Английские розы для святого Пантелеимона

Художник: Ирина Димчева

За проходной медцентра Олег с облегчением вздохнул – такое гнетущее чувство вызывал комплекс тяжелых серых зданий с массивными колоннами у главного входа. «Некрополь какой-то, – подумал он. – Оставь надежду всяк сюда входящий».

– Подожди, – слегка срывающимся голосом попросила Ольга. Она высвободила свою руку из руки Олега и потерла лоб. – Голова что-то кружится немного. Далеко до машины?

– Да еще метров сто, – внимательно посмотрел на нее Олег и предложил: – Может, посидим?

Сестра облегченно согласилась:

– Ага, посидим, куда нам торопиться.

Они подошли к очень кстати оказавшейся рядом бетонной скамье, и Олег, порывшись в большой синей сумке, достал оттуда пакет с какой-то одеждой. Расправив его на скамье, он помог сестре усесться.

– А ты? – подняла на него глаза сестра.

– Да мне не страшно, – похлопал по теплому плащу Олег, но все же стянул вязаную шапочку, бросил ее на влажную скамейку и, натянув на голову капюшон, сел рядом. С минуту сидели молча, потом Ольга повернулась к брату.

– Знаешь, мне все равно до конца еще не верится… Я ведь три месяца назад, когда поняла, что лечить меня больше не будут, и остается только мучиться и ждать последней смертной милости, почти с этим смирилась. Головой понимала: «Все, каюк», а в душе надежда на чудо еще была. Малюсенькая, правда. Ведь сколько я молилась, постилась, зароки и обеты давала, а становилось хуже и хуже. Знаешь, какой это был кошмар, не передать. Чувствуешь, что сползаешь в черную страшную пропасть, а зацепиться не за что. Я уже, пока Игорь в рейсе был, отца Александра вызвала, соборовалась. Долго с ним говорили, вроде чуть отлегло. А через пару дней опять такая тоска смертная навалилась, хоть в петлю. Я раньше думала, что это для красного словца, фигура речи такая. А она есть, такая тоска. Есть.

Она замолчала, и Олег, не знавший, что ей сейчас ответить и чем ободрить, тоже молчал. Наконец, Ольга подняла голову, обернулась на пару секунд к оставшимся за забором корпусам НИИ и, улыбнувшись Олегу, хлопнула себя руками по коленям:

– Ну, что, отдохнул? Тогда почапали.

Обходя припаркованные на обочине шоссе машины, они подошли к старенькому, забрызганному весенней дорожной грязью ниссану. Олег пискнул брелоком и на вопросительный взгляд сестры ответил:

– Служебная, договорились, что к вечеру верну. На нашей Ленка рано утром к вам укатила, встречу готовит.

– Задала я вам хлопот, – виновато проговорила Ольга, – вы уж меня простите.

Олег с укором посмотрел на нее.

– Ерунду говоришь, чужие, что ли? Сегодня – мы тебе, завтра – ты нам.

– Не сомневайся, – слабо улыбнулась Ольга, – силенок только подкоплю чуток.

Он распахнул заднюю дверь и пошел к багажнику уложить вещи сестры. Но та не сразу села в машину. Придерживаясь рукой за открытую дверцу, она отрешенно смотрела через дорогу в сторону близкого леса, где под темными от сырости елями пятнами еще лежал серый весенний снег.

– Ну, что ты? – подошел к ней Олег. – Нехорошо тебе?

– Нет, ничего, все нормально, – Ольга отерла лицо рукой, – нервы совсем никакие стали. Ладно, поехали, сумку только принеси мне зеленую, пожалуйста.

Наконец они устроились в машине, и Олег поправил салонное зеркало, чтобы лучше видеть сестру на заднем сиденье. Та с недовольным видом шарила в сумке, искала что-то, потом начала выкладывать вещи на сиденье. Косметичка, складное круглое зеркало, брякнувший пакет с посудой, еще какие-то мелочи. Достав прямоугольный сверток, она задержала его в руке и повернула голову к Олегу.

– А иконка твоя отцу Александру понравилась, сказал, что с душой написана, и человеком, видимо, действительно верующим. И я, даже когда просто смотрю на нее, чувствую, что в душе что-то сдвигается, идет от нее какая-то сила.

Она развернула розовое махровое полотенце и достала небольшой складень, обтянутый малиновым бархатом. Поднесла икону к губам, перекрестилась и стала снова заворачивать.

– Да, красивая, – ответил Олег и повернул ключ зажигания. – Поехали, пристегнись.

– Сейчас, – откликнулась Ольга, продолжая копаться в сумке. – Ну, наконец-то нашлись. Она сунула пакет с бумажными салфетками в карман переднего сиденья, быстро побросала вещи обратно в сумку и щелкнула замком ремня.

– Поехали. С Богом.

Когда проезжали мимо главного здания медцентра, Ольга, проводив его взглядом, спросила чуть дрогнувшим голосом:

– Скажи, только честно, Андрей Петрович действительно уверен, что рецидива не будет? Может, вы просто меня успокаиваете? Он же сам в декабре перевел меня на паллиативное лечение, объяснив, что они, мол, сделали все, что могли, больше помочь ничем не могут. Посоветовал попробовать нетрадиционную медицину, но я-то понимала, что это только для того, чтобы совсем меня не добить. Как я тогда со страху не померла, сама не знаю.

– Оль, ну, ты же видела анализы, снимки, МРТ, маркеры. И в зеркало смотришься каждый день, неужели не замечаешь разницы. Вовремя лекарство достали, вот и помогло.

– Попробовало бы не помочь, – проворчала Ольга, – за такую-то цену и с такими трудностями полученное. Плакала теперь наша новая крыша на даче, да и Ирке с ипотекой хотели помочь. Сколько из-за меня у всех проблем.

– Не о том думаешь, сестренка. Тебе сейчас главное – восстановиться побыстрей, зажить нормальной жизнью и вспоминать все, что было, как страшный сон.

– Я постараюсь, – серьезно отозвалась Ольга, – я много наобещала и себе, и... – она замялась, но так и не договорила, – сделать, если поправлюсь: кому помочь, перед кем повиниться, с кем помириться... Сил на это, да, понадобится немало. А знаешь, – улыбнулась она, – я вчера лежала в палате – за окном, вижу, весна, сезон дачный скоро.

И вспомнила почему-то в первую очередь про розы, что мне соседка два года еще назад предлагала на развод, – у нее английские, шикарные. Уже и где посажу, соображать стала, потом на руки свои глянула, опомнилась: «Немного ты этими прутиками наработаешь, дорогая». А на душе все равно теплее стало уже оттого, что, раз планы какие-то начинаю строить, так, может, действительно на поправку пошла.

Олег не ответил, сделав вид, что занят дорогой – съезжали на кольцевую.

«Я бы советовал отнестись к ситуации с осторожным оптимизмом. Картина улучшения, конечно, впечатляет, я, честно говоря, не рассчитывал на такой эффект, принимая во внимание стадию болезни и состояние больной на момент проведения курса Тригедила. Но... Препарат новый, еще не до конца прошел клинические испытания, опыт применения пока недостаточен для долгосрочных прогнозов. Поэтому – тщательное наблюдение, периодическое полное обследование, и при малейшем ухудшении – повторный курс Тригедила. Тогда станет более понятно, он обеспечил это улучшение или причина в чем-то другом. Нельзя полностью исключить отсроченный эффект радио- и химиотерапии, да и вообще, человеческий организм – система невероятно сложная, и порой выкидывает такое, что просто диву даешься. Сестре вашей о моих сомнениях знать, конечно, не нужно. У нее настрой должен быть только на полное выздоровление...».

Кондиционер в ниссане не работал, и боковые стекла запотевали изнутри от сырости. Приходилось их время от времени протирать. Олег потянулся за брошенной на вентиляционную решетку торпеды тряпкой. Рядом была приклеена маленькая, выцветшая от времени иконка Николая Угодника, покровителя всех странствующих. С нее мысли перетекли на ту, что лежала в сумке у сестры.

«Вот ведь тоже история была, – подумал Олег, – нарочно не придумаешь».

Тогда, 3 месяца назад, он ехал в Семеновку забрать прибывшее наконец долгожданное лекарство. Прибыло оно из Новосибирска с попутным рейсом одного из знакомых Игоря, тоже дальнобойщика. До этого Ирина, дочь Ольги, летала туда самолетом, но готового препарата в нужном количестве в НИИ не оказалось, ждать оставалось недели две, не меньше. Ира вернулась, довольная уже тем, что вообще удалось договориться о продаже препарата. Как ей это удалось, она не распространялась, но по туманным намекам и тону, с каким она об этом говорила, было ясно, что подсуетиться и раскошелиться ей там пришлось. Как бы то ни было, а через обещанные две недели, после звонка из института, она собиралась опять в Новосибирск. И тут такая оказия, такое везение с попуткой. Созвонились с институтом, отослали факсом доверенность, перевели деньги, получили от Ивана подтверждение, что лекарство у него, и стали ждать.

Через 4 дня, наконец, позвонил Иван и сообщил, что завтра утром будет в Семеновке на разгрузке. Ехать туда от дома Олегу было меньше часа, и в 8 утра он уже катил по Дороге жизни, навстречу плотному потоку машин с ехавшими на работу в большой город людьми. По пути надо было заехать где-нибудь в храм, через 2 дня Ольге исполнялось 54, и они с Леной долго думали, что ей подарить в такой ситуации. Сошлись на иконе, хотя, по мнению Олега, недостатка в них дома у Ольги не было. Во Всеволожске церковь стояла на горе, и, чтобы подъехать к ней, надо было дождаться окна в сплошном встречном потоке машин. Олег постоял немного, включив левый поворот, но пропускать его никто не спешил, сзади уже начинали сигналить, и он поехал дальше. Поднявшись на гору, он остановился у парка Воинской славы и открыл в телефоне карту. Относительно недалеко было еще три храма, но пришлось бы кружить по почти незнакомым улицам, пусть даже и с навигатором, а в Семеновке рядом со стройкой, где разгружался Иван, тоже был отмечен храм, и Олег решил ехать прямо туда. Минут через пятнадцать он уже шел к длинной синей фуре, возле которой суетился автопогрузчик и стояла кучка рабочих в оранжевых касках.

Еще минут через десять Олег, получив от Ивана коробку с лекарством и документами из НИИ и передав тому булькнувший пакет с «благодарностью», попрощался и спустился из высокой кабины тягача. Когда он подъехал к храму, тот оказался еще закрыт, и ждать нужно было почти час. Дожидаться открытия Олег не стал, рассудив, что за два дня в городе вполне успеет приобрести все, что нужно. Он уже подъезжал к дому, когда в кармане забренчал телефон. Звонил Иван, и, выслушав его, Олег с досады крепко ударил ладонями по баранке. В кабине фуры осталась его барсетка с ключами от дачи, служебным кнопочным телефоном, еще кое-какими мелочами и флешкой с документами по новому объекту, с которыми он вчера работал дома. Кратко охарактеризовав себя в выражениях, из которых «раздолбай» было самым литературным, он развернулся на ближайшем перекрестке и погнал машину обратно.

Возле фуры все также сновали рабочие, но Ивана не было ни у машины, ни в кабине. Один из строителей, лучше всех говоривший по-русски, объяснил, что водитель пошел в магазин, когда вернется, не сказал, но через час они заканчивают разгрузку, и к тому времени тот точно придет. День выдался на удивление ясный для декабря, и Олег решил пройтись – размять затекшие после долгого сидения в машине ноги. Выбирая получше расчищенные от снега тротуары, он вышел на небольшую площадь. В центре ее стоял белый, с остроконечными куполами храм, в который утром ему не удалось попасть. «Ну, уж теперь-то точно открыто», – решил Олег и направился в ту сторону. Задержавшись на минуту у стенда с информацией об истории здания, он потянул на себя тяжелую дверь. Внутри было пусто и непривычно светло из-за больших, в половину высоты стен, окон. Только в углу, отведенном под церковную лавку, сидела у маленького столика молодая женщина в темном платке и перебирала бумаги. Сунув в карман стянутую с головы вязаную шапочку, Олег подошел к прилавку, поздоровался и стал разглядывать расставленные на полках и разложенные на витрине книги, иконы, календари и другие церковные товары. Женщина подняла к нему лицо:

– Здравствуйте, подсказать вам что-нибудь?

– Да. Пантелеймон-Целитель есть у вас?

– Конечно, сейчас, – она подошла к стеллажу, выбрала две иконы, положила перед Олегом.

– А поменьше? – спросил Олег. – В дорогу, – он помялся, – или в больницу.

Женщина приподняла стекло витрины, достала маленькую, с ладонь, сверкнувшую новеньким серебром иконку.

– Вот эту посмотрите. Очень красивая.

Олег рассмотрел каждую из разложенных перед ним икон и указал на последнюю, маленькую:

– Да, пожалуй, эту. Сколько с меня?

– Сейчас посмотрим. – Она пошарила рукой под прилавком, достала несколько пластиковых папок, перебрала их и растерянно взглянула на Олега: – Ой, а каталога нету. Татьяна Федоровна в воскресную школу ушла, там мебель привезли, а я цен не знаю. Может, позвонить ей?– нерешительно добавила она.

– Да ладно, не надо, – проговорил Олег, досадуя про себя, что уже второй раз за сегодня дело не складывается. – Как-нибудь в другой раз. Спасибо.

Он уже направился к двери, когда та отворилась, и вошла женщина постарше, в распахнутом зимнем пальто, раскрасневшаяся, видимо, от быстрой ходьбы.

– Ой, Татьяна Федоровна, как хорошо, что вы пришли, – радостно воскликнула молодая. – Вот, мужчина иконку хочет купить, а каталог я не нашла.

Старшая подошла к прилавку, поздоровалась, посмотрела на разложенные иконы, указала пальцем:

– Эти две по пятьсот, эта... – она достала из сумки телефон, потыкала в кнопки, – эта восемьсот.

– Хорошо, – сказал Олег и полез в карман за деньгами.

– Погодите-ка, если вас интересует именно святой Пантелеймон, могу показать еще одну, вчера привезли. Но та будет подороже.

Она достала из картонной коробки, стоящей на стуле, небольшой складень в темно-малиновом бархате, положила перед Олегом и аккуратно раскрыла. Внутри, на тускло-золотом фоне, в рамке, имитирующей резной, темного дерева багет, были изображение святого и текст молитвы. В правой руке Целитель держал ложку с длинным витым черенком, левой прижимал к себе расписной ларчик с откинутой крышкой. На нижней части крышки, образующей узенькую полочку, лежали пять сероватых комочков – то ли крохотные просфорки, то ли пилюли.

– То, что нужно, – сказал Олег и, сложив створки, вопросительно посмотрел на женщину.

– Три двести, – тон ее был слегка извиняющимся. – Но вы же видите, икона действительно хорошая.

Олег думал, что неспроста все вело его сегодня именно в эту церковь, ой, неспроста

– Да-да, – быстро ответил Олег, – никаких проблем! – и отсчитал нужную сумму.

По дороге к стройке Олег думал, что не зря сегодня смотался сюда дважды за утро – дело того стоило, икона действительно хороша. И неспроста все вело его сегодня именно в эту церковь, ой, неспроста... И тут же усмехнулся этой мысли.

Рабочих возле фуры уже не было, разгрузка закончилась, и Иван зашнуровывал толстыми брезентовыми ремнями задний клапан прицепа.

– А-а, Склероз Петрович, – улыбнулся он, увидев подошедшего Олега. – И снова здравствуйте.

Он достал из кабины злополучную барсетку и передал хозяину. Постояли еще немного, посмеялись над олеговой рассеяностью, посетовали, как полагается, на плохие дороги, пожелали друг другу доброго пути, и Олег пошел к своей машине.

***

Они уже ехали по Мурманке, когда Олег, бросив взгляд на указатель топлива, спросил:

– Размяться не хочешь? Сейчас на заправку заедем, неудобно машину с пустым баком возвращать.

– Не, я в машине посижу, пригрелась, да и ехать осталось недолго, – отозвалась Ольга.

Расплачиваясь за бензин, Олег увидел, что сестра говорит по телефону. Не желая мешать, он побродил по павильону вдоль стеллажей с автомобильными мелочами и химией, но, увидев, что в хвост его машины пристроились еще две, поспешно вышел, усевшись за руль, обернулся к Ольге:

– Ну, что, полчаса осталось, погнали?

Та молча кивнула.

– Что пригорюнилась, кто звонил-то?

– Да Ирка... Опять, чувствую, у них с Серегой какие-то нелады.

– Как она, поправляется? – попытался перевести разговор на другое Олег.

– Да, ничего... Температуры сегодня уже нет, дня через три обещает приехать, – ответила Ольга и, помолчав, продолжила: – Вот чего им не хватает, вроде оба нормальные люди... Детей бы завели, может, меньше времени на разборки оставалось. Только и надежды, что скоро своим домом заживут, дай Бог, все наладится.

– Наладится, – отозвался Олег. – «Милые бранятся»…

– Дай Бог, дай Бог, – повторила Ольга, – уж больно внучков хочется дождаться. Понянчиться с ними, побаловать, посмотреть, на кого будут похожи внешне, в кого характером, повадками. Это ж такая... – Ольга запнулась, подбирая слова.

– Да будут тебе внучки, нанянчишься... надоест еще, – излишне бодрым голосом вставил Олег, на секунду обернувшись к сестре.

Та не ответила, только махнула рукой и отвернулась к окну.

Долго ехали молча, думая каждый о своем. Когда, попетляв по развязке Ладожского моста, выехали на шоссе к их родному городку, Олег бросил взгляд в зеркало. Ольга сидела, прикрыв глаза и двумя руками ухватившись за край сиденья.

– Держись, сестренка, – подбодрил ее Олег. – Десять минут осталось.

– Держусь, – устало откликнулась та. – Укачало немного, а так ничего.

***

У подъезда дома, где в квартире, оставшейся от родителей, жили сейчас Ольга с Игорем, очень удачно оказалось свободным одно место, чтобы припарковать машину. Олег помог сестре выбраться из салона, взял с сиденья сумку и крепко подхватил Ольгу под руку.

– Ну, что, последний рывок. Пошли? – заглянул в лицо сестре Олег.

Она слабо улыбнулась в ответ:

– Пошли потихоньку. Только бы лифт работал.

Лифт работал, и, когда они вышли на площадку четвертого этажа, дверь справа приоткрылась, и оттуда выглянула улыбающаяся Лена.

– Привет, а я в окно вас увидела, – она распахнула дверь. – Ну, заходите, заходите.

В прихожей Лена засуетилась вокруг Ольги, которая, покорно позволив себя раздеть, тяжело опустилась на подставленный стул.

– Вы тут устраивайтесь, а я пока схожу за вещами, – сказал Олег и направился к выходу.

– Сметану заодно купи, пожалуйста, – вслед попросила жена. – Я с утра забыла.

– Хорошо, – уже захлопывая дверь, отозвался Олег и быстро застучал каблуками вниз по лестнице.

Когда он вернулся, в квартире было тихо, только из кухни доносилось приглушенное бормотанье телевизора, видимо, шли новости. Лена сидела у стола, подперев рукой голову, чертя пальцем что-то по клеенке.

– Ну, что тут у вас? – спросил Олег, протягивая жене пакет с покупками.

– Прилегла отдохнуть, на ногах еле держится, есть ничего не стала. – Лена вздохнула и жалостливо помотала головой.

Поняв, к чему это относится, Олег развел руками:

– Что ж ты хочешь, считай, с того света вернулась. Ничего, теперь пойдет на поправку.

И, помолчав, добавил:

– Будем надеяться.

– Дай Бог, дай Бог. Ты сам-то голодный?

Олег, только после этих слов почувствовавший вкусные кухонные запахи, сглотнул слюну и, улыбнувшись жене, ответил:

– Я – да. Оказывается, голодный.

Та, тоже улыбнувшись в ответ, скомандовала:

– Тогда мой руки и садись, пока все горячее.

– Сейчас, только гляну, как там Оля. Спрошу, может, и она все же чего поклюет.

– Да она спит уже, наверное. Лучше не буди, – почему-то перешла на громкий шепот Лена, но он уже выходил в узкий коридор.

Ольга, по грудь укрытая бежевым пушистым пледом, лежала, устало вытянув поверх него руки. Глаза ее были закрыты, но даже во сне на бледном лице с запавшими глазницами оставалось выражение неясной тревоги и страдания. Олег осторожно подошел поближе и только тогда заметил слабое дыхание, едва шевелившее шерстяную кофту на груди. Сердце ему сдавило острой жалостью, он потянулся, чтобы погладить сестру по исхудалой руке, но, почти дотронувшись, отдернул пальцы.

– Спи, милая, спи, – одними губами прошептал он, – набирайся жизни.

Он постоял еще какое-то время, глядя на сестру, потом перевел взгляд на прикроватную тумбу, где были разложены вещи из распакованной сумки. Поверх папки с медицинскими документами лежала раскрытая икона Пантелеймона Целителя. При взгляде на нее Олег снова испытал какое-то странное чувство, выразить которое словами он бы не смог. Лучше всего было бы определить его как причастность к чему-то высокому и тайному, но и это отражало лишь малую часть того, что было в душе. Он уже собрался уходить, когда в голове внезапно будто щелкнуло, и возникло ощущение – «что-то не так, что-то неправильно». Олег обвел взглядом комнату – все, как обычно, все на своих местах, – присмотрелся к спящей сестре – и тут все было, как минуту назад, – повернулся к тумбе с разложенными вещами – легкое беспокойство в душе чуть усилилась. Он подвинулся ближе, стал рассматривать каждый предмет по отдельности, и, когда дошел до иконы, почувствовал, что дело именно в ней. С минуту он разглядывал ее, стараясь не упустить ни одной мелочи, пока, добравшись до ларца со снадобьями, машинально не пересчитал маленькие просфорки на откинутой крышке. «Одна, две, три, четыре...». И замер. Стоп! Почему четыре? Должно быть пять, их было пять, ему казалось, он хорошо помнил это. Ему стало немного не по себе, но он тут же попытался себя успокоить: не может быть, этого просто не может быть, надо всего лишь как следует подумать, и найдется простое объяснение. Например, он ошибся тогда, в церкви, в Семеновке. Элементарно обсчитался, тем более что он не мог предполагать, что это может иметь какое-то значение. Да, скорее всего так и было. Он почти успокоился, но, имея привычку доводить любое дело до конца, достал телефон и открыл Галерею. Вернувшись в тот день из Семеновки, он у себя в офисе, еще раз полюбовавшись на икону, снял ее на камеру телефона и отправил Лене, немного тщеславно надеясь на похвалу за столь удачное приобретение. Сейчас осталось найти тот снимок и поставить в этом деле точку.

– Чудес не бывает, – шептал он, быстро чертя пальцем по экрану.

«Так, февраль, январь, декабрь... Вот оно». Он на секунду закрыл глаза и стал считать:

– Две, три, четыре...

Сердце на миг замерло, а потом заколотилось, глухо отдаваясь в висках. «ПЯТЬ». Почти через силу он перевел взгляд на икону и, мысленно ведя по ней пальцем, словно это могло как-то помочь, начал: «Одна, две...».

Он сидел, пытаясь успокоиться, обдумать и понять то, что произошло, но в голове крутилась одна и та же мысль: «Чудес не бывает, чудес не бывает...»

Он сидел, пытаясь успокоиться, заново обдумать и понять то, что произошло, но в голове колесом крутилась одна и та же мысль: «Чудес не бывает, чудес не бывает...». Сердце постепенно унималось, и предметы вокруг снова обретали четкие очертания, а холодный тугой комок тревоги по-прежнему давил и ныл за грудиной. Экран телефона давно погас, но в нем уже не было нужды, он уже не мог ничего изменить и объяснить. Истина лежала рядом, обернутая малиновым бархатом.

Он укоризненно посмотрел на изображение святого: «Зачем ты меня втянул в эту историю? Именно меня, человека, от веры если и не совсем далекого, но который в храме-то бывает по большим праздникам, только для того, чтобы поставить на всякий случай пару свечек, и который был уверен, что надеяться можно только на себя и еще нескольких проверенных людей. Зачем? Или за что? Что мне теперь делать? Это же новые заботы, новая ответственность, новая жизнь, в конце концов. Я не готов, я не хочу, я... боюсь». Он долго сидел, опустив голову, словно ждал ответа, но ответа не было. Наконец, крепко проведя руками по лицу, он поднял его к иконе.

Совсем еще молодой святой смотрел на него светло и спокойно, и столько во взгляде этом было нездешней силы и доброты, что страх стал быстро отступать, и душа начала наполняться тихой теплой уверенностью, что бояться не надо, все уже случилось. Случилось с самым непосредственным его участием. Как ему жить дальше, он должен решить сам. А с сестрой теперь все будет хорошо. И с болезнью она справится, и внуков дождется, и розы эти английские посадит. Обязательно посадит. Непременно.