Сделать аборт, похоронить двоих детей и благодарить Бога за свою жизнь

Художник: Nello Iovine

– Обычно у малышей первое слово какое? «Да», «нет», папа», «баба». А у меня было так… Мама рассказывала, что взяла меня на ручки, поднесла к окну, а там во дворе играли дети. И первое, что я сказала, было: «Дети». И вы знаете, Елена, это слово перевернуло всю мою жизнь. Я по профессии учитель. Это значит, что дети рядом со мной есть всегда. А в моей личной судьбе… В личной судьбе это уже не такой больной, как раньше, но очень-очень важный вопрос…

Когда Анастасии было двадцать лет, она сделала аборт по медицинским показаниям. Второй ребенок – сын – умер в восемь месяцев. Третий – девочка – в месяц.

Потом было удочерение, следом – беременность, рождение здоровой дочери и опять беременность. Одновременно с этим – воцерковление, крах веры и уход из Церкви. И возвращение… А еще очень непростой путь к простому женскому счастью.

«Я столько плакала, дайте порадоваться»

Но прежде чем поделиться историей Анастасии, я хочу сказать, что очень люблю своих читателей. На самом деле, меня до сих пор удивляет, что у меня есть читатели. Даже слово это дается мне с трудом. Потому что вот перед тобой взрослый, образованный, состоявшийся в жизни человек. Явно умнее и образованнее, чем я. И интереснее. А он тратит на тебя свое время, отнимает его от семьи, работы, читает – что ты там накропала. Это так странно…

Я люблю читателей за то, что они – мои соавторы. А иногда – главные авторы моих историй

Еще я люблю читателей за то, что они – мои соавторы. А иногда – главные авторы моих историй. Даже не так. Историй, которые просто подписаны моим именем. На самом деле они – их. Я лишь фиксирую то, что эти люди мне дарят.

А истории удивительные – о жизни, смерти, любви, вере, Боге, мужестве. О падениях, слезах, боли. И о карабкании наверх изо всех сил. Я пишу и часто понимаю, что даже рядом не стою с этими моими героями. И радостно, что такие люди есть, и грустно, что я не такая. И благодарна, что взяли они и поделились со мной самым своим сокровенным. Искренне и честно. Смогла бы я рассказать о себе вот так, без утайки? Не знаю… И страшно испортить этот их подарок собой.

Подарила мне свою историю и Анастасия. Я слушала и удивлялась, что у нее получалось говорить спокойным и каким-то очень чистым голосом. У меня от того, что я просто слушала, уже шли мурашки по коже. И страшно было даже представить, что чувствовала и как бы вела себя я, будь на ее месте.

– Мне даже немного странно, что люди удивляются, – признавалась она. – Обычная такая моя жизнь. Помню, священнику рассказывала, а он со страхом мне: «Вы еще улыбаетесь?!» Ну слушайте, я уже столько плакала, дайте хоть порадоваться.

Уже потом, в самом конце нашего разговора, я спросила Анастасию, изменилось ли что-то в ней после всех этих событий.

– Мне сложно об этом судить, – призналась она. – И других же не спросишь: «А стала ли я лучше?». Но однажды мне сказали: уже то, что я не спилась и не сошла с ума, – огромное достижение.

«Во мне – целая вселенная»

Анастасия из Беларуси. В Минске родилась, в Минске всю свою жизнь и живет.

Вышла замуж рано, в двадцать лет. По причине той своей первой беременности. Мужу ее на тот момент было двадцать три.

– Беременность мы не планировали. Мы еще были студентами. Мы и в браке тогда еще не были. Но я точно понимала, что, забеременев, должна родить. Вопрос аборта для меня был закрыт. Первый раз речь о нем пошла, потому что отец ребенка такому повороту не обрадовался и, мягко говоря, намекал, что лучше прервать. Но я ему ответила: «Жены у тебя, может, и не будет, а ребенок будет!» Чтобы чувствовать себя честным человеком, он, как говорится, был обязан на мне жениться. И мы подали документы в ЗАГС. А родители мои отнеслись так: «Ну, ты и балда! Но забеременела – рожай».

Вспоминала Анастасия, что в начале той своей беременности чувствовала что-то необыкновенное. Что с ней происходит какое-то преображение. И она теперь – совершенно другой человек.

– Во мне – целая вселенная. Малюсенькая по размеру, но это навсегда! Я еще тогда смотрела на себя в зеркало и удивлялась: я теперь совсем другая, внутри – чудо расчудесное, а выгляжу я почему-то как обычно.

А потом все рухнуло… Когда незадолго до даты их регистрации Настя пришла в поликлинику на плановое УЗИ.

В графе «мозг» стоял прочерк

Из поликлиники ее прямиком направили в перинатальный центр на консультацию.

– По реакции моего врача я даже не заподозрила, что что-то не так. А бумажки не удосужилась прочитать.

Просто поехала, куда мне сказали. Сначала очень известный мужчина-узист делал мне исследование. И по его лицу я сразу поняла, что это начало конца. «Капец», мягко говоря. Это выражение я помню до сих пор. Хотя больше двадцати лет уже прошло. Окаменевшее просто лицо. Но он мне тоже ничего не сказал и отправил к генетику.

Оказалось, что у дочери Анастасии, а это была девочка, – тяжелейшая гидроцефалия и полностью отсутствует мозг. В графе «мозг» стоял прочерк.

– И от меня требовалось принятие решения о прерывании, – рассказывала она. – Не могу сказать, что врачи как-то плохо ко мне относились. А тут еще двадцатилетняя перепуганная девчонка, у которой беда. Но говорили, что сделаю аборт, а потом рожу здорового. Это просто случайность, «средовой фактор», как они сказали. Дальше всё будет хорошо. Бомба в одну воронку дважды не попадает. И точно так же, как я понимала, что должна родить здорового ребенка, я понимала, что больного рожать я не должна. Вариантов для меня других тогда не было. Ну а как жить без мозга? У меня и папа – врач. Он тоже сказал, что надо прерывать. Единственное, от чего я отказалась, – от амниоцинтеза. Потому что через какое-то время я должна была лечь в больницу на искусственные роды. И мне показалось, что это совершенно в данной ситуации неуместно. И так понятно, что ребенок больной.

Анастасия не снимает с себя ответственности за тот шаг. Но в то время она была очень далека от веры и Бога, а рядом не было никого, кто удержал бы ее от этого шага.

– Альтернативного мнения я ни от кого не услышала. Мне казалось, что это вполне естественно, я следовала рекомендациям врачей. Хотя, конечно, было страшно. Но выбора-то тогда для меня не было.

«Когда живешь без Бога, всё возможно»

Я спросила Настю, а как уживалось в ней ощущение того, что внутри нее целая вселенная, чудо, о котором она рассказывала, и это прерывание.

Для меня тогда я и Бог были какими-то параллельными реальностями, хотя в детстве меня крестили

– А я даже не знаю, как уживалось, – честно ответила она. – Но, когда живешь без Бога, всё возможно. А для меня тогда я и Бог были какими-то параллельными реальностями. Хотя меня в детстве крестили.

Семья Анастасии была совершенно нецерковной. Прабабушка только ее была баптисткой. И в подростковом возрасте сама Настя несколько раз ездила в православный храм.

– Просто хотелось. Но я дома даже не говорила об этом, стеснялась, наверное. Я пела в хоре (не церковном, обычном – светском, музыкальном), и мама думала, что я езжу на занятия. А потом и это ушло из моей жизни, забылось. И когда случилась та беременность, я даже не думала: грех – не грех, убийство – не убийство. Надо – значит надо. И не нашлось ни одного человека, кто бы мне что-то подсказал… А если бы и сказал, я тогда не поняла бы. Единственное, у меня была верующая знакомая. Помню, что, когда я забеременела, они с ее мамой как-то грустно на меня смотрели. Но ничего не говорили. Однажды только она мне рассказала, что приснился ей сон: «Ребенок твой в уголочке лежит, и лицо платочком накрыто».

Муж Анастасии, когда узнал о том, что их нерожденный ребенок тяжело болен, рыдал навзрыд. К тому моменту он его уже полюбил. Но тоже не подумал, что можно оставить.

Еще до аборта была роспись в ЗАГСе и свадебное застолье.

– Это было ужасно, – признавалась Настя. – Я была еще беременна. Знала, что ребенок этот не будет жить. Но делать было нечего. Свадьбу пришлось гулять – гостей же позвали. Настроение было… Ну как вам сказать. Пришлось улыбаться. Было тяжело, но молодость многое облегчает, смягчает.

А через два дня она легла в больницу.

– Это были искусственные роды на 22-й неделе. Я рожала в общей палате, там куча народа. В обычной постели. Было очень больно. Самые болезненные мои роды. Ребенка мне не показали, унесли. Воспоминания сейчас, конечно, тяжелые. Прошло 22 года, а я все время думаю, а как бы я в нынешнем своем состоянии поступила? И понимаю, что не дай Бог никому такого жуткого выбора. Мне даже страшно об этом помыслить. Лучше ничего не знать, родить и получить потом больного ребенка, чем половину беременности знать, что носишь дочь без мозга… Конечно, я осознаю, что я совершила. А тогда у меня никаких тяжелых мыслей на эту тему не было. Про Божью волю, крест… Не было ничего. Просто тучка повисла, потом ветер ее сдул, и мы зажили себе дальше. А через два года решили попробовать еще раз. Муж первым захотел. Но я тоже уже думала о ребенке. Потому что помнила, как это волнительно и прекрасно, когда внутри тебя вселенная.

«Я стояла у кювезика и гладила своего малыша»

Анастасия достаточно быстро забеременела. Всё протекало хорошо. Был волнительный момент в те же двадцать недель, когда она пришла на обследование (память ведь никуда не денешь), но, когда врачи сказали, что всё у нее прекрасно, расслабилась и наслаждалась своим состоянием.

– Они эту мою вторую беременность вели как первую. Не пугали, не перестраховывались. Всё хорошо, не было ничего! Но потом я стала понимать, что всё идет по какому-то ненормальному сценарию. У меня появилось многоводие, оно прогрессировало. Из врачей никто этим вопросом не озадачился. И в один прекрасный момент я уехала с угрозой преждевременных родов в больницу, которая специализируется на недоношенных детях. Мне сделали УЗИ и увидели, что ребенок как-то неестественно держит кисть. У него каким-то особым хитрым способом зажаты пальчики и оттопыривается мизинчик. Мне сказали, что 100 % он родится с отклонениями, собрали консилиум, чуть ли не на прерывание собрались отправлять. У меня, конечно, паника. Но я сказала, что будем сохранять. Срок уже 28 недель, какое прерывание?

Из предродового отделения Анастасию перевели в палату патологии беременности. И уже через полчаса она пожаловалась медсестре на сильные тянущие боли внизу живота.

– Меня посмотрели и сказали, что я уже в родах. И появился на свет мой мальчик, Миша. Его сразу забрали в реанимацию. Я, честно говоря, даже всё толком не помню. Как в тумане.

Это был какой-то бесконечный процесс. Мальчика всеми силами пытались «раздышать». Он то лежал на аппарате ИВЛ, то его снимали, и он дышал сам. Потом переставал и опять попадал на ИВЛ.

– Я каждый день ездила к нему. Стояла у кювезика, мне его открывали. Трогала, гладила своего малыша. Вещи ему передавали. Шапочку, носочки вязаные, памперсы. Я еще тогда заканчивала каким-то образом университет. Защищала дипломную работу. Ну как – защищала? Мне нужно было только прийти и оформить все эти документы. Преподаватели знали мою историю и относились с пониманием, сознавая, что «защитник» из меня никакой. Муж приезжал, его родители. Мама моя… Ей было тяжело. Она, на самом деле, до сих пор не может восстановиться после всего этого. Отец мой был спокоен. Но он – невролог. Ему как бы положено сохранять спокойствие. Я только два раза в жизни видела, как он сильно переживал. Первый – когда у его собственного отца обнаружили опухоль. И когда мне хотели колоть иммуноглобулин: «Колите что угодно, но только не иммуноглобулин!»

«Я делала сыну массаж сердца»

В это время и начался путь Анастасии к Богу.

Когда, родив сына, я лежала в коридоре с холодной грелкой на животе, единственное, что мне хотелось, – вскочить и помчаться в церковь

– Когда сын только родился и я лежала в коридоре с холодной грелкой на животе, единственное, что мне хотелось, – вскочить и помчаться в церковь. Я понимала, что он на аппаратах, но живой, и я должна что-то делать, чтобы его спасать. Меня в один момент просто переклинило. Когда я уже начала вставать, то подходила к окну. Был май, помню – цвели одуванчики, при этом холод стоял дикий. А я готова была из больницы убежать в храм. Понятно, что вынести сына из реанимации я не могла, и месяца через два мы позвали батюшку туда. Тогда у меня прямо камень с души свалился: я сделала всё, что могла. Я его спасла! В таком – земном смысле.

И с ним уже будет происходить то, что должно происходить.

На этой почве Анастасия стала ближе общаться с той своей верующей знакомой, которой приснился сон про ее ребенка. Вместе они ходили на службы в храм рядом с ее домом, исповедовались и причащались. Даже оставались ночевать в церкви, когда там нужно было делать уборку. Оставалась Настя ночевать и дома у подруги. И даже ездила с ее мамой в Почаевскую лавру.

– И я до последнего верила, что всё будет хорошо. Что произойдет чудо! Несмотря на то, что все вокруг говорили, что сын скоро умрет. Я даже у врача нашего спрашивала: «Ну что, какие у нас перспективы?». Но она так на меня посмотрела, что я поняла: лучше переформулировать вопрос. Она меня водила в реанимацию, показывала другого тяжелобольного ребенка, с трубкой в трахее. Который живет в больнице. Он играет тут в свои игрушки, всё понимает. И он умрет! Что бывает и так. Долго… Так что непонятно, что хуже. Но мой не умирал! И я надеялась…

В какой-то момент врачам удалось хоть как-то стабилизировать состояние малыша. Из реанимации его перевели в отделение для недоношенных детей. И Анастасия легла вместе с ним.

Несколько раз на руках у Насти Миша переставал дышать.

– Синел, обмякал. У него и так мышцы были очень слабые. И движения тоже. Кричал еле-еле. Это было больше похоже на писк. Он и выглядел в 6–7 месяцев как новорожденный. И когда он вот так «умирал», это было жутко. Я его трясла, пыталась что-то сделать. В самый первый раз я положила его и помчалась на пост за медсестрой. Ее там не было, и я бежала по коридору дальше. Мне казалось, я бегу по какому-то бесконечному кругу из застекленных палат.

Мальчика спасли и еще через время перевели в отделение неврологии. И там у него тоже вот так остановилось дыхание.

– Прибежала врач. Я не помню точно, что делала она, но мне говорила делать Мише массаж сердца, нажимать вот сюда. И я давила на его маленькую грудь. То есть я еще и массаж сердца сыну делала. А стены между палатами стеклянные. Там толпа мамочек с выпученными глазами. Они, конечно, были в шоке. Сразу на своих детей всё переносили. Потом уже прибежала реанимационная бригада. Мужики – все свои уже к тому моменту. Волосатыми своими ручищами всё делали. Спросили меня: «Откачиваем?» Я до последнего: «Да! Спасаем!» Врачи на самом деле все время изо всех сил его вытягивали. Но он не вытягивался…

Следом за тем Миша попал в инфекционную больницу. Потому что ко всем бедам добавилась еще и синегнойная палочка.

– Всё у нас было плохо. Сам он не сосал, кормили через трубочку. Неврологическая симптоматика была очень яркая. Побыл там где-то неделю. И умер. На Крещение. Не знаю, почему это важно. Но мне кажется – в этом есть смысл. Вообще, во всем этом есть смысл, хотя я его и не искала судорожно… Со смертью Миши связана еще одна странная история. У врачей почему-то не оказалось моего номера телефона. И я узнала обо всем, когда принесла памперсы. А они уже не нужны… Похоронили… Конечно, больно вспоминать. Хотя много времени прошло. Тогда в день похорон такой снежок еще падал. Батюшка, который его отпевал, отец Алексий, очень болезненно воспринял его смерть. Мы с той подружкой к нему ходили. Он молился за моего мальчика, святую водичку передавал. Мне потом рассказывали, что он во время отпевания еле-еле слова произносил. Но я не помню…

Помнит зато Анастасия один удивительный случай. Она тогда еще не устроилась на работу после окончания университета. А муж ее учился, хотя был старше. Позже поступил.

– Денег у нас было впритык, и все расходы взяли на себя родители. А когда Миша умер, мне очень хотелось купить ему цветы на могилку. Но не просить же на это деньги у кого-то. Надо самой. Но взять было неоткуда. И я тогда пришла домой и зачем-то полезла в пакет с нитками. Почему туда полезла, а не в морозилку, например? Не знаю. И нахожу там пять тысяч наших белорусских рублей. Их как раз хватило на шикарную ветку белой лилии.

Удивительно, но смерть сына не стала тогда для Анастасии поводом для какого-то ропота на Бога, для обиды. Она так и продолжала воцерковляться. Пока не потеряла дочь.

Уже ничего не планировала

Тоже удивительно, но после всех предшествующих событий Анастасия совершенно не боялась беременеть.

– Не знаю почему. Были какие-то бесстрашные.

Перед этим она ездила в Москву. Там у ее родственников были знакомые врачи, которые положили ее в гинекологию. Пролечили инфекции, еще что-то.

– Но генетика не лечится. Сейчас я знаю, что это она. У нас с мужем была несовместимость. А тогда это слово даже не звучало. Случилось, а почему – неизвестно. Второй раз «средовой фактор».

Это была даже не обида на Бога, а чувство, будто бы меня предал самый близкий человек

Через два года после смерти Миши у Насти родилась девочка Маша.

Во время беременности у врачей никаких «нареканий» не было ни к матери, ни к ребенку. Всё произошло в срок.

– Но после родов сразу стало понятно, что симптомы один в один как у Миши. И стопы такие же своеобразные, немного деформированные, и контрактуры, и неврологическая симптоматика полностью совпадала. Всё было очевидно. И если за сына боролись, особенно поначалу (потому что не знали, что и как будет), то с дочерью уже было не так. Мне потом сказали, что Миша был для больницы очень дорогим: «Не золотой, а платиновый мальчик». Очень дорогими были лекарства… Маша моя прожила месяц. И всё…

Когда стало ясно, что с девочкой происходит то же, что происходило с мальчиком, Настя и обиделась на Бога. И это даже не обида была, а чувство, как будто бы ее предал самый близкий человек.

– Я, честно говоря, даже слова такого не могу подобрать, чтобы описать, что это было, – признавалась она. – Как будто мой родной отец сотворил что-то очень страшное. Какое-то преступление. Настолько жуткое, что нет у меня больше отца. Я не хочу иметь с ним ничего общего! Нет Бога! Всё! А если Его нет, то во имя Кого и чего крестить? В общем, шла до конца. Не крестили и не отпевали Машу. Меня очень сильно штормило. Мне было очень плохо и с материнской точки зрения (я опять потеряю ребенка, вопрос – через сколько), и в религиозном плане. Произошло полное крушение надежд. Было у меня упование, а тут Он меня бросает, обманывает и в ту же ситуацию погружает. Опять дежавю. Ну и всё, заканчиваем эти отношения! Муж у меня неверующий, так что подсказать было некому. Да и что подсказывать? С Мишей я думала, что уверовала, но жизнь показала, что не глубоко.

Прошло совсем немного времени, и Анастасия с мужем развелись. Не из-за смерти детей. Она думает, что просто не особо ценили то, что у них было. Их любовь. Да и была ли она – настоящая? Настя сейчас и сказать точно не может. Ведь женились они «по залету». А не будь той первой беременности, неизвестно вообще, состоялась бы та свадьба или нет.

– Когда мы развелись, мне было двадцать шесть лет. И я была уверена, что детей у меня больше никогда не будет. Не то что я намучилась и настрадалась. А не будет – и всё!

Интересно, что про две предыдущие беременности Анастасия говорила мне: «И мы запланировали ребенка», «и мы опять запланировали ребенка». Но планы ее оборачивались потерей. А тут она уже ничего не планировала. Никакого ребенка. Жила как жила.

«Ребенок, о котором я мечтала»

Но прежде рухнул еще один Настин план – жить без Бога.

– Без Бога жить на самом деле очень тяжело. И постепенно я опять стала делать к Нему шаги, смягчаться. Не резко, но всё же. Ну а как, если Он есть? Смирилась, пошла на исповедь. Что сказал батюшка? А что скажешь? Принял меня как блудную дочь. Слава Богу! Сейчас я не могу сказать, что у нас с Господом очень близкие отношения. У меня, в смысле. Но я стараюсь…

А потом в ее жизни появилась Зоя.

Дело в том, что мама Анастасии работала в детском доме. И однажды она сказала:

– У нас там такая хорошая девочка есть четырехлетняя!

– А давай ее возьмем, – неожиданно ответила Настя.

Она рассказывала, что уже в тот момент почувствовала, что это ее ребенок.

Я взяла ее на руки. И всё. Вес, запах волос, то, как она присела, – это был абсолютно мой ребенок

– А мама моя не то чтобы всегда была против усыновления, но знала и говорила, что это большие риски. Но я все равно пошла смотреть девочку… Помню, она сидела на стульчике и надевала красные колготки. Я взяла ее на руки. И всё. Вес, запах волос, то, как она присела, – это был абсолютно мой ребенок. Если бы в моей жизни случилась какая-нибудь «Санта-Барбара» и этого ребенка у меня случайно похитили, а через четыре года сказали: «Вот, это твоя дочь», – я бы в это поверила. Но я просто знала, что никого у меня не похищали. Я другим образом потеряла детей.

Анастасия удочерила девочку. В суде сначала возникла заминка. Судья начала придираться к какой-то бумажке. Но, узнав Настину историю, по ее словам, «готова была отдать десять детей».

– А я была абсолютно счастлива, что у меня наконец появился ребенок. И именно такой, о котором я всегда мечтала. Она была такая, как мне нужно! Конечно, мне было сложно адаптироваться к новой жизни. Но я даже батюшке говорила, что не жалею ни секунды. А по дочке я не видела, что ей было как-то тяжело встраиваться в нашу жизнь. Я жила с родителями, они ее приняли безусловно. И она к ним потянулась, особенно к дедушке. Она его увидела и сказала: «А ты классный!». А мне – что я похожа на Бабу Ягу. Ну и стали мы жить-поживать да добра наживать. Я даже ушла с работы, чтобы всё свое временя посвящать Зое.

«Буду рожать любого ребенка»

Прошло еще немного времени, и неожиданно для себя Анастасия познакомилась с мужчиной.

На самом деле, она сначала не очень хотела всего этого касаться, но с ее разрешения я всё же это сделаю.

В общем, познакомились, понравились друг другу. Сыграли свадьбу.

– Наверное, мне просто очень хотелось нормальную семью, чтобы муж был рядом, – рассказывала Настя. – Поэтому я даже родственников его особо не расспрашивала. Что там да как… А он оказался алкоголиком. И это было ужасно. На самом деле, алкоголизм – это не какая-то плохая привычка. Это очень страшно. Но я давала ему шанс. А потом я узнала, что беременна.

Это был тот самый случай, когда Анастасия никакого ребенка больше вообще не планировала. Но и муж ее второй тоже не планировал.

– Он ребенка не хотел. Не хотел напрягаться, хотел жить в свое удовольствие. Настаивал на аборте, угрожал, кричал, что я его обманула. Говорил, что я уже старая. А мне было тридцать четыре года. В итоге на втором месяце моей беременности я его выгнала. И мы развелись. Судья, узнав мою историю, опять прониклась, как тогда – с усыновлением. Сказала, что я даже на заседания могу не приходить.

А этот Настин второй муж никак не мог успокоиться, звонил, говорил, что убьет. Подсылал такого же друга.

– Я позвонила участковому, и он сразу: «Так, мы едем к вам!» Приехали, всё осмотрели. Через несколько дней перезвонил: «Мы с ним поговорили. Он трус, ничего вам не сделает. И друг его тоже. Ничего не бойтесь. Живите спокойно». Он и правда больше не появлялся. Дочка моя Зоюшка не очень расстроилась. У них сначала были нормальные отношения, но потом он их испортил.

В положенный срок Анастасия родила девочку Нину. Абсолютно здоровую.

– Когда генетик еще во время беременности спросил меня, буду ли я сдавать околоплодные воды, я отказалась. Сказала, что буду рожать любого ребенка. И вот такой подарок Божий. Такое чудо.

Радоваться – несмотря ни на что!

Приготовил Господь Анастасии и другой подарок. Отсидев положенное время в декрете и выйдя на работу в свою школу, она встретила там своего нынешнего горячо любимого мужа.

– Мы, на самом деле, давно знакомы. Он тоже педагог. Учитель белорусского языка. Мы долго просто дружили. А однажды девчонки-коллеги сказали: «Он так на тебя смотрит!» Да я и так чувствовала, что не безразлична ему. Вот так и поженились.

Подружилась с отчимом старшая приемная Настина дочь.

– Правда, у нее сейчас непростой период, взросление. Но ничего. А младшая (ей сейчас уже шесть лет) зовет его папой. А он – своей дочкой. Нина говорит: «Папа добрее, чем ты!» Он правда очень добрый. Они обожают друг друга, вечно дурачатся друг с другом и кошками. Муж с Ниной не строгий, мягонький такой. Но и она не наглеет, на шею не садится. Они полностью совпали, у них любовь. И меня он очень любит! И я его!

Сейчас Анастасии 42. Ее мужу, Александру, – 56. И они ждут ребенка.

– Мы очень хотели, очень старались. И вот получилось. Полсрока нам осталось. И это самая нервная моя беременность. Больше всего переживаю. Наверное, возраст уже. А для мужа моего – никто не старый! Он горд и счастлив! Рассказывает мне разные истории, как кто-то из его знакомых родил в зрелом возрасте. И ездит сейчас по всей Беларуси, покупает мне разные нужные и редкие лекарства. Мы с нетерпением ждем нашу Танечку. Так дочку назовем. У нас будет девочка.

…Анастасия закончила свой рассказ. А я закончила писать. Мне хотелось добавить что-то от себя. Что-то такое, знаете, умное, духовное, с пользой дела. Но как-то всё ускользало, не укладывалось в мысли. А потом я поняла, что не надо ничего добавлять. Не надо ничего комментировать. Это просто жизнь человека. Бывает, оказывается, и так. Зачем Господь дал Насте такую жизнь и такой путь? Только Он знает. Главное, что она приняла этот путь как волю Божию. Хотя, конечно, на этом пути она многое делала не так.

Бог был рядом, даже когда я была в очень большой обиде на Него

– Сейчас я уже по-другому бы себя вела. Потому что не человеку решать, чему быть, а чему нет. Кому жить, кому не жить. Но я ни один фрагмент из своей жизни не выбросила бы. Я ведь ее живу не одна, а вместе с Богом. Он был рядом, даже когда я была в очень большой обиде на Него. Я очень Ему за это благодарна! И сейчас мне кажется, я понимаю, что значит жить с радостью, несмотря ни на что. Моя подруга даже предъявила мне претензию, что я раньше ныла, а теперь всё время радуюсь и этим раздражаю. А я не специально, так получается. Иначе мне бы просто не удалось выжить.