце концов.
Но отец Андрей спокоен. Не отстраненно-вежливо безразличен, а по-христиански спокоен. И не «играет роль» психолога, а молится вместе с тобой, как тот самый добрый пастырь. Начинаешь понимать, что его слова насчет чудес, происходящих в рабочем порядке, – следствие опыта.
Благослови Господь наших батюшек! Настоящих: которые пожертвуют ради тебя не только временем, но, если нужно, и здоровьем, а то и жизнью. «Обычные» такие батюшки, далеко не всегда и заметные: там храм строят, находясь, как и апостол Павел, в муках рождения новой общины; там слово доброе скажут, вытащив человека из бездны отчаяния; там бросят всё и приедут-прибегут, чтобы помочь умирающему. Не говорю уж о воскресной школе, где они преподают, о всевозможных встречах с учителями, школьниками – день расписан по минутам. Но проходит он без суеты.
– А жизнь в «глубинке» к суете не располагает. Скорее, наоборот: чем меньше суеты, тем оно достойней и спокойней. Пожив подальше от мегаполисов, не хочешь возвращаться в их кутерьму. Смотришь на жизнь, на людей гораздо внимательнее, чем если бы ты встречался с ними, скажем, в метро или трамвае. Сам-то я из Нижнего: знаю, о чем говорю.
За первое чудо в своей жизни будущий священник благодарен не только Христу, что естественно, но и преподавателю научного атеизма
Здесь, в Нижнем, точнее, тогда еще в закрытом Горьком, в самые замшелые советские времена с будущим священником случилось первое «рабочее» чудо. За него он благодарен не только Христу, что естественно, но и преподавателю научного атеизма. Будущий химик, студент Андрей Самсонов, должен был сдать зачет по этому предмету. Преподаватель дал задание: сходить в один из двух действовавших тогда в Горьком храмов, посмотреть на мракобесов, которые обязательно попытаются затащить молодого человека в свои сети, лишить критического мышления, а также денег, опровергнуть их отсталые убеждения каменного века и рассказать о своих интеллектуальных подвигах в докладе.
Студент Самсонов, обладая научным складом мышления, недолюбливал научный атеизм. Но зачет сдавать надо – он и пошел в церковь. Пробирался через какие-то стройки, перекопанные вдоль и поперек улицы, грязь и прочие прелести победившего (казалось тогда) атеизма. Наконец добрался до церкви. Заходит – и попадает в совершенно другой мир, без лозунгов, здравиц и фальшивок. Никто не бросился его «затаскивать в веру». Никого не интересовало наличие денег в его студенческом кошельке. Пришел и пришел: вот тебе храм – смотри, думай, а если можешь, молись. Молитве Андрея Самсонова давным-давно учила бабушка, потом всё подзабылось, ушло, а вот сейчас вдруг оказалось, что никуда не исчезло – вернулось.
– Стою, – говорит отец Андрей, – и прекрасно понимаю тех русских послов, которые, находясь в Софии в Царьграде, не могли определить, на небе они или на земле. Это далеко не только влияние храмовой эстетики, необычности для советского человека всего церковного, какой-то таинственности, нет – я действительно почувствовал, понял, что есть совершенно другой, гораздо более достойный и настоящий мир, откуда мы все родом и куда призваны. И каким пошлым, мелким, какой глупой дешевкой предстал передо мной весь этот научный атеизм с прочими «-измами», шумом, заклинаниями в «верности делу партии» или чем там еще. Вот так, пожалуй, впервые я почувствовал Небо, разницу между миром Бога и местным нашим болотцем. Это не значит, что я тут же решил стать священником, однако живое ощущение огромной разницы между жизнью подлинной, светлой, чистой, и миром, занятым исключительно желудочными переживаниями, осталось навсегда. Священником-то я уж позже стал, когда с химией разобрался.
Химия для меня – почти то же самое, что катехизис или пение, только еще страшнее, особенно органическая.
Отец Андрей снисходительно улыбнулся:
Наука, если к ней внимательно подойти, не может не привести к мысли о Боге. Настолько всё мудро устроено, что размышления о Творце не минуешь
– У нас с матушкой дети по моим стопам пошли. Ученые-химики. Звонят иногда – советуются. Мне, конечно, приятно. Наука, она ж такая: если к ней внимательно подойти, то она не может не привести к мысли о Боге. Настолько всё мудро устроено, настолько всё изящно, что размышления о Творце не минуешь.
С матушкой Татьяной тоже чудо вышло. Довольно болезненное, правда.
– Терпеть не могу кактусы, – говорит отец Андрей. – По старой памяти. У меня к ним серьезные счеты. Дело как было: канун Дня победы. В вечер этого дня, собравшись с духом, я выразил свои глубокие чувства по отношению к Татьяне. Случайно или нет, но сразу же после этого эпохального в моей жизни события за окном раздались звуки праздничного салюта. В то время это было особым зрелищем! Мы бросились к окну, чтобы посмотреть, как озаряется небо разноцветными огнями. Для лучшего обзора мы сели на подоконник – от нахлынувших чувств я совершенно не заметил, что на нем стоит предательский кактус. И не просто стоит, а распустил свои «ветви» на большую часть подоконника. На одну из таких «веточек» я и уселся. На следующий день было больно и крайне неудобно вытаскивать кактусиные «поздравления». С того времени к кактусам у меня настороженное отношение. Так меня такая радость взяла – я аж подпрыгнул от счастья. Ну, подпрыгнуть-то подпрыгнул, а приземлился, поскользнувшись, прямо в середину кактусового куста. Ору от боли, не знаю, куда деваться, да и брюки жалко. Будущая матушка улыбнулась: «Теперь точно за тебя замуж пойду. Похоже, весело с тобой будет». Так что мы не скучаем. Какая там скука?!
После рукоположения семья священника переехала из Нижнего в «глубинку». Только в Воротынце за десять лет сменили семь квартир, пока не случилось очередное («в рабочем порядке») чудо и смогли купить крепкий дом. До этого неразобранные сумки, коробки, чемоданы по углам – привычная картина. Это сейчас всё красиво: тут и баня, и кабинет батюшки, и котъ (именно «котъ»!) Маркс Августинович Шерстнёв размером с Т-70 на большой кухне, а раньше-то – ой.
– Матушка говорит: «В доме священника стены стеклянные». Совершенно права. Тут хочешь не хочешь, а к себе построже относишься. Нельзя нам ссориться. Зачем давать повод к искушениям – и так у каждого много горя, если всмотреться.
Всматриваться отец Андрей и умеет, и любит:
– Какие у нас добрые люди живут! И как они помогают друг другу преодолевать разные беды и напасти! Вот, например, старейшая наша прихожанка – бабушка Елена Ивановна. Она чаще всего помогает в лавке: свечи, книжки, просфоры. Конечно, к ней обращаются за советом. Прекрасно знаю про неизжитое, увы, искушение: пресловутые грубые бабушки в церкви. Так вот, не без гордости и радости скажу: слава Богу, наша община избавлена от этой беды. Во многом, кстати, благодаря такту, вежливости, любви нашей дорогой бабушки Елены. Предельно внимательное, сострадательное отношение к любому человеку, зашедшему в церковь. Доброе слово, да просто добрый взгляд, если нужно, то и совет – великое дело. Кстати, ценят это не только люди. «Праведник и скотину свою жалеет, а у нечестивых и жалость жестока» (Притч. 12: 10) – помните? Жил-был у Елены Ивановны пес Туман, души в ней не чаял. Однажды пришлось ей на несколько дней уехать из Воротынца, и кормление пса она поручила своей дочке Наташе, которая живет отдельно. Та приходит, приносит еду к конуре. На следующий день видит – еда не тронута, полная миска. А Туман лежит грустный: никак не ест без хозяйки. То же и на третий день. Жалко пса – совсем печальный. Звонит Наташа бабушке Елене: так и так, мама, Туман отказывается от еды. Беспокоимся за него. Та отвечает: «Дай-ка ему трубку!» Как ему трубку дашь – у него лапищи для этого не приспособлены. Приставили трубку к туманову уху: «Туман. Тума-ан, ты, чай, не с ума сошел! Ну-ка давай ешь. Я скоро приеду». На втором «Тума-ан» пес завилял хвостом, а потом от радости чуть конуру не разнес – так запрыгал. Смел мигом всю еду, дождался хозяйку – вдоволь при встрече наобнимались.
Фундамент храма в честь Всех святых в земле Нижегородской просиявших
Во всех историях о. Андрея проглядывает тот свет, который он студентом почувствовал в храме, куда пришел готовить доклад по научному атеизму
Таких маленьких добрых замечаний у отца Андрея множество. Я заметил, что основное внимание священник обращает именно на светлые истории. Они могут быть и печальными, но всегда в них будет проглядывать тот свет, который студент Андрей Самсонов увидел, почувствовал в том храме, куда пришел готовить доклад по научному атеизму. Очень нужен нам такой свет, согласитесь.
Отец меня дождался. В итальянской больнице мы успели поговорить перед его смертью. Пожали друг другу руки. Отец ушел через день. Благодарю за молитвы, отец Андрей.