Видения Волги

Волга

Волга шелестит, размеренно, успокаивающе. Голос Волги – особенный, свой собственный, узнаваемый. Да, у каждой реки есть уникальный голос, как у человека. Хотя звучать он может по-разному, с разными интонациями. Может – грозно, взволнованно. Как-то в юности оказалась ночью на берегу Волги во время грозы: сзади камни падают с высокой каменистой части, впереди – темное пространство, небо, вода, сверху – пучки молний бьют в шумящую реку, и она принимает эти удары, волнуется, восклицает...

А в такой солнечный июльский день, как сегодня, она разговаривает тихо, успокаивающе, словно древняя сказительница. Она и есть сказительница, завораживающая, убаюкивающая историями из прошлого. Сколько мимо нее прошло – людей, судеб – не сосчитать, и она помнит все, и шепчет об этом, если ты сидишь тихо-тихо и слушаешь.

Сидишь на огромных охристо-серых камнях на берегу в поселке Васильево под Казанью. Камни – тоже древние, мощные, со впадинами, щербинами, а ровные поверхности чередуются с острыми гранями. Возможно, они лежали так, и когда по Волге проплывала галера «Тверь», на которой Екатерина II совершила известное путешествие в 1767-м году, и в 1918-м году, когда армия В. О. Каппеля участвовала во взятии Казани...

Здесь, внизу, где колышутся острые тонкие стрелки камышей, судя по дореволюционным фотографиям, была пристань. Причаливали суда, сходили люди – далекая, ушедшая жизнь…

Крестовоздвиженский храм поселка Васильево

Если подняться с берега наверх, аккуратно, опираясь на те же камни, – забелеют стены Крестовоздвиженской церкви поселка Васильево, где июльским днем 1897 года служил литургию святой праведный Иоанн Кронштадтский.

Но я пока не поднимаюсь, сижу тихо, смотрю и слушаю.

Свято-Троице-Макарьево-Желтоводский монасты́рь

Перед глазами – безмерность, с бесконечною рябью воды, противоположным, насыщенно-зеленым берегом, на котором (а как же иначе!) – силуэт монастыря, как неотделимая часть окружающего. Это Макарьевский монастырь, основанный еще в первой половине XVII века. Правда, сияющие белизной здания построены уже в веке XIX.

Если посмотреть чуть дальше – виден остров-град Свияжск, полукруглый (византийский!) купол храма иконы Божьей Матери «Всех Скорбящих Радость».   

Лениво полудремлет рыбак в зеленой надувной лодке, покачивающейся на небольших зыбких волнах, вдалеке проплывает теплоход – большой, трехпалубный, но и из-за отдалённости и общего масштаба окружающего кажущийся почти игрушечным.

И – небо, много неба, у линии горизонта – почти прозрачного, белого, а затем все набирающего и набирающего голубизну. Чуть ниже этой голубизны – облака, с золотом, пушисто-серым... Река ловит тени облаков, принимает в себя и начинает раскачивать.

Волга

Бескрайность неба, воды – ввысь, вглубь, – сжимается в точку история, соединяется прошлое и настоящее. Левитановская безмерность, которая оказывается больше пейзажа, а точнее – в сам пейзаж включено столько, что не выразишь никакими словами, сколько бы томов не написал. И не надо стремиться выразить, просто сиди, впитывай, напитывайся. Слушай шепот воды, думай о тех, о ком рассказывает великая река, не называя по именам. Но многие имена мы знаем – Алексей Пешков (Максим Горький), Боратынские, Толстые, Федор Шаляпин, Николай Фешин (он жил прямо здесь, в Васильево, в послереволюционные годы, до отъезда в Америку). Это я называю первые фамилии, что пришли в голову, а так – список можно продолжать и продолжать...

Волга помнит и моих родных, и родных мужа, и нас – маленькими детьми, и уже наших детей, когда они еще были младенцами...

Волга помнит и моих родных, и родных мужа, и нас – маленькими детьми, и уже наших детей, когда они еще были младенцами

А потом можно подняться наверх, зайти в церковь и помолиться обо всех-всех, и ушедших, знаемых и безымянных (для нас – безымянных, Бог-то знает и любит каждого), и живущих сегодня. Волга настраивает на молитву. Может быть, когда мы уже перестанем существовать телесно, а Волга по-прежнему будет нести свои воды, кто-нибудь так же молитвенно вздохнет и о нас?

Волга не отпускает от себя, как бы ты далеко ни уехал, она будет звать к себе, обещая успокоить, расставить внутри тебя все по своим местам. И ты уже не удивишься, когда один из детей, как и другие наши дети, появившийся на свет в московском роддоме и приезжающий на родину родителей лишь время от времени, скажет: «В будущем я хотел бы жить на Волге».