Рисунок: Александра Расторгуева / vcozsir.zdrav36.ru
– Я убила своего ребенка, и меня не нужно оправдывать, – говорила мне Анна. – Мне нужно помочь найти смысл, чтобы дальше жить.
Я убила своего ребенка, и меня не нужно оправдывать. Мне нужно помочь найти смысл, чтобы дальше жить
… Не так давно я рассказывала историю женщины, у которой в жизни одна за одной случились страшные трагедии: погиб сын, ушел муж, умерла мама. Она осталась одна на этих руинах. Это очень тяжелая история…
Пытаясь понять, как так произошло, она начала «отматывать» назад свою жизнь и «споткнулась» об аборт, который сделала через некоторое время после рождения старшего сына. Тому, второму, ребенку на стадии беременности врачи поставили синдром Дауна, и Анна с мужем решили это все прервать.
И вот, разматывая после смерти старшего сына этот клубок, Анна начала очень сильно сожалеть о том аборте. Потому что с него, как она думает, все и началось.
«Нельзя оставлять беременность на всякий случай»
Для меня, да и для Анны, которая тоже читала комментарии к той статье, было очень странно, что часть читателей восприняла ее как некую топорную, прямолинейную «притчу» о Божием возмездии: «Сделала аборт – пусть умрет теперь и второй твой ребенок!». Как какую-то обвинительную речь. Где я выступаю в качестве прокурора, Аня – подсудимая, а Господь наш в этой схеме, видимо, оказался палачом.
«Это жестоко – писать и говорить человеку, столкнувшемуся с самым жутким горем, какое есть на этой земле – потерей ребенка, – что он в этом виноват», – читала я…
«Очень жаль десятилетнего сына… О нем даже здесь в комментах никто не вспоминает и не жалеет. Ребенок как инструмент наказания/вразумления родителей. А если представить, что смерть мальчика действительно связана с абортом мамы, и на той стороне он об этом знает – это для него должна быть адская и совсем безысходная мука».
«Очень жалко женщину. Но она ошибается в одном – что аборт как-то связан с гибелью старшего сына…»
«Каждый родитель в таком горе будет винить себя, но именно автор связывает это горе с абортом ребенка… И это ужасно, это как будто легализует это горе и подтверждает жуткую, неправомерную, ненормальную позицию Анны».
…Пытались оправдать тот аборт.
«Бог его допустил. Значит, тому и быть. Мало ли в жизни всевозможных историй и даже более грешных, чем эта. Прямой связи нет и не может быть. А у некоторых есть нездоровое стремление выискать грехи других и обвинить».
«Нельзя оставлять беременность ребенком с особенностями “на всякий случай”. И нельзя осуждать людей за слабость… Аборт – это горе. И милосердная позиция сейчас – это объяснить этой семье, что они не виноваты в том горе, которое случилось».
«Было бы честно со стороны автора текста сказать, скольких женщин с особенными детьми бросают мужья. И что будет с этим особенным ребенком, если он переживет своих родителей в случае, если в семье нет братьев и сестер… Кто-то предпочитает взять на себя грех детоубийства и нести за него ответственность, чем обречь своего будущего ребенка на жизнь в мире, где его, мягко говоря, любить не будут. Ну, кроме родителей и близких людей».
«Нет, я отказываюсь присоединиться к мнению тех, кто тут будет видеть причинно-следственную связь (я так поняла – между абортом и гибелью старшего мальчика), потому что это – когнитивная ошибка, и называется она – эмпирическая доступность!!! Это когда берется чей-то опыт, а не обобщение человеческого опыта в целом. И тогда картина искажается. И в таком горе второй ребенок мог бы стать замещающим – есть такое понятие в психологии, и это тоже неправильно. Ни один ребенок не заменит другого».
Ну и так далее. Это я только на своей личной странице читала. На другие, где была опубликована статья, даже не рискнула заглянуть.
Отнять покаяние – хуже, чем убийство
Знаете, я не психолог и во всех этих когнитивных ошибках, эмпирических доступностях, замещениях и прочих словах совершенно ничего не понимаю. Допускаю, что отсюда все мои проблемы. Но с точки зрения безграмотного обывателя, у Анны не «жуткая, неправомерная и неправильная позиция», а как раз-таки единственно правильная и спасительная – и в этой жизни, и в жизни будущего века.
Ее пытаются оправдать. Что аборт – это не убийство, а горе. Что раз Бог его допустил – так лучше. Что ее муж мог уйти и от такого ребенка.
Убийство есть убийство. И за то, что она это сама поняла и признала, мне хочется обнять ее еще крепче
Что могу сказать… Ушел бы – туда ему и дорога. Это не повод УБИВАТЬ. И сама Анна через мучительную боль и ломку нашла в себе силы это признать. И только она и Бог знают, как ей было трудно это сделать. Я лишь догадываюсь. Да, я тоже ей очень сопереживаю. Мне хочется ее обнять и плакать вместе с ней. Но убийство есть убийство. И за то, что она это сама поняла и признала, мне хочется обнять ее еще крепче.
А признание своей вины и ответственности за совершеннее ошибки – это путь к покаянию. А значит – к Богу и возможности наконец-то вздохнуть и начать жить. Те, кто пытается ее «утешить»: «Ничего, бывает, все нормально. Ты ни в чем не виновата», – лишают ее этой возможности вздохнуть сейчас и дышать полной грудью – Там!
Это не значит, что нужно ходить за ней по пятам и бесконечно обвинять. Так можно и доконать. Но нельзя отнимать у человека покаяние. Это дико, наверное, прозвучит, но сердце радуется, видя, как она делает эти шаги. Обливается слезами, потому что история тяжелейшая, но и радуется. Человек нащупал опору.
Аргумент «Ребенка с синдром Дауна не будут любить окружающие, так что лучше его убить» даже комментировать не хочется…
У Анны не только покаяние пытались отнять, но и попытку найти хоть какие-то смыслы во всем происшедшем: «Это цепь трагических случайностей»…
Но, опять же, с моей точки зрения обывателя, а не психолога, обессмысливать ни в коем случае нельзя. Именно поиск смыслов и дает Анне сейчас силы двигаться дальше. И Господь, конечно.
Да, наверное, жестоко звучит, что все они сделали своими руками. Почти все – кроме смерти старшего сына. Анна сама сделала аборт, она сама перевязала трубы, сама обманула мужа, и он сам от нее ушел. Это все привело к тому, что не выдержала Анина мама… Нераскаянный грех потащил за собой всю эту череду трагических событий. Анна это понимает и принимает. И просит Господа ее помиловать и простить. И дать ей силы и смыслы жить дальше.
Ребенок, которого она убила, не мог бы, конечно, заменить ей старшего. Откуда эти глупости? Но он был бы этим смыслом. Но этого ребенка нет. И она это сделала сама. Она не может изменить прошлое. Но она может изменить будущее – бессмысленное будущее. Вместе с Богом она может построить свою жизнь. Но и это добренькие люди пытаются у нее отнять.
Правильно писали, что не нужно снимать ответственность с мужа. Конечно, не нужно. Но Анна сейчас ищет себя – в жизни и в Боге. А он – это другая история. Да, нормальный мужик не поведет жену на аборт. Но для Анны это ничего не меняет.
И вообще удивительно, откуда читатели взяли, что гибель старшего сына – это «месть» Бога за аборт. В статье об этом не было сказано ни слова. Более того, мы с Анной много говорили о том, что, в отличии от людей, Господь не мстит. Но это не отменяет того, что человек пожинает плоды сделанного им.
Анна сказала фразу: «Если бы не убили одного ребенка, второй бы не погиб…» Но когда мы говорили с ней об этом, лично я понимала для себя это так – что жизнь их могла бы пойти совершенно иначе. Она бы и пошла. И, возможно, не было бы этих всех трагедий. А может быть, и были. Только совесть была бы чиста, не было бы лжи и был бы смысл. Наверное… А может быть, и нет… Как говорит мой друг отец Евгений: «Неблагодарное это дело – препарировать Промысл Божий».
Правда ведь – гибнут дети и без абортов, и процветают те, кто их делает…
Но в любом случае, все было бы у Анны с мужем по-другому. Другая жизнь и другие в ней события. Лучше, хуже (хотя как это возможно), но по-другому. Возможно, вместо того кино старший брат сидел бы с младшим…
«Знакомый священник рассказал мне, что часто на исповеди женщины говорят про грех аборта, но при этом добавляют, что вины не чувствуют, наоборот искренне считают, что правильно сделали. Этот батюшка не говорит ни про какие кары, а просто произносит одну единственную фразу: “Ну вы же понимаете, что этим изменили свою судьбу?” И вот тогда, с его слов, приходит покаяние (осознание). Я не увидела в этой статье ничего про кары и возмездия, есть речь про изменение своей жизни», – писала одна моя читательница.
А еще мне близок вот этот комментарий:
«Эта женщина говорит о своем ЛИЧНОМ ощущении, которое ее ЛИЧНО не обманывает. О том, что после этого аборта она еще и трубы перевязала, о том, что стала лгать мужу. Это ее осознание ее ошибок. И ее выводы.
И трагедия ее даже не в гибели сына, а в том, что у нее не осталось в жизни ничего, ради чего можно было бы жить (с ее точки зрения) – ни больного ребенка, ни возможности родить нового. Это все, конечно, взаимосвязано, но не так топорно и прямолинейно. А люди, которые делают такие выводы о чужой жизни (что смерть сына – наказание за аборт), очень часто своими рассуждениями добивают и без того сломленного человека, лишая его самой главной опоры – надежды на Божье милосердие, заставляя человека думать, что Господь – тупая функция, действующая на уровне “согрешил – получил”. Это очень жестоко и крайне необдуманно».
И повторю, не нужно отнимать у человека покаяние. Это еще хуже, чем убийство. И веру в Любовь и Милость Божию тоже отнимать нельзя.
«Сделала и не жалею»
Но как бы там ни было, после той статьи сразу несколько женщин прислали мне свои истории. Какие-то напрямую связаны со сделанными ими абортами, какие-то – косвенно. Кто-то их вообще не делал. Но толчком, чтобы поделиться ими, так или иначе стала та история об Анне.
Я пожалела о сделанном в тот момент, когда вышла из наркоза. Хотела все вернуть, но было поздно
«Я пожалела об этом в тот момент, когда вышла из наркоза. Хотела все вернуть, но было поздно. И еще два года потом у меня было чувство, что я умерла вместе с тем нерожденным ребенком. У меня даже были мысли покончить с собой. Я все равно не жила. Удержал только старший, которому на тот момент было семь месяцев, когда я забеременела второй раз. Это и стало причиной прерывания беременности – слишком маленькая разница. Нам с мужем поначалу казалось, что мы делаем все правильно. Но видит Бог, как мы об этом жалеем. Немного отпустило, когда родилась дочь. Сейчас у нас четверо… Но вину так и чувствуем. Но батюшка у нас хороший (мы после того аборта пришли в храм), говорит – Господь милостив».
«Я сделала аборт в девятнадцать лет. Жила с родителями и боялась им сказать. Они у меня очень строгих правил. “Залетела без штампа в паспорте – подзаборная, значит”. И парню своему тоже не сказала. Испугалась, что он меня бросит. Сделала тихо – и все… Сначала думала, что все прошло хорошо. Но где-то через месяц мне приснилось, что я держу на руках младенца. Это была девочка. И тут меня накрыло. Каждый день, годами, я думала о том, какой была бы моя дочь. Сколько ей было бы сейчас. С тем парнем мы в итоге поженились, нашему сыну пять лет. Недавно не выдержала и рассказала и мужу, и родителям о том аборте. Мама плакала: “Что же ты, дурочка, наделала. Было бы у нас две внучки!” Муж ушел из дома на пять дней. Потом вернулся. Тоже сказал, что дура! Ругался и даже слезы были».
А у этой женщины никаких душевных терзаний не было:
«Мне сказали, что у ребенка большие проблемы с почками. И он все равно умрет. Считаю, что поступила правильно. Зачем мучить и его, и себя? У нас с мужем все хорошо, двое детей».
Бывает и так, да… Но до конца нам станет все понятно только в вечности…
«Прости, пожалуйста, сыночек!»
А Ирина абортов не делала… И не собиралась.
– Но я хотела бы поделиться историей, свидетелем которой была лично, – начала она свой рассказ. – Это произошло с моей мамой, Царствие ей Небесное. Она умерла от сахарного диабета. Будучи медицинской сестрой и имея доступ к препаратам, она очень запустила его. Она умирала в течение недели, превратившись из взрослого человека в ребенка…
Ирина рассказывала, что в конце мама ее не могла ни есть нормально, ни жевать, и они с бабушкой кормили ее из бутылочки, как младенца. И все это было очень непросто.
– В один из таких тяжелых дней мы с маминой теткой – тетей Аней – сидели возле ее постели и читали по очереди книгу архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые», – вспоминала Ирина. – Мама под эту книгу переставала стонать и спала. В этот раз тоже так было. Неожиданно она заворочалась и сердито воскликнула: «Уходи, Тая! Я не пойду с тобой, не пойду!». Тая – это покойная тетя мамы, сестра тети Ани и моей бабушки. К тому времени тети Таи не было на этом свете уже двадцать лет.
Ирина признавалась, что она очень испугалась и даже уронила от неожиданности книгу. А голос ее мамы вдруг изменился и стал ласковым:
– Сыночек мой… Ты пришел? Какой ты красивый. Прости меня. Прости, пожалуйста, – говорила умирающая женщина.
«Сыночек мой… Ты пришел? Какой ты красивый. Прости меня. Прости, пожалуйста», – говорила умирающая женщина
Ирина тогда опешила. Какой сыночек, если она – единственный ребенок? Есть еще брат, но он двоюродный. Какие сыночки, что происходит?
– Я тогда даже спросила тетю: «Теть Ань, мама с ума сошла?» – «Нет… Сын ее приходил. Нерожденный…»
«Не дай Бог столкнуться с этим»
Тогда Ирина и узнала, что уже после ее рождения мама сделала аборт. С отцом Ирины у них были непростые отношения, и женщина понимала, что жить с ним не будет. А тут – беременность. Боясь «не потянуть» двоих детей, на большом сроке, когда уже можно понять пол ребенка, она это и сделала. Она работала в гинекологии, врачи были знакомые и нарушили правила.
– Это потрясло меня, – признавалась Ирина. – Было страшно за маму. Я понимала, что она умирает, я была уже взрослой – 23 года… Но как она предстанет перед Богом, что скажет Ему? Говорят, что покойные наши близкие встречают нас на Том Свете. Мой нерожденный брат простил ее, если пришел к ней перед смертью? Или нет? И в тот момент мне было очень стыдно перед ним за то, что я есть, а его нет. Он тоже мог быть… Однажды, несколько лет назад, он мне снился. Юноша, до боли похожий на моего двоюродного брата и на меня. Он сказал, что его звали бы Кириллом, как нашего прадедушку. Во сне я плакала и просила у него прощения, а он улыбался и утешал меня. Вот такая история… Мама воцерковилась, когда мне было одиннадцать. Несколько лет она усердно ходила в храм, потом перестала. Но за несколько дней до смерти маму причастили. Успели…
Мамы Ирины нет на этом свете уже больше десяти лет. Ей самой – тридцать пять. Замужем никогда не была – не стремилась.
– Сейчас живу с бабушкой – маминой мамой. Досматриваю, – рассказывала она. – Такой же ребенок лет трех, только с угасающим мыслительным процессом… Анализируя прошлое, думаю: «А если бы мама не сделала аборт, побоявшись материальных трудностей, может, она бы и не умерла в 51 год? Возможно, и моя жизнь сложилась бы по-другому. Был бы рядом родной человек, братишка, совсем уже взрослый мужчина. Я считаю, что имеющиеся дети расплачиваются за убийства нерожденных. Не зря же этот грех вопиет к Небу об отмщении. И я рассказала эту историю с целью предупредить женщин, которые собираются сделать аборт. Кажется, что аборт – это конец ребенку. Раз – и нет его. И проблем нет. Нет, не конец. И даже вот так, когда мама нерожденного ребенка уходит из жизни, он может к ней прийти. Это очень страшно! Не дай Бог столкнуться с этим – убить своего ребенка.