Женщина в белом
Величественный, на высоком стилобате храм словно плывет в облаках и, будто объятия, широко распахивает каждому входящему свои массивные резные двери. Огромное нарядное пространство внутри храма наполнено… чем? Чем-то оно, несомненно, наполнено – чем-то совершенно особенным, чем-то, что хочется глубоко вдохнуть в себя и так постоять, задержав дыхание и вбирая глазами всю эту радостную красоту.
Когда после окончания литургии схлынет основная масса народа, у той самой иконы Спасителя, что так счастливо сохранилась после разрушения первого храма, стоит уже, всем своим видом выражая беспредельное терпение, группа «чающих освящения воды».
Ждать, впрочем, долго не приходится – батюшка появляется, и вот уже под высоченными сводами храма разносятся торжественные славословия и молебные прошения. Радостно и вдохновенно поют несколько молодых певчих, и лица их вовсе не равнодушно-уставшие, как можно было бы ожидать после длительного утреннего богослужения; нет – они вместе со всеми радостно подставляют их под щедрое батюшкино кропило, зажмуривают глаза, а затем блаженно улыбаются, совсем по-детски проводя руками по мокрым лбам, щекам и волосам.
А Веронике нужно как раз сегодня освятить новый крестик, и она, зажав его в ладони, пытается пробраться вперед – через благочестивую стенку постоянных прихожан. Однако не тут-то было: их плечи и спины вылиты, похоже, из некоего особо прочного материала и даже как бы спаяны в единый монолит. Вероника тычется туда, сюда, но тщетно. Один-два твердых взгляда через плечо дают понять, что дальнейшие ее усилия ни к чему хорошему не приведут.
– Разрешите пройти, пожалуйста! Мне крестик нужно освятить…
Реакции никакой.
– Не пропустят, – шепчет ей в ухо какая-то женщина – попробуйте зайти с другой стороны…
«Подумать только – крестик освятить не пропускают!! Словно билеты в партер купили, а уж кому как не мне требуется сейчас возле батюшки стоять… Да и не стану же я, в самом деле, свой золотой крестик “по цепочке” передавать!»
Подавив в себе желание вслух и «как следует» прокомментировать ситуацию, Вероника начинает все же выбираться назад – чтобы обойти довольно приличное количество народа и приблизиться к священнику с другой стороны. И тут ее взгляд падает на высокую стройную женщину немолодых уже лет, весьма выделяющуюся среди собравшихся. Она чрезвычайно эффектна в своем необычном наряде: в чем-то длинном, узком, светлом, с белой ажурной шалью на плечах и с такой же белой замысловатой шапочкой-«таблеткой» на голове. Высокая и прямая, она, как пальма, возвышается над окружающими ее людьми, стоящими здесь, кстати сказать, не так плотно, как впереди. Но все же один из мужчин, намеревающийся обойти ее, чтобы тоже, наверное, продвинуться поближе к священнику, раз и другой наталкивается вдруг на ее белое плечо… Пропустить его вперед дама явно не желает и показывает это довольно недвусмысленно. Слышно, как они обмениваются какими-то фразами не очень мирной тональности, причем голос женщины звучит непререкаемо, но со спокойным достоинством.
«Да кто вы, в конце концов, такая?!» – потеряв терпение, восклицает мужчина. – «Грешница я!!!»
– Да кто вы, в конце концов, такая?! – потеряв терпение, растерянно-возмущенно восклицает мужчина.
Женщина в белом необычайно величественным, поистине королевским движением вскидывает голову и, помедлив секунду, торжественно бросает в пространство:
– Грешница я!!!
Большой зверь
Утро. Вероника едет в метро на работу. Выходит из вагона на «Кропоткинской» и чуть не сбивает с ног очень интеллигентного, «московского» вида старушку, ковыляющую по платформе с тросточкой в одной руке и клочком бумаги в другой. Явно направляется по какому-то адресу. Видно, как она пытается сказать что-то вдогонку чьей-то удаляющейся широкой спине и даже порывается бежать за ней, протягивая вперед свой беленький листочек.
Ну как тут не предложить свою помощь, и старушка, через слово называя Веронику «миленькой», объясняет, что едет в глазную поликлинику, но вот не совсем точно помнит, в какую сторону нужно выходить из метро.
– А адрес какой? – пытается заглянуть в бумажку Вероника, но видит там только: «м. Кропоткинская, врач Ивлева».
– Да я не помню, миленькая. Всю жизнь туда ездила, без адреса дорогу знаю. Недалеко от метро, всего две остановки на троллейбусе надо проехать.
– А номер троллейбуса какой, помните?
Не помнит. Вернее, все троллейбусы туда идут, поэтому не было никакой надобности запоминать номера. Не остается ничего другого, как привлечь к проблеме спешащих во все стороны пассажиров, но никто ничего о глазной поликлинике не знает. Улыбчивый молодой офицер сообщает, что совсем недалеко находится поликлиника Генштаба. Впрочем, Вероника и сама хорошо знает это впечатляющее здание Генштаба на Гоголевском бульваре и поликлинику при нем. Но бабушке нужна не «военная», а «простая глазная» поликлиника.
– Ну, а как остановка возле той поликлиники называется, помните?
– Да, миленькая моя, помнила, всегда помнила, но сейчас вот забыла… Как же это… Ну зверь такой большой есть… Дикий такой зверь, очень сильный, опасный… Не дай Бог рядом оказаться…
«Реклама на той остановке висела с изображением какого-то зверя, что ли…» – недоумевает про себя Вероника. Решаются все-таки выйти на поверхность – там будет проще определиться.
– Я сына-то просила отвезти меня, но он говорит, не доеду, машин утром очень много, пробки. Самый центр ведь у нас…
Наконец уже на ступеньках, у самого выхода из метро, какая-то женщина уверенно сообщает, что поликлиника эта недалеко, на Пречистенке – две остановки троллейбусом до музея Льва Толстого, так что выходят они правильно.
А бабушка уже на улице и сама видит, что вышли именно туда, куда надо. Напротив высится в торжественной красоте Храм Христа Спасителя, и Вероника осеняет себя крестом.
– Вот-вот, это Он помог, Он нам помог, – радостно кивает головой старушка и, остановившись, опирается на палочку, глядя на купола. Губы ее едва заметно шевелятся – доносятся отдельные слова:
– Сокрушаюсь… нерадивая… грешница…
И вдруг неожиданно резво устремляется в сторону перехода на перекрестке, за которым находится нужная ей остановка.
Губы ее едва заметно шевелятся – доносятся отдельные слова: «Сокрушаюсь… нерадивая… грешница…»
– Бабушка, бабушка, красный свет! – кричит ей вдогонку Вероника, но она, похоже, не слышит, и уже бодро семенит через дорогу, благо та, вопреки прогнозам сына, в этот момент пуста: машин совсем нет.
Вероника все же остается ждать зеленого света, и вдруг до нее доходит смысл слов: «большой такой зверь, дикий, сильный, опасный зверь…» Да ведь это же она имела в виду Льва Толстого! Не имея сил сдержаться, Вероника громко смеется вслух.
Бабушка тем временем благополучно достигла противоположной стороны улицы и скрылась за углом, а Вероника все еще сотрясается от беззвучного смеха, приводя в недоумение стоящих рядом пешеходов.
По солнцу или против?
Вероника зашла в книжную лавку одного маленького старинного храма, расположенного в живописном уголке бывшей дворянской усадьбы. Воскресенье, середина дня, литургия закончилась, и все уже разошлись – народу совсем нет. В лавке из посетителей только двое: Вероника и еще одна женщина, приобретающая свечи. Спрашивает у церковной служительницы:
– Говорят, хорошо бы квартиру обойти со свечой – как это делается?
Тетушка за ящиком смотрит поверх очков:
– Ну как, с молитвой. «Отче наш» знаете?
– Да… знаю… – отвечает женщина не очень уверенно.
– Вот против часовой стрелки и обойдите – против солнца, поняли?
– Против солнца? – переспрашивает покупательница.
– Ну да, как крестный ход идет, как к Причастию подходят. Знаете, с какой стороны к причастию идти?
– К Причастию? – все больше теряется женщина. – Да вот я не совсем знаю… Все никак не соберусь…
– Причастие – каждый день! – заметно воодушевляется служительница.
– Да я такая… Говорят, там надо без грехов…
– Господь пришел не праведников, а грешников спасти! – тетушка за ящиком даже стала выше ростом. – Три дня поститесь, поняли? Вот скоро Рождественский пост начинается – говеете, ходите на службы, утренние и вечерние правила вычитываете, накануне три канона читаете (перечисляет какие), правило к Причастию, утром тоже положенные молитвы…
Тут Вероника не выдерживает, хотя и интересно было бы послушать дальше:
– Ну, вы совсем ее запугали, такой план задали… Вам, – говорит женщине со свечами, – лучше бы к священнику подойти, особенно с вопросом о Причастии в первый раз…
Из-за ящика смотрят на Веронику очень недовольно:
– Я ей все правильно сказала, а если вы не знаете, то лучше помолчите! Что вы улыбаетесь?
– Вы все правильно сказали, но эта женщина, похоже, чуть ли не впервые в храме, она и свечу-то держит как карандаш – не знает, с какой стороны у нее фитиль, а вы ей сразу такую программу сообщили. Она так испугана, что, наверное, больше никогда и не появится у вас…
Женщина, кстати, как только Вероника заговорила и отвлекла продавщицу, тут же выскользнула за дверь.
– Да, вот таким, как вы, вечно батюшки послабления делают, вечно вы на свои немощи ссылаетесь, а так нельзя! – продолжают обличать из-за ящика.
Вероника, чтобы не вступать в прения, тоже спешит ретироваться. За дверью неожиданно натыкается на ту даму в розовом.
– Ой, вы, наверное, все знаете, – говорит дама громким шепотом, – как все-таки обходить, я не поняла, по солнцу или против?! Она правильно мне сказала?
– Да, она правильно сказала, только слишком уж все сразу. Вы все-таки лучше к батюшке подойдите, особенно с вопросом о Причастии. Батюшки у нас очень хорошие, и они действительно всех нас очень жалеют…
Зашли в храм, у амвона как раз стоял батюшка, с кем-то беседуя, но женщина, видимо, робела к нему подойти и все ходила рядом с Вероникой, спрашивая то об одном, то о другом.
Вот приключение!