Не железом и не кровью: Астрахань и ее святители

Россия. Астрахань. Вид города (из книги А.Олеария "Путешествия по Московии". Издание Pieter van der Aa начала 18 века с рисунками Корнелия де Бруина на основе рис. Адама Олеария). Фото: Wikipedia

Несколько столетий Русь страдала под гнетом монгольского ига. Пока татарские баскаки собирали многие дани, князья униженно просили ярлыки на княжение в ханской ставке, а во время карательных походов русские селения умывались кровью. Но шли столетия, и некогда могущественная Золотая Орда теряла свое величие, пока наконец не распалась, оставив по окраинам русского государства свои воинственные осколки – Крымское, Казанское и Астраханское царства. Крымский хан еще долго тревожил российские пределы, хотя и он со временем вынужден был признать власть Русского Царя. Важнейшим же достижением XVI века, наряду с покорением Казани, стало завоевание Астрахани, заселенной народами, исповедавшими ислам.

Вскоре в Астрахани была открыта епископская кафедра. Архиепископы, а после митрополиты астраханские стали носителями особой духовной традиции, словно со знаками святительского отличия наследовали от своих предшественников и передавали преемникам дух непреклонной верности Церкви и Отечеству. Пожалуй, каждый святительский престол имеет свои особенности: география, растворяясь в тысячелетней истории Церкви, выковывает из народа фигуры настоящих титанов духа. Так было и на астраханской кафедре.

Икона астраханских святых

Каковы же были условия, в которых приходилось нести свое служение святителям астраханским? Одними из самых тяжелых в русской Церкви XVII–XVIII веков. Местное население очень косно и неохотно воспринимало слово Евангельской проповеди. Сам Иван Грозный охлаждал миссионерский пыл своих современников, полагая, что насильственная христианизация станет плохим примером для других народов, желающих принять русское подданство: «так, чтобы в других землях не стали бы говорить: вера вере недруг, и для этого христианский Государь мусульман изводит». Долгое время единственными христианами в астраханских пределах были стрельцы, поселившиеся здесь в XVII веке. Будучи внешне укоренены в православной традиции, стрельцы на деле сами нуждались в церковной миссии, поскольку зачастую их вера носила исключительно обрядовый характер. Случаи Крещения инородцев были единичными и чаще всего продиктованными материальной выгодой. Паства святителей астраханских росла в первую очередь за счет переселения в край уроженцев коренных русских земель.

Но кем были эти вынужденные переселенцы? В документах того времени их часто называли «голытьбой», бродягами. Это будущие казаки, вольные люди, крестьяне, бежавшие от помещиков, к которым прикреплял их новый закон. Сюда же осознанно переселяли помещики и многих своих крепостных отъявленного нрава и образа жизни, вот почему в астраханских поместьях так часто встречались фамилии типа Негоднов или, скажем, Бирюков. Эта гремучая социальная смесь превращалась в пороховую бочку, готовую вспыхнуть и взорваться, разрушая все вокруг себя. А нечистые на руку политиканы делали все, чтобы как можно скорее поджечь фитиль невежества, а порой и неверия. В этих условиях призванием епископата было не только увещевание паствы в духе сохранения верности Церкви, но и обличение самозванцев всех сортов, разоблачение лжецарей, спекулирующих на темных чаяниях неспокойного народа.

География и исторический контекст вынуждали астраханских святителей, как никаких других, становиться в том числе и политическими деятелями с прямой, беспристрастной и неподкупной позицией. И этой позицией была (убираем за скобки все переменные) верность Москве, законному наследнику московского престола. И пусть времена соревнования Москвы, Твери и Новгорода остались в далеком прошлом, этот выбор не становился безопасным и нередко сулил святителям больше невзгод и опасностей, чем позиция «Церковь вне политики». Епископ Астрахани, неотступно пребывая в кафедральном соборе Успения Богородицы, отказывался признавать ту власть, чьи штыки обступили или взяли город, и, если это было необходимо, вступал с нею в прямой конфликт, не боясь пострадать от нее.

Епископ Астрахани отказывался признавать ту власть, чьи штыки обступили или взяли город

Так, в 1605-м году архиепископ Феодосий бесстрашно увещевал паству не верить словам Лжедмитрия, хотя и понимал по настроениям толпы, что проповедь его едва ли окажется успешной. Когда астраханцы привели святителя к мнимому царевичу, тот, кажется, смутился, увидев перед собой человека недюжинного ума и воли. На вопрос Отрепьева: «Да кто, де, я?» – Феодосий ответил: «Прямое твое имя Бог весть, ибо прирожденный Царевич Димитрий Иоаннович убиен в Угличе, и мощи его тамо». Феодосия заключили под стражу, а после смерти Отрепьева он был вызван в Москву и участвовал в перенесении мощей Царевича Димитрия.

Но мятежная приволжская окраина и не думала смиряться. В крае хозяйничал атаман Заруцкий, переплавляя серебряные кадила кафедрального собора себе и своим подельникам на стремена и подстрекая жителей на грабительские походы «за зипунами». Людей духовного звания, пытавшихся остановить его бесчинства, «сажали в воду», то есть казнили в проруби. По счастью, власть Заруцкого была недолгой. Однако ему на смену приходили новые и новые самозванцы, которые, впрочем, встречали грозную отповедь в лице святителя Онуфрия, который наследовал Феодосию. В итоге каждый новый авантюрист был менее успешен, чем прежний. Много десятилетий спустя, в начале XVIII века, преемники Феодосия и Онуфрия выступят против стрелецких бунтов, потрясавших основы российской государственности, а еще позднее отвергнут власть Емельяна Пугачева, объявившего себя Петром III.

Когда же на астраханские пределы нападали воинственные кочевые племена, святители усердно молились за свою землю. А в 1638-м году архиепископ Рафаил установил крестный ход в память об отражении нашествия киргиз-кайсаков. Одновременно народы, вступавшие в русское подданство, обретали в лице архиепископа Астрахани грозную защиту от притеснений со стороны недобросовестных вельмож. Так, в 1643-м году ногайские мурзы пожаловались святителю Пахомию на воеводу князя Телятевского. В ответ святитель напрямую обратился к Государю, переслав грамоты ногайцев в Кремль. В итоге Телятевский был взят под стражу, а архиепископ сумел убедить ногайцев в том, что необходимости покидать русские земли и переселяться за Терек нет, и Московский Государь обеспечит все права и свободы ногайского народа, остающегося в составе России.

Это, конечно, не значит, что астраханский архиепископ был вовлечен только в политические дела. Помимо проповеди, храмового строительства и окормления верующих, архиепископская кафедра занималась многообразной социальной работой. Стараниями епископов к середине XVIII века в епархии насчитывалось около 36 богаделен. Святитель Лаврентий на свои средства выстроил приют для незаконнорожденных детей и делал все, чтобы обеспечить его воспитанникам достойное будущее. Во времена многочисленных поветрий астраханское духовенство являло удивительные примеры самоотвержения. Дважды в XVII веке в Астрахани свирепствовала страшная эпидемия чумы. Архиепископ имел возможность выехать за пределы города и вернуться в него, когда пройдет опасность. Но ни архиепископ Пахомий в 1656-м году, ни митрополит Савватий в 1692-м так не поступили.

Во времена многочисленных поветрий астраханское духовенство являло удивительные примеры самоотвержения

Они оставались в городе, продолжали служить, проповедовать и рукополагать новых пастырей, укрепляя надломленный дух горожан. Примеру своих великодушных предшественников последовал в 1727-м году во время эпидемии моровой язвы и епископ Варлаам.

И все же наиболее яркие страницы в летописи деяний астраханских святителей посвящены жизни митрополита Иосифа. Первые детские воспоминания этого святителя связаны с ужасами правления в Астрахани Ивана Заруцкого. Во время восстания атамана восьмилетний мальчик стал свидетелем отвратительной сцены: пьяные дебоширы ворвались в жилище его родителей и устроили погром. Когда ребенок оказался на их пути, кто-то бросил большим камнем в его голову. Иосиф выжил, но получил тяжелую травму: по воспоминаниям современников, до конца своих дней он не мог держать голову твердо. Вероятно, с тех пор народные волнения ассоциировались у Иосифа с омерзительной разнузданностью людей без совести и чести, и единственное, что можно этой разнузданности противопоставить, – твердая власть законного Царя.

Иосифа ждала успешная духовная карьера. В молодости он постригся в Троицком монастыре, что на территории Астраханского кремля. Вскорости его духовные дарования стали очевидными для всех окружающих, и, когда пришло время определить имя нового игумена, выбор братии пал на него. Еще несколько лет спустя Иосиф становится архимандритом, позднее, в 1656-м году, – архиепископом, и, наконец, в 1667-м – митрополитом. Последнее происходит с благословения трех Патриархов – Антиохийского, Александрийского и Московского. В качестве особого отличия Иосиф получает в дар от Патриархов саккос и право шествовать «на осляти» в Вербное воскресенье (подобное дозволение почиталось высшей привилегией среди церковных иерархов XVII столетия). Маститый старец 70 лет, всю жизнь посвятивший служению Церкви, вполне мог надеяться уйти на заслуженный покой, когда в застепной астраханской украйне, широком раздолье казачества, поднял свое бунтарское знамя Стенька Разин. Перед началом смуты караульные стрельцы сообщили Иосифу о том, что видели отверстое небо, с которого на голову горожанам сыпались обжигающие искры. «Излияся с небес фиал гнева Божьего», – со слезами ответил он.

В.Суриков. Степан Разин, 1906 г.

За 20 лет, предшествовавших восстанию Разина, после окончательного закрепощения крестьян, поток на юг беженцев с исконно русских земель значительно увеличился. Снималась с места и переезжала в нижнее Поволжье голытьба, которая с радостью отзывалась на призывы удалого атамана к грабительским походам за новыми зипунами. Широкие народные массы и казачество с воодушевлением поддерживали Разина и в составе его банд грабили поволжские селения и города. Стрельцы без продолжительных колебаний вступали в ряды «батюшки Степана Тимофеевича». Еще мгновение, и Астрахань вспыхнет и загорится революционным факелом.

Напрасно митрополит устраивает крестный ход с молебствием об избавлении города от войск богоотступника и молит гарнизон хранить верность Государю, обещая царскую милость тем, кто выживет, и Божье воздаяние тем, кто падет в бою: стрельцы сразу же впускают Разина в город и признают его власть. За один первый день разинский бунт в Астрахани, бессмысленный и беспощадный, уносит жизни более 400 людей. Воеводу Прозоровского сначала ранят, а после сбрасывают с раската – небольшой площадки на крепостной башне кремля. Немногочисленные стрельцы, оставшиеся верными Царю, зарублены мечами и бердышами. Наскоро бунтовщики вырывают братскую могилу на территории родного для Иосифа Троицкого монастыря, и случайный инок, ставший свидетелем побоища, в ужасе насчитывает сотни тел, сброшенных в нее. Убийства и грабежи продолжаются и на следующий день: одного священника, обличившего душегубцев, тут же убивают, другому отрубают ногу и руку. И на фоне ручьев крови страшным истуканом возвышается фигура главаря головорезов – охмелевший Разин садится у входа на митрополичий двор, поджимая ноги по-турецки.

Митрополит Астраханский Иосиф

Иосиф каждый день, ежеминутно рискуя жизнью, делает все возможное, чтобы спасти жителей города от бессудных расправ, и иногда ему это удается. Впрочем, Стенька не имеет обыкновения долго пребывать на одном месте и вскоре покидает Астрахань в поисках новых хмельных кровопролитий. Его наместником в городе остается не менее одиозная фигура – атаман Василий Ус, который с нарастающей ненавистью наблюдает, как митрополит становится альтернативным центром власти. К нему присылает свои царские грамоты Царь Алексей Михайлович, у него ищут защиты опальные жители. Иосиф часто входит в казачий круг, открыто обличает злодеяния крамольников и увещевает их покаяться и предаться милости Великого Государя. И хотя почти все воеводы и вельможи умерщвлены, Иосифа все еще не трогают, и в течение многих месяцев он продолжает свое архипастырское служение в мятежном краю.

Но вот приходит известие о поимке и казни предводителя главарей Стеньки Разина. Ус и его приспешники убеждены, что Разин пойман по наводке Иосифа. Его обвиняют в тайных сношениях с Доном и Тереком и попытках настроить терское казачество и донцов против банд Уса. Если ранее Иосиф слышал лишь брань в свой адрес, теперь до его слуха доходят явные угрозы: «Знаешь ли ты раскат?», «Послать в заточение» и «Посадить в воду». 11 мая для мужественного митрополита наступает смертный час. Атаман вызывает святителя в казачий круг. Иосиф, облачившись в митрополичьи ризы, с крестом в руках выходит к нечестивцам. Те лицемерно стыдятся прикоснуться к ризам митрополита и заставляют священников, сопровождающих Иосифа, разоблачить его. Митрополит снимает пышные одежды и остается в шерстяной свитке.

11 мая для мужественного митрополита наступает смертный час

Страстотерпческий подвиг Иосифа начинается с пытки огнем. Непреклонного старца подвешивают над разожженным костром, связав по рукам и ногам. Свитка вспыхивает, а тело мученика покрывается кровавыми волдырями. В перерывах между пытками палачи бросают Иосифа на землю, ставят подошвы своих сапог на его струпы и требуют признаться, как шла переписка с Тереком и Доном. Но на этом мучения святителя не завершились. По изуверскому бандитскому обычаю преступника возводят на раскат (приблизительно на высоту десятиэтажного дома), где народный суд должен вынести свой якобы беспристрастный приговор: если преступник после первых мучений может стоять на ногах (пех), его казнят, сбрасывая к подножию башни, если же он изувечен настолько, что ноги его не держат (не пех), его милуют и отпускают. Когда казак Алешка Грузинкин с высоты раската кричит собравшейся у основания башни толпе, указывая на изуродованного Иосифа: «Пех?», обезумевшие злодеи отвечают не просто «Пех», а «Пех, пех, перепех», то есть трижды достоин смерти. На глазах онемевшего от ужаса духовенства Иосифа сбрасывают с башни. Через несколько минут праведник в мучениях умирает, а на следующий день тело его переносят в придел Святителей Афанасия и Кирилла Александрийских, где в течение 10 дней астраханский люд оплакивает смерть своего печальника и заступника.

В считанные дни память об Иосифе становится священной для горожан, его почитание стихийно возникает во всех концах астраханской земли. Запуганные жители с трепетом благоговения повторяют его имя и передают друг другу историю его гибели, а разинские душегубы наконец понимают, что обречены.

Интересно, что, когда Иосиф убеждал бунтовщиков примириться с властью, выдать воров (бандитов и самозванцев) и обещал им помилование от Царя, те ему отвечали: «Кого нам хватать? Мы все воры». Но Иосиф вовсе не лукавил. И когда полгода спустя мятежная Астрахань была усмирена, царским приказом были повешены лишь четверо предводителей восстания, в том числе и Грузинкин, низринувший святителя с раската. Остальным же и всем, кто кричал «пех, перепех», вины были отпущены. Вновь и вновь московская власть шла на компромиссы с мятежной поволжской окраиной, желая не железом и кровью, а словом и духом объединить отдаленные земли своих владений. И подвиг святителя Иосифа, подвиг других иерархов астраханской епископской кафедры, подвиг любви и веры стал одним из самых ярких примеров того, что много столетий спустя русский поэт выразит стихами:

«Единство, – возвестил оракул наших дней, –
Быть может спаяно железом лишь и кровью…».
Но мы попробуем спаять его любовью –
‎А там увидим, что прочней…