Вы когда-нибудь просыпались утром после бурно проведенного накануне застолья под звуки циркулярной пилы, надрывающейся аккурат против окон вашего дома? Если да, то я вам сочувствую. И нам есть о чём поговорить.
Бежать было некуда, я открыл глаза, пила резанула в очередной раз; всё, что я мог – это зажмуриться, хотя было ясно, что этот трюк не пройдет и легче не станет. Меня осенила догадка, лежащая на поверхности: видимо, я попал в то место, о котором сказано «там будет плач и скрежет зубов» (Лк. 13, 28). «Тьма кромешная», – решил я поиронизировать и плотнее сжал веки. Нет, не помогло, мимо. Надо было вставать и как-то начинать двигаться, выбираясь в реальность.
Усилия были приложены титанические. Наконец я оказался стоящим перед домашним аналоем под продолжающийся вой пилы и в состоянии полного душевного паралича. Взгляд заскользил по иконостасу, но это было и всё: душа не могла зацепиться ни за один образ, не могла выдавить из себя даже коротенького молитвенного всхлипа.
Внезапно ощутил себя скользящим по ледяной стене: скорость падения росла, а ухватиться за что-нибудь было решительно невозможно. Горний мир не подавал никаких признаков своего существования. И вот мой взгляд в своем лихорадочном блуждании уперся в очень странный предмет, расположившийся за ненадобностью в самом дальнем углу аналоя. Он был прикрыт наполовину такими же неуместными и неважными, в общем-то, предметами, которые и не должны бы находиться в таком месте, как-то: огарки свечей, бумажки для молитвенного поминания на Проскомидии, давно попавшие туда и забытые мною.
Шишечка эта лежала раньше на могилке прославленного в лике преподобных иеросхимонаха Серафима Вырицкого
А предметом, приковавшим мой взгляд, оказалась небольшая, вполне изящная в своей простоте оловянная рюмочка темно-серого цвета, видимо, старинной работы, неизвестно как оказавшаяся в моем владении. И в этом сосуде разместилась простая сосновая шишечка, привезенная моим другом из России вместе с множеством подарков от моего духовного отца лет двадцать назад. Шишечка эта была родом из Вырицы и лежала раньше прямо на могилке только что прославленного в лике преподобных иеросхимонаха Серафима Вырицкого, которого так почитает мой духовный наставник и у которого он окормлялся при жизни подвижника.
Конечно, то, что произошло со мной дальше, нельзя ни в коей мере сравнить с евангельской историей Лазаря Четверодневного. Но отдаленная аналогия напрашивается: из сердечных глубин, скрытых от моего взора, родилась теплая волна, постепенно захватившая и душу, и все тело. Я постепенно оживал. Перед глазами встали образы моего духовника и преподобного отца Серафима, икону которого наконец-то увидел среди образов, расположенных на стене. Открылась молитва к Спасителю и Его угоднику. Чувство благодарности, сопровождаемое теплыми слезами, заполнило всё мое существо. Только значительно позже до меня дошло, что пила больше не режет камень моего сердца, а может, просто перестал ее слышать, не знаю.
С того времени шишечка, с которой всё и началось, перекочевала на более почетное место на аналое, чтобы всегда быть перед глазами и напоминать о милости Спасителя, милости Его преподобного, любви моего старца. Ничего случайного не бывает. Это ж надо: такая маленькая, никчемная, на первый взгляд, вещица, пролежавшая без толку незамеченной почти 20 лет на аналое, а так «сработала» мощно в положенное ей время.
Как все-таки удивительно и чудесно устроен мир Божий, и нет в нем места мелочам. Ведь «у вас же и волосы на голове все сочтены» (Мф. 10, 30). Не забывайте благодарить Того, Кто их сосчитал.