Борис Сергейчук с супругой Ниной
Пришел добрый хозяин и призвал работников, почти на закате дожидавшихся на торгу нанимателя… А когда наступило время оплаты – возроптали труженики, работавшие весь знойный день, что добрый хозяин всем даровал равную награду… Эта Евангельская притча известна давно. Но кто ведает: какой плод приносим Богу мы, а какой – наши обратившиеся под старость родители?..
Бабуля и дедушка венчались дома, потому что уже не могли добраться до храма
Бабуля и дедушка венчались дома, потому что уже не могли добраться до храма. Трогательно стояли, держа в руках массивные белые свечи, временами присаживались: у бабушки болели ноги, а дед уже страдал нестабильной стенокардией, которая и свела его в могилу три года спустя. Мы с мамой – тогда еще совсем новоначальные, но казавшиеся себе такими духовно-зрелыми по сравнению с не знающими слов «Отче наш» старичками, пытались подпевать священнику.
Праздник обращения к вере свершился. Рабы Божии Борис и Нина исповедались за всю жизнь и приступили к Таинству Причащения, святые венцы пусть поздно, но все же осенили их брак. Начались «труды в винограднике». Старички усердно учили молитвы, читали несложную духовную литературу, причащались, когда их навещал труженик-пастырь, задавали общие со всеми приходящими к вере «мудрые» вопросы и, быстро забывая ответы, спрашивали вновь… Пытались поститься – но какое уж с их болезнями воздержание, не вкушали б мяса постом, и ладно. Но не интеллектуального роста и внешних дел ждет от Своих верных Господь, а преданности и смирения. И учат этому не радости жизни.
«Одни угождают Господу, других Он милует», – читала я в духовных книгах и была уверена, что второе уж точно относится к моим старичкам. Где им угодить Богу… А приступы стенокардии, грозившие разрывом сердца, случались у дедушки все чаще. Несмотря на страшную боль, он даже не стонал, только лежал бледный, раскинув руки крестом. Родственники суетились вокруг, подносили лекарство, делали уколы, а если это не помогало, вызывали «скорую»… Три года прожил дедушка по воцерковлении – и прибрал его Господь, призвал по Святом Причащении в Небесные обители. Помиловал… А быть может – и принял его страдания? – Думается мне теперь, когда вспомню я, как лежал он, словно распятый, стараясь не напугать нас стоном. Да и вся жизнь его была – любовь и забота о близких.
Шпана замоскворецкая
Борис Сергейчук в юности У дедушки было непростое детство. Отец с младенчества невзлюбил его. Он подозревал жену в неверности и думал, что Борис не его сын, невзирая на проявлявшееся все ярче портретное сходство. Насколько это было возможно при вопиющей бедности, царившей в семье в тяжелые тридцатые годы, прадед баловал дочерей, а первенца гнал с глаз долой, так что мать едва успевала сунуть ему в руки краюшку хлеба.
Однажды, когда Пелагея Осиповна с дочками уехала на лето к родственникам, Яков Нестерович привел сына, тогда еще дошкольника, в детприемник и оставил там. Так дедушка оказался в детском доме, находившемся в упраздненном Даниловом монастыре. Беспризорники, старшие Бориса по возрасту, полюбили забавного малыша и настрого запретили кому бы то ни было обижать его. Насельники приюта ели свой хлеб не даром: в бывшем храме были установлены станки, с помощью которых подростки штамповали пуговицы. Борька прожил в приюте лето, а затем возвратившаяся домой мать забрала его, на этот раз поборов-таки сопротивление деспота-отца.
Дедушка оказался в детском доме, находившемся в упраздненном Даниловом монастыре
А Борька не унывал. Он лазал по крышам, облаченный в старое материно трико, лихо гонял голубей и пользовался заслуженным авторитетом у других мальчишек, ценивших не одежду, а товарищеские качества. Конфликты в те годы решались просто:
– Стыкнемся? – спрашивал парень у чем-либо уязвившего его соседа по двору.
– Стыкнемся.
Мальчишки отходили за сараи и лихо мутузили друг друга – впрочем, по-честному, не используя ни свинчаток, ни, тем паче, ножей. С помощью таких поединков выстраивалась дворовая иерархия, не требовавшая ни интриг, ни перманентной борьбы за лидерство, присущей многим более цивилизованным сообществам. Мальчишки увлеченно гоняли в футбол в просторных замоскворецких дворах, причем с Борисом мало кто мог потягаться: маленький и юркий, он ловко обходил более рослых игроков и, обманув защиту, забивал голы.
Любимым развлечением ребят было проникнуть на стадион и от всей души болеть за любимую футбольную команду. Чтобы пробраться за высокий забор, один или несколько мальчишек отвлекали внимание курсировавшего вдоль ограды конного милиционера, а остальные шустро карабкались наверх и перемахивали на другую сторону. После матча собирали бутылки от пива и сидра, сдавали их, а на вырученные деньги покупали роскошные яства: французскую булочку и тонко нарезанную докторскую колбаску. Вареная колбаса оставалась любимым лакомством деда до последних лет его жизни.
В школе Борис Сергейчук не был примерным учеником, зато его проделки надолго остались в истории учебного заведения. На уроке биологии он однажды ухитрился… съесть учебное пособие. Изучалось строение яйца. Учительница подготовилась к занятию весьма основательно: принесла в класс свежесваренное куриное яичко. Разрезав его пополам, доходчиво объяснила, что из желтка развивается цыпленок, а белок является для него питательной средой, и пустила «наглядное пособие» по рядам. Попав в руки вечно голодного Борьки, яйцо бесследно исчезло на глазах у всего класса…
История умалчивает, в этот ли или в другой раз, но классная руководительница решила вызвать в школу родителей Бориса. Это было серьезной угрозой: отец нещадно порол отпрыска и за малые прегрешения. Чтобы непоседа-ученик не избежал кары, Вера Ильинична конфисковала у него портфель с тетрадями и учебниками, непреклонно резюмировав:
– Заберешь у директора, когда придешь вместе с отцом. – И, держа трофей в руках, стала спускаться по школьной лестнице. Требовалось срочно спасать ситуацию. Недолго думая, Борис перемахнул перила и… дикой кошкой спрыгнул на плечи классной руководительнице. От неожиданности та едва не лишилась чувств, а мальчишка схватил свое законное имущество и был таков.
За эту ли или за какую-то иную провинность Яков Нестерович так избил сына, что тот попал в больницу… Дело дошло до милиции, вина главы семьи была доказана, и ему присудили выплатить штраф, урезав и без того более чем скромный семейный бюджет.
Борис Сергейчук с невестой Ниной в экспедиции
А Борька, залечив раны, остался все тем же веселым озорником. Однажды он отрезал косу у подначивавшей его дерзкой одноклассницы.
– Ох, какие у тебя косички! – Сказал он сидевшей на передней парте отличнице Зине. – А я вот возьму и оставлю себе на память одну.
– Да слабо тебе! – Не сробела та.
– А вот и не слабо!
– Ну отрежь!
Слово за слово, пришлось Борьке доказать, что слов на ветер он не бросает… Зинка в слезы. А чего плакать? Сама ж предложила…
При всех своих проделках и дворовом образе жизни Борису удалось не поддаться дурным влияниям
Удивительно, но при всех своих проделках и дворовом образе жизни Борису удалось не поддаться дурным влияниям. Повзрослев, едва ли не все его товарищи увлеклись темными делами: кто промышлял по карманам на ближайшем трамвайном маршруте, кто таскал на рынке то, что плохо лежало, кто сбывал краденое – а Борька нашел в себе твердость отказаться от всех «заманчивых» предложений поучаствовать в «прибыльных мероприятиях». Зато, не окончив пятого класса, он бросил школу и отправился работать на завод… Надо было кормить семью: отец, служивший пожарным в Малом театре, по-прежнему приносил в дом гроши…
Война
Призывной список Первые недели Великой Отечественной войны стали одной из самых страшных ее страниц. Государство не было готово к нападению грозного врага, и оборону налаживали, бросая на защиту неподготовленных и вооруженных одной винтовкой на несколько человек новобранцев. Многие полегли в те дни.
Борис, которому еще не исполнилось восемнадцати, работал обивщиком на мебельном заводе. Его обязанностью было обтягивать тканью пружинные матрасы. Как раз в начале июня 1941 года с ним случилась неприятность: тугая пружина выскользнула из рук и глубоко пропорола кисть. Пришлось наложить швы и оформить больничный на несколько недель. Травма оказалась промыслительной: молодого человека не призвали «добровольцем», как многих его сверстников. Когда Борис поправился, семнадцатилетних мобилизация уже не касалась, а затем, когда юноша достиг совершеннолетия, его отправили учиться на артиллериста. Благодаря этому на фронт он попал уже обученным специалистом в звании сержанта и стал командиром орудия.
Воевать приходилось по-разному. Стреляли и по данным разведки – не видя врага, находившегося на много километров впереди, и прямой наводкой. Однажды случайно напоролись на колонну фашистских танков. Пришлось засесть в болоте и стрелять по неуклонно приближающимся бронированным чудовищам. Атаку отразили, но Борис серьезно простудился, и орден, законно присужденный за подбитые танки, нашел его уже в госпитале. Когда он выздоровел, родная часть ушла далеко вперед, и сержанта определили в пехоту.
Господь берег моего деда. Семейные предания сохранили память, что Борис «родился в рубашке» – не сошедшем во время родов околоплодном пузыре, а такие люди, согласно народному поверью, бывают счастливчиками. Конечно, дело не в этом: просто Всеведущий Бог вел дедушку по жизни, зная, что на закате своих дней он обретет веру. Об этом свидетельствует и случай, описанный ниже.
Всеведущий Бог вел дедушку по жизни, зная, что на закате своих дней он обретет веру
Отгремел один из бесчисленных боев. Сержанты побежали с донесениями к командиру части – сообщать о потерях, получать дальнейшие указания. Борису предстояло пересечь открытое поле, где еще недавно шло ожесточенное сражение. Вдруг перестрелка возобновилась. Загрохотали орудия противника, полетели снаряды, разрываясь в воздухе на бесчисленные смертоносные осколки. Заметив два небольших кустика, Борис бросился в них, укрыв голову в том, что побольше, а ноги – в меньшем. В тот же миг мина разорвалась совсем рядом и… ударила в маленький куст.
Удастся ли спасти раненого? – Это зависит не только от характера повреждений, но и от того, как быстро пришла помощь, свежа ли рана. Бориса подобрали сразу, отнесли в полевой медсанбат. Правая нога была почти оторвана – висела на нескольких жилках, окруженных перебитыми костями. Врачи стали готовиться к операции, собираясь ампутировать то, что казалось им уже неспособным к восстановлению.
И тут Господь вновь явил Свою милость. В полевой лазарет прибыл известный военный хирург. Увидев лежащего на операционном столе совсем еще юного солдата, он спросил:
– Что хотите с ним делать?
– А что тут сделаешь? Придется отрезать ногу… – Ответствовали врачи.
Старший сержант Сергейчук Хирург нахмурился, внимательно осмотрел рану, даже понюхал ее…
– Свежая. Гнилью не пахнет. – И обратился к находившемуся в полном сознании Борису. – Ну-ка, солдатик, пошевели пальчиками.
Собрав волю в кулак, раненый напрягся и… едва-едва дернул одним пальцем перебитой ноги.
– Ну вот, нога – живая! А вы – резать! Ампутацию – отменить! – Вынес свой вердикт доктор и сам приступил к многочасовой операции, вынимая осколки костей и сшивая разорванные ткани. На другой день он нашел Бориса в палате и вновь велел ему пошевелить пальцами ноги. Теперь они двигались гораздо легче.
– А они – резать… – проворчал довольный врач, имени которого я не знаю, но память о котором благодарно хранится в нашей семье.
Когда я рассказываю об этом случае верующим знакомым, они обычно спрашивают, не был ли спасителем моего дедушки святой Лука (Войно-Ясенецкий). Дать точного ответа я не могу, но не думаю, чтобы это был он. Дедушка упоминал, что хирург носил достаточно высокий военный чин: то ли майор, то ли полковник, – а прибывший на фронт из лагеря владыка, кажется, не имел погон. К тому же я не слышала, чтобы святитель Лука бывал на Втором Белорусском фронте, где происходили описываемые события.
– Ну что ж. Костылей ты не бросишь – большая берцовая кость перебита, но ходить будешь. – Напутствовал Бориса врач, выписывая его из госпиталя.
Борис Сергейчук с женой Ниной и дочерью Галиной
Лечение продолжалась около года: из полевого лазарета раненого отправили в далекий тыл, на дальнейшее восстановление. Наконец, Борис отправился домой – о том, чтобы продолжить воевать, речи не было. Приехав в Москву, он оставил костыли на вокзале и к родным пришел с одной палочкой – молодой бойкий парень не мог позволить, чтобы друзья и родители увидели его инвалидом. Пока дошел до дома, рукоятка трости сильно натерла ладони, но солдат не жалел о своем решении. Вскоре, вопреки прогнозам медиков, он уже легко ходил, едва опираясь на трость, а затем отложил и ее…
Бабушка вспоминает, как лихо они с дедом отплясывали «Рио-Риту», познакомившись пару лет спустя по окончании войны. Но это уже совсем другая история… Как и то, что в последние годы войны он стал главным кормильцем для матери, сестренок и отца, так и не полюбившего единственного сына.