Игумен Иоанн (Соколов), «профессор Небесной академии», в жизни старца Иоанна (Крестьянкина)

«Свидетельства о жизни старца Иоанна, игумена Оптинского (21.09.1874 – 5.07.1958)». Рукопись с таким названием архимандрит Иоанн (Крестьянкин) передал в Оптину пустынь через своих духовных детей в начале 1990-х годов. Эти свидетельства были написаны по просьбе архимандрита Иоанна теми людьми, которые хорошо знали игумена Иоанна (Соколова). Первая братия Оптиной пустыни отнеслись с уважением к этому материалу и поставили его на сайт монастыря, когда таковой был создан.

Но прошло время, сменились поколения, материал с сайта Оптиной был убран, а один исследователь поставил под сомнение праведность игумена Иоанна (Соколова), опираясь на несколько «найденных фактов». Впоследствии автор одной из биографий архимандрита Иоанна (Крестьянкина) принял это на веру и посвятил целых шесть страниц разоблачениям, без всяких сомнений называя игумена Иоанна «изломанным, грешным человеком».

Так ли это? Давайте попробуем разобраться.

Мы видели и свидетельствуем (1Ин. 4:14).

Могила игумена Иоанна (Соколова). Конец 1980-х. Из архива Анастасии Горюновой Хорошо помню, как впервые услышала об игумене Иоанне (Соколове). Это было во второй половине 1980-х. Перед отъездом из Печор мы с мамой, Надеждой Львовной Горюновой, по обыкновению были в келье батюшки, архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Беседовали, а потом батюшка нас провожал – помазывал святым маслом, обильно кропил святой водой, дарил подарки, собирал передачи для своих давних духовных чад.

Во время беседы батюшка рассказал нам об игумене Иоанне (Соколове). О том, что это был удивительный старец, «профессор Небесной академии», на чью могилку на Армянском кладбище нам обязательно нужно сходить. Батюшка подробно рассказал, как нам найти могилу: напротив апсиды армянского храма стоит воин с ружьем, это ориентир, нужно идти к нему – и увидим большой крест черного мрамора с портретом игумена Иоанна.

Вернувшись в Москву, мы с мамой пошли на Армянское кладбище и без труда по намеченным батюшкой ориентирам нашли могилу игумена Иоанна. Тогда там не было деревянной сени. С портрета на нас с любовью смотрел старец. С тех пор мы посещали эту могилу не реже раза в год.

Спустя некоторое время архимандрит Иоанн дал мне две школьные тетрадки и несколько разрозненных листков с просьбой перепечатать. Это были рукописные воспоминания о встречах с игуменом Иоанном Ольги Алексеевны Воробьевой, Надежды Андреевны Катасоновой, записанные ее дочерью Марией, Галины Викторовны Черепановой, Пелагии Васильевны Козиной. Батюшка попросил меня напечатать эти свидетельства на пишущей машинке в указанном порядке в нескольких экземплярах, один из которых он собирался передать в Оптину пустынь. Тогда было докомпьютерное время, и один экземпляр этой машинописи я до сих пор храню у себя.

Понятно, что мы, духовные чада архимандрита Иоанна (Крестьянкина), всегда верили ему на слово. Да и как можно было усомниться в том, что говорит тебе святой человек, настолько вместивший в себя Бога, что каждый, самый недостойный, ощущал в его присутствии райскую радость и утешение! Но это не может быть аргументом в дискуссии, поэтому мы провели большую исследовательскую работу, чтобы защитить честное имя игумена Иоанна (Соколова), который был столь дорогим духовным наставником для архимандрита Иоанна (Крестьянкина), нашего любимого батюшки.

***

Игумен Иоанн (Соколов). 1940-е годы. Из семейного архива Прянишниковых

В конце 1940-х годов отцу Иоанну Крестьянкину, тогда молодому иерею, одна из его первых духовных детей Ольга Воробьева рассказала об оптинском игумене Иоанне (Соколове), недавно вернувшемся из ссылки в Москву. Ольга спрашивала у отца Иоанна, можно ли поехать к нему.

Отец Иоанн «начал мне пояснять, – вспоминала Ольга Алексеевна, – что если будет говорить так и так, то истинный старец, и просил тогда спросить благословение, чтобы и его принял в какой-нибудь день».

Заметим, что отец Иоанн и сам сомневался в подлинной духовности игумена Иоанна и уже тогда знал, как отличить истинного старца от «псевдорелигиозного деятеля».

«Избушка стояла в конце двора дома священника, – продолжает рассказ Ольга Воробьева, – находящегося около храма. Хозяин дома – настоятель храма – отсутствовал, его взяли в ссылку, дома была его матушка Анисия и три дочки-девы. Матушка приняла нас с радостью, показала горницу с золотым иконостасом (икон много, и все как живые), кухню с возженными лампадами и через сени провела в открытый двор, в конце которого справа – комнатка.

Я только хотела порог переступить, а старчик Иоанн открывает дверь и говорит: “Олюшка приехала, да сомневается, не бойся, проходи, радость моя, а отец-то (назвал имя моего духовного отца), отец-то!..” И высказал его слова и мои мысли»^[1].

Игумен Иоанн передал о. Иоанну (Крестьянкину) полумантию старца Амвросия Оптинского, которую батюшка хранил всю жизнь

Из-за недостатка сведений об игумене Иоанне (документы о его постриге и рукоположении до сих пор не обнаружены) прямых доказательств его отношения к Оптиной пустыни привести мы не можем. Но есть косвенное доказательство, которое трудно оспорить: игумен Иоанн передал отцу Иоанну (Крестьянкину) полумантию старца Амвросия Оптинского – святыню, которую впоследствии батюшка бережно хранил всю жизнь.

По воспоминаниям современников можно воссоздать биографию игумена Иоанна, которая отчасти объясняет отсутствие сведений о нем в документах Оптиной пустыни.

«Игумен Иоанн – Соколов Иван Александрович, – вспоминает Ольга Воробьева, – 1874 года рождения, 8 сентября старого стиля. Родительница его Анна, а бабушка – Акилина, о которой он говорил: “Она, о! какой была великой святой жизни… я рос у нее, ходил в лапотках, а то босиком”. Я забыла, будто было это в Калужской губернии».

Есть косвенное свидетельство, что это действительно было в Калужской губернии. По архивным документам, «Лихвинская мещанка Акилина Соколова в 1891 году получила благословение от архиерея за пожертвование на храм билета 100 рублей»^[2]. В городе Лихвин Козельского уезда Калужской губернии (с 1945 года город носит название Чекалин) до недавнего времени стояло двухэтажное здание мастерских, построенное Иваном Ивановичем Соколовым. В конце XIX века Лихвин занимал площадь в одну квадратную версту^[3]; в нем насчитывалось 266 домов (в том числе 21 каменный) и четыре храма. В городе находился небольшой салотопленный завод купца III гильдии Ивана Соколова. Лихвинский купец Иван Иванович Соколов упоминается в архивах как благотворитель Тихоновой пустыни. Скорее всего, он приходился дедом игумену Иоанну. Можно предположить, что в Лихвине у бабушки Акилины будущий игумен проводил лето, а остальное время жил в Москве.

Это можно определить по воспоминаниям активных прихожан мечевской общины – Валентины Прянишниковой, в замужестве Федоровской, и ее сестры – Зои Прянишниковой, хорошо знавших игумена Иоанна. Валентина Дмитриевна Федоровская – старшая дочь выдающегося российского, а потом советского агрохимика Дмитрия Николаевича Прянишникова, по образованию – педагог, работала учителем. Осталась вдовой в 26 лет с малолетним сыном на руках, жила с отцом, долгие годы была его неофициальным референтом. Ее младшая сестра Зоя пошла по стопам отца, окончила Тимирязевскую сельскохозяйственную академию, а потом преподавала там на кафедре ботаники, имела звание доцента.

И если духовные чада архимандрита Иоанна (Крестьянкина) могли вслед за батюшкой ошибаться в оптинском игумене Иоанне (Соколове), то сестер Прянишниковых в этом заподозрить крайне трудно. Тем более что община отца Алексея Мечева была создана и держалась благодатью Оптиной пустыни по молитвам прославленного оптинского старца Амвросия.

«Отец его, – вспоминала об игумене Иоанне (Соколове) Валентина Дмитриевна Федоровская (Прянишникова)^[4], – был управляющим делами в издательстве Сытина, имел свой небольшой дом на Бутырской улице в Москве напротив церкви Рождества Богородицы, где он был ктитором».

Скорее всего, отец игумена Иоанна приходился родственником супруге издателя Ивана Дмитриевича Сытина Евдокии Ивановне, в девичестве Соколовой, дочери купца.

«Мальчик рано лишился матери, – продолжает записанный со слов игумена Иоанна рассказ о его детстве Валентина Дмитриевна Федоровская. – Воспитывали его отец и бабушка в строго православном духе. Отец не жалел средств на воспитание сына, учил его, помимо гимназии, и языкам, и музыке. Бабушка, [у которой он гостил летом в Калужской губернии], с любовью принимала странников и монахов-сборщиков – таким образом, мальчик рано познакомился с монахами из Оптиной пустыни. Они пригласили его погостить [в обители], он поехал вдвоем с товарищем. Следующим летом поехал опять – и решил остаться там навсегда, было ему тогда 16 лет. Вскоре с ним случилось несчастье. Когда молодые послушники спускались с колокольни, Ваня заявил товарищам: “Что-то вы тихо идете, вот смотрите, как я пойду!” Стал прыгать через две ступеньки, поскользнулся на крутой каменной лестнице, слетел вниз, сильно разбился и сломал бедро. Позвали старца отца Анатолия, который, покачав головой, сказал: “Зачем теперь его наказывать, он сам себя наказал!” Вызвали отца, тот уговаривал сына оставить монастырь и уехать лечиться в Швейцарию к лучшим врачам, которые могут исправить ногу. Но Ваня заявил: “Я пришел в монастырь не для красоты, а для убожества, вот и буду убогим!” После перелома он долго болел и остался на всю жизнь хромым, немного горбатым, маленького роста. Как он рос духовно дальше, он не рассказывал. Мы знаем только, что он стал священноигуменом».

Иван Соколов жил в Оптиной пустыни трудником более 20 лет, не принимая ни монашества, ни священного сана

Имя Ивана Соколова значится среди выпускников, окончивших Калужскую духовную семинарию по I разряду в 1911 году, возможно, что это будущий игумен Иоанн. С тяжелыми физическими увечьями человек не мог поступить в братию монастыря, поэтому Иван Соколов жил в Оптиной пустыни трудником более 20 лет, не принимая ни монашества, ни священного сана. Еще в самом начале своего пребывания в обители он, возможно, познакомился с молодым монахом Трифоном (Туркестановым), с которым впоследствии в революционные годы мог общаться в Москве. Такой вывод можно сделать потому, что игумен Иоанн, судя по разным источникам, служил в Москве в храме святых Адриана и Наталии в Мещанской слободе, а в этом храме любил молиться владыка Трифон, который был воспитанником старца Амвросия Оптинского и считал себя оптинцем.

Церковь святых мучеников Адриана и Наталии в Мещанской слободе

В книге «Оптина пустынь и ее воспитанники в 1825–1917 годах» сказано:

«Облик Оптиной пустыни определяли в конечном счете люди, жившие здесь… В их числе были и те, кто со временем покинет оптинское братство, унося с собой след особой монастырской культуры».

В той же книге в особую группу выделены так называемые «добровольные насельники монастыря (в документах они проходят как “ждущие определения в братство”, “находящиеся на добровольном послушании” и близки к категории трудников). Судьбы последних в документах отражены гораздо слабее, и проследить их ротацию (когда и куда они уходили) не представляется возможным»^[5].

Если же игумен Иоанн до пострига и рукоположения был простым трудником, то тем более сведения о нем могли затеряться. Но черты старца Оптиной пустыни, которые митрополит Трифон (Туркестанов) определил так: «молитва, рассуждение, послушание и смирение»^[6] – проявлялись в игумене Иоанне в полной мере.

Известно, что митрополит Трифон в 1920-е годы скитался по квартирам москвичей, буквально «не имея, где приклонить голову». То же рассказывали и об игумене Иоанне, который в 1928 году был впервые арестован в Москве и отправлен в ссылку в Забайкалье на три года. Вернувшись из ссылки, он, скорее всего, участвовал в отпевании и погребении митрополита Трифона, которое состоялось 16 июня 1934 года в храме святых Адриана и Наталии. Возможно, присутствовал на этом отпевании тогда уже живший в Москве юноша Иван Крестьянкин, поскольку одним из архиереев, совершавших отпевание, был архиепископ Серафим (Остроумов), его с детства любимый духовный наставник.

С начала 1930-х и до следующего ареста в 1940-м игумен Иоанн (Соколов) жил в Москве, скитаясь по домам духовных детей, но тогда Иван Крестьянкин не был с ним знаком. Валентина Дмитриевна Федоровская вспоминала:

С начала 1930-х и до следующего ареста в 1940-м игумен Иоанн (Соколов) жил в Москве, скитаясь по домам духовных детей

«В первый раз я видела его мельком в гостях у знакомых в 1939 году. Я зашла к ним за мамой, чтобы отвезти ее домой. За высоким столом сидел маленький старичок, еще не очень седой и бодрый. Я поклонилась ему издали – стол мешал подойти ближе. Он поглядел на меня пристально. “Друг, не скорби! Бог-то – вот Он!” – с этими словами он поднял обе руки кверху. А у меня действительно была на душе скорбь и беспокойство за сына Дмитрия, которого неожиданно пришлось проводить на военную службу в другой город… Началась война 1941 года. Сын мой Дмитрий был отправлен на фронт, и с августа от него не было известий. Наша знакомая написала об этом отцу Иоанну [который тогда находился в ссылке] и получила ответ: “Зачем Старицы (т.е. мать и бабушка) скорбят о Мите? Вернется – с победою!” Так оно и было. Летом 1944 года пришло письмо от Мити, а в 1945 году он вернулся»^[7].

Степанида Сергеевна. Из семейного архива Прянишниковых Сестра Валентины Федоровской Зоя Прянишникова рассказывала о послевоенных годах:

«Снимал игумен Иоанн маленький домик вроде сторожки в каком-то частном владении по Ярославской ж.д., забыла уже, на какой станции. Домик стоял поодаль от хозяйского дома, но весь на виду, как на ладони. По хозяйству отцу Иоанну помогала одна преданная душа – старая, но добрая вдова, совсем неграмотная, Степанида. И здесь мы были у него несколько раз. Он у себя служил молебен с водосвятием и давал освященную воду, чтобы пили ее по глотку утром и вечером: “Будешь пить – будешь здорова душою и телом!” Он продолжал ездить в церковь. Один раз он мне торжественно сказал: “Я сегодня священнодействовал”. Я не допытывалась, где именно. Однажды сестра привезла к нему отца Николая Пульхритудова по просьбе последнего. Они при ней разговаривали. Ей были понятны только самые первые фразы, остальную беседу она слышала, но ничего в ней не поняла. На обратном пути она спросила отца Николая: “Вы все поняли у отца Иоанна?” – “Все понял. Это святой старец”»^[8].

Здесь не лишним будет объяснить, кем был священник Николай Пульхритудов (1898–1969), и таким образом понять, можно ли доверять его мнению об игумене Иоанне (Соколове). Отец Николай в юности служил иподиаконом епископа Пензенского Иоанна (Поммера), будущего священномученика Иоанна Рижского, являлся его активным помощником в борьбе с обновленческим расколом, за что его арестовали и отправили в Соловецкий лагерь особого назначения. После освобождения в 1924 или в 1925 году отец Николай оказался в Москве, где служил на Маросейке в храме отца Алексия Мечева. В 1930-х годах был вновь арестован. В ссылке познакомился с епископом Лукой (Войно-Ясенецким). После освобождения работал сторожем в музее-усадьбе «Кусково» под Москвой. Будучи глубоко и разносторонне образованным человеком, подрабатывал переводчиком в одном из издательств. Тайно служил на дому. Связи с мечевской общиной не прерывал. По некоторым данным, отец Николай имел сан протоиерея, но документальных подтверждений этого не обнаружено. Так же как не обнаружено пока документальных подтверждений того, что отец Иоанн (Соколов) имел сан игумена. В те смутные годы, когда Церковь оказалась «вне закона», сохранять документы о рукоположении, вести послужные списки, издавать распоряжения было некому и некогда, а порой – и опасно. К слову скажем, что после ареста исчезли и документы о рукоположении во диакона и во священника отца Иоанна Крестьянкина. Документ о рукоположении во диакона так и не был восстановлен, а документ о рукоположении во священника заменила справка за подписью Управляющего делами Московской Патриархии митрополита Таллинского и Эстонского Алексия (Ридигера) от 31.07.1969 за № 941 следующего содержания:

«Дана КРЕСТЬЯНКИНУ Ивану Михайловичу в том, что он 12/25-Х-1945 года, в храме Рождества Христова, что в с. Измайлове г. Москвы, Святейшим Патриархом Алексием рукоположен в сан СВЯЩЕННИКА».

Рукопись воспоминаний Валентины и Зои Прянишниковых. Из семейного архива Прянишниковых Сестры Валентина Федоровская и Зоя Прянишникова тоже были членами мечевской общины. Верующей была и их мама Мария Александровна, а отец, академик Дмитрий Николаевич Прянишников, много помогал верующим, вернувшимся из ссылок и лагерей, найти работу на подсобных хозяйствах Тимирязевской академии, в которой он возглавлял кафедру агрохимии.

Зоя Дмитриевна Прянишникова вспоминала о прозорливости игумена Иоанна в связи с судьбой протоиерея Сергия Мечева^[9]:

«В один из моих приездов я спросила Дедушку об о. Сергии М[ечеве] – моем духовном отце – мы ничего не знали о нем с осени 1941 года, все надеялись, что он где-то, может быть, без права переписываться. О. Иоанн медленно, с расстановкой произнес: “Думается мне, что он уже по ту сторону”. К этому я совсем не была подготовлена, он, видя, как во мне все вздрогнуло, поспешно добавил: “Да нет, он существует”, – и я всей душой ухватилась за последние слова, поняв их так, как мне хотелось понять. Много позже мы узнали, что о. Сергия не стало уже в 1941 году»^[10].

«У игумена Иоанна были друзья среди московских священников, – продолжает рассказ Зоя Дмитриевна Прянишникова. – Один раз сестра застала у него отца Иоанна Крестьянкина, тогда служившего в Москве. После его ухода Дедушка сказал про него: “Дивный батя! Постник, как древние”. А Дедушка и сам ел очень немного и был крайне неприхотлив. После войны все было по карточкам, ему несли, кто что мог, часто сладкое, конфеты к чаю; он говорил: “Что мне сладкое! Мне бы селедочки с луком – и ничего больше не надо”»^[11].

О. Иоанн очень почитал игумена Иоанна, обращался к нему за советами и называл «профессором Небесной академии»

Отец Иоанн Крестьянкин, познакомившись с игуменом Иоанном (Соколовым) в конце 1940-х, благословлял обращаться к старцу за наставлениями и решением важных жизненных вопросов своих духовных детей. Так и называли они потом отца Иоанна Крестьянкина – Батюшкой, а игумена Иоанна – Батенькой.

Из воспоминаний Галины Викторовны Черепановой известно, что отец Иоанн очень почитал игумена Иоанна, обращался к нему за советами и называл «профессором Небесной академии». А игумен Иоанн так говорил молодому священнику: «Детка моя! Прошу и молю, не давай за всех поручительства». И еще, совсем уж неожиданно: «Детка моя! Прошу и молю, имей побольше самолюбчивости»^[12]. Отец Иоанн (Крестьянкин) всегда и всем отдавал себя без остатка, возможно, по молодости еще не имея того духовного рассуждения, которое обрел впоследствии, это иногда было излишним.

Игумен Иоанн (Соколов) в последние годы жизни. Из архива архимандрита Иоанна (Крестьянкина) О высоте жизни игумена Иоанна (Соколова) свидетельствовала Пелагия Васильевна Козина. Она вспоминала, что долго не могла попасть к Батеньке, а потом нашла в нем прозорливого и мудрого советчика. Однажды, придя к старцу, который сильно болел, Пелагия Васильевна услышала от него:

– Помолитесь за меня Матери Божией!

Потом старец помолчал немного и добавил:

– Вот Она пришла.

Игумен Иоанн весь просветлел, преобразился. Пелагия Васильевна замерла в трепете. Так она стала свидетелем явления игумену Иоанну Пресвятой Богородицы.

Игумену Иоанну (Соколову) было открыто Богом, что готовится арест отца Иоанна Крестьянкина и дело на него уже готово. По воспоминаниям духовных чад, старец спросил у отца Иоанна: «Пойдешь в тюрьму или будем тебя вымаливать?» Молодой священник ответил: «А какова воля Божия?». – «Воля Божия, чтобы ты пошел», – ответил старец^[13]. Так «профессором Небесной академии» для отца Иоанна этот вопрос был решен.

Игумену Иоанну (Соколову) было открыто Богом, что готовится арест о. Иоанна Крестьянкина и дело на него уже готово

Игумен Иоанн предупредил о предстоящем аресте батюшки его сестру Татьяну Михайловну Крестьянкину: «Пишут, пишут, вот сколько написали, – и показал толщину папки – сколько, – вот-вот постучат». Потом помолчал и говорит: «Отложили до мая». Это предсказание старца в точности сбылось.

Когда отец Иоанн Крестьянкин уже был в заключении, родные и близкие хотели предпринять шаги по ускорению его освобождения. Галина Викторовна Черепанова вспоминала, что вместе с двоюродной сестрой отца Иоанна матушкой Евгенией они посетили старца игумена Иоанна (Соколова) и «спросили у него благословения, чтобы написать от имени Танечки [Татьяны Михайловны Крестьянкиной] заявление об освобождении отца Иоанна, а старец ответил, что писать никуда не нужно, а нужно только просить “Верховную Верхушку”. И еще сказал: “В неявности придет”. Слова старца “в неявности придет” сбылись точно. По возвращении из лагеря батюшка позвонил ночью – точно, что “в неявности”»^[14]. Но произошло это гораздо позже.

Пелагия Васильевна Козина (слева) и Ольга Алексеевна Воробьева с игуменом Феодосием (Чинадель) после панихиды на могиле игумена Иоанна (Соколова). Середина 1990-х. Из архива Анастасии Горюновой И уже после заключения, когда отец Иоанн Крестьянкин служил в Троицком кафедральном соборе Пскова с еще одним бывшим сидельцем иеромонахом Всеволодом (Баталиным), игумен Иоанн (Соколов) по прозорливости предотвратил их повторный арест. В конце зимы 1956 года^[15] отец Иоанн получил весточку из Москвы от игумена Иоанна. Старец предупреждал, что на обоих псковских священников – отца Иоанна и отца Всеволода – заведено новое дело, и советовал им уехать из Пскова. Незамедлительно оба священника покинули Псков и, пусть не сразу, но нашли пристанище на Рязанщине.

Игумен Иоанн (Соколов) отошел ко Господу 5 июля 1958 года в Москве. Из воспоминаний Галины Викторовны Черепановой (воспоминания эти написаны в форме письма) следует, что отец Иоанн Крестьянкин приезжал из Ясаково Рязанской области в столицу на погребение старца:

«Стефанида Сергеевна говорит [Батеньке], что и отпевать его будут там, [на Преображенке] и назвала имя кого-то из священников. А Батенька говорит: “Отец…” (он назвал Ваше имя). Она говорит, что Вы из другого города, и не разрешат Вам, а Батенька все свое, повторяет Ваше имя. Когда же отпевали, то я не помню, как именно, помню только, что не таким чином, как полагалось, а Вы, стоя в алтаре, про себя совершали отпевание по положенному чину».

Это свидетельство Галины Викторовны является еще одним доказательством того, что документы о рукоположении игумена Иоанна были утеряны. Видимо, поэтому его отпевали не священническим чином, а отец Иоанн, зная правду, вычитывал в алтаре молитвы, положенные на погребение священников.

И еще одно неоспоримое свидетельство – это то, что что к могиле игумена Иоанна на Армянском кладбище в день его памяти 5 июля с каждым годом приходит все больше людей. Уже давно отошли ко Господу те, кто знал его лично. Уже и мы, те, кто слышал о Батеньке от архимандрита Иоанна (Крестьянкина) и его духовных чад, далеко не молоды. Но память об игумене Иоанне не умирает, ведь «праведники живут во веки; награда их – в Господе, и попечение о них – у Вышнего» (Прем. 5: 15).