На грани жизни и смерти

Анастасия Ивановна в молодости Война, война! Сколько про нее написано, сколько фильмов снято, а история каждого пережившего ее добавляет к этой скорбной картине свои щемящие душу детали. Анастасия Стукач, мать священника Владимира Стукача, который в 1990-х строил в Минске храм в честь славного Воскресения Христова, тоже прошла горнило военных испытаний, только не на фронте, а там, где хозяйничали оккупанты. Уже нет в живых Анастасии Ивановны, но ее рассказ о тяжких годах Великой Отечественной остался…

«Партийные и председатель сельсовета ушли из деревни, – вспоминала Анастасия Ивановна. – А у него была семья – дети и жена беременная. Пришли немцы в его дом. Заперли семью в сарае и поджигают. Людей согнали и заставили смотреть – страх наводили. А одна девочка в цветах, что во дворе были посажены, присела и поползла. Так и спаслась – убежала потом к тетке своей. А тех живыми сожгли…

Ксения выросла, замуж вышла. В доме родителей жила. Сгоревших люди похоронили прямо за сараем, памятник поставили. Она все жалела, что их там похоронили. А я думаю: где ни похоронили – ничего. Душа-то у Бога».

Какое-то время молчим. Анастасия Ивановна продолжает:

«Вышел приказ – молодежь в Германию. Что делать?! Мама стала собирать меня в Германию. Собрала моих подружек, стол накрыла, всех угощала и молилась, чтобы как-то меня спасти.

Всех на телеге свозили в барак на медосмотр. Был у нас деревянный чемодан, что-то я собрала себе и села на телегу. Как там мама голосила, как молилась – не знаю…

Вот, проверяют немцы всех по здоровью. А у меня уже давно шея гноилась после операции – негде перевязать. И, точно, Бог меня спас, подсказал, что делать. Я раскрыла свою рану и делаю вид, что не могу говорить. Немец: ‟Вэг!” – и выгнал меня. Это ж я остаюсь живая! Не попадаю в Германию! Как я бежала! Сколько могла… И когда вернулась домой, то уже перебрались жить в лес, в землянку».

Анастасия (на коленях отца) с родителями и старшей сестрой Пытаюсь представить себе те экстремальные условия, в которых приходилось жить мирному населению в годы оккупации, и не могу. Одно сплошное испытание – и днем, и ночью. Каждый из них жил тогда на грани жизни и смерти…

– А молились ли вы тогда? Искали помощи свыше? – спрашиваю у Анастасии Ивановны.

– Это сейчас сразу за молитву хватаешься. А тогда совсем по-другому было, – вздыхает она и рассказывает про очередные испытания, выпавшие на ее долю. Про то, как заболела в лесу брюшным тифом. Как привезли ее в дом и оставили одну в комнате. Отчетливо помнит Анастасия Ивановна, как ужасно болела голова и хотелось пить. Помнит, как не было сил дойти до ведра с водой, и пришлось ползти на кухню, потом неимоверным усилием измученного тела тянуться к живительной влаге…

В этот день в дом заявились немецкие солдаты – искали ценные вещи. Увидев на кровати больную, испугались заражения и быстро ушли. Если бы не болезнь – неизвестно, чем бы все закончилось…

В дом заявились немецкие солдаты – искали ценные вещи. Увидев на кровати больную, испугались и ушли

Молодой организм оказался сильнее тифа – Настя выжила. Неожиданно рассказчица добавляет еще одну поразительную деталь: «А когда нас уже освободили, я второй раз болела тифом – сыпным. Но уже лежала в больнице». И тут же шутит: «Волосы у меня были хорошие, пришли отрезать их – все равно вылезут. А я не дала – и вроде ничего. Это сейчас сыплются страшно».

После шутки – снова горькие воспоминания о войне:

«Однажды пришли мы из леса в хату проверить – все ли в порядке. Вдруг немцы появились. Ворвались в дом – и выгоняют нас втроем на улицу. Выходим – а там уже народу, старики и дети в основном. Поставили пулемет. Люди стоят, плачут и уже друг с другом прощаются. А я думаю: ‟Боже мой, как будет стрелять, пусть меня первую убьет”. Подошла и стала поближе к пулемету… Вдруг еще один немец бежит, двух куриц живых несет и кричит что-то вроде ‟Скорей!”, ‟Назад!” Они схватили пулемет, вскочили в машину – и уехали… Так все мы остались живы».

– Говорят, в такие моменты вся жизнь вспоминается?

– Ни о чем не думала! – восклицает Анастасия Ивановна. – Я читала, что святые не боялись, когда шли на смерть. А может быть, им и было страшно? У меня тогда страха не было – пусть стреляют. Только хотела, чтобы меня первую расстреляли, чтобы больше ничего не видеть. Когда видишь чью-то смерть – тогда страшней. Помню, одну деревню сожгли, и всех жителей в сарае. Остались одни черепа. Его тронешь – он сразу рассыпается. Родители одной девушки там сгорели. Как она на эти черепа падала, как кричала!.. Вот такое видеть страшно.

Единственная сестра Анастасии ушла на фронт медсестрой. Старший сводный брат, летчик, воевал в небе. Двое других погибли в боях. А в деревне ходили слухи: поговаривали, что сестра Насти пошла в партизаны, и что мать держит с ними связь. В общем, партизанская семья.

«И однажды присылают к нам немца с винтовкой – арестовывать. А мы как раз из лесу пришли в хату. Только младшего брата в землянке оставили. А немец и говорит: если кто из вас уйдет, остальных расстреляю. Мама: ‟Ну, что, вместе погибнем”.

Вдруг кричат на улице: ‟Наши, наши!” Второй немец вбежал в хату и кричит этому: ‟Шнель, вэг, цюрюк!” Немец бросил винтовку на пол и убежал. А мы не знаем, что делать. Мама молится Богу и говорит: ‟Детки, не бойтесь, не бойтесь!” Все успокаивала нас. И точно: наша разведка появилась, в белых накидках – зимой это было, под Новый год».

Анастасия Ивановна Стукач в Свято-Воскресенском храме Пришло долгожданное освобождение. Пережитые испытания подорвали здоровье, оставили глубокие шрамы в душах людей. Долгое, угрюмое эхо войны еще долго звучало над белорусской землей. Но нужно было жить дальше.

«Пришла весна. Люди, кто мог, огороды сажали. Я видела, как пять женщин, опоясавшись веревками, тянули плуг.

У мамы началась гангрена ноги, ее положили в больницу, отняли ногу. Я опять остаюсь с двумя хлопчиками. Но Бог мне через добрых людей помогал. Я тогда уже умела хлеб печь. И коровку доила, и творожок собирала, как мама. А она до поздней осени в больнице лежала. Вернулась только к Покрову, когда уже весь урожай собрали.

Перезимовали. И тут появляется моя сестра. В военной форме, боевая такая. Она забрала меня с собой в Брест, куда ее служить направили».

С тех пор Анастасия больше уже никогда не жила в своей родной деревне, только приезжала в отпуск к маме. Для нее началась новая, самостоятельная жизнь в таком большом и сложном мире, где люди стремились поскорей забыть о войне и мечтали о светлом будущем…