«Мы избалованы, – прохрипел Пашка. – Мы жутко избалованы». Довольно странные слова, особенно здесь, на Шпанберге-Шикотане, далеком острове на Южных Курилах, да еще и сказанные не в какой-нибудь туристической поездке, а в условиях тяжелой вахтенной работы. Мало того: прохрипел-то он их, глядя на горящий храм, единственный на острове. Кто-то даже возмутился: «Хороша избалованность – была одна церковь, и та, вон, догорает! Куда теперь ходить молиться?!» На пару минут затихло – о чудо – сквернословие, удушливой тучей висящее над заводом. Да и над всем островом, если уж совсем честно.
Насчет «кому нести печаль свою» мы друга быстро поддержали, защитили от нападок: молиться можно и нужно везде, не только по определенному адресу. А вот без литургии – беда. Когда «узбекские специалисты» достроят новый храм, неизвестно. И почему трудятся именно они, а не православные из России, мы так и не поняли. Пашка же продолжал настаивать на нашей общей избалованности:
– Привыкли к легкой жизни: подай-ка нам все на блюдечке, и храм тоже. Что, в этот храм, который сейчас на наших глазах догорает, мы толпами ходили? Яблоку негде упасть было? На воскресной литургии – человек десять максимум, считая священника и монахиню-певчую, – нормально? Здесь, на острове, около трех тысяч народу, а на службах – единицы. Нужна ли церковь тогда?
Что, в этот храм, который сейчас на наших глазах догорает, мы толпами ходили? Яблоку негде упасть было?
Здесь я вспомнил, увы, не притчу, а достоверную историю из одного северного села, где во время советских гонений сохранилась дивная церковь, шли службы – в 1950-80-х годах прошлого века люди со всей огромной области собиралась на литургии. Но службы часто отменялись, и вовсе не потому, что богоборческая власть чинила препятствия. К стыду избалованных, как выразился Пашка, православных христиан, люди, имеющие вес в общине, постоянно (!) писали письма-жалобы епископу: мол, поп не тот – дайте другого.
Епископ сначала присылал нового священника, но через месяц-другой приходила новая жалоба... «Письма лично на почту ношу,/ Словно я роман с продолженьем пишу…». Кончилось тем, что церковь, единственная на той территории, где могла бы разместиться тысяча, а то и больше островов Шпанберга, на долгое время оставалась без священника, а следовательно, и без литургии – из-за того только, что нескольким прихожанам очередной поп не понравился. И это во время гонений.
В новых условиях, когда внешних гонений нет, мы вряд ли стали лучше. Похоже, мы сами себе гонения устраиваем. Вроде бы окружены благодатью: храмы на каждом шагу, спасайся кто хочет – но зачастую видим «не так посмотревших попов», слышим фальшь хоров, возмущаемся невежливыми бабками, в нашем вахтенном случае – оправдываем свое отсутствие на службах усталостью, жарой, безденежьем и тысячью других причин – лишь бы не сделать шаг навстречу Христу. Который еще во время Своей иерусалимской вахты сказал: «Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Лк. 13, 34). И логичное следствие этого нежелания мы видим собственными глазами: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38).
Люди, имеющие вес в общине, постоянно (!) писали письма-жалобы епископу: мол, поп не тот – дайте другого
И хорошо еще, если мы церковь считаем своим домом. Пусть опустошенным своими грехами – но домом. Христос дает же надежду, ставит условие, при котором дом избавится от пустоты: «Сказываю же вам, что вы не увидите Меня, пока не придет время, когда скажете: ‟благословен Грядый во Имя Господне!”» (Лк. 12, 35) Сколько потребуется времени для нашего вразумления? Употребим ли его на исправление образа мыслей, на покаяние, или будем купаться в зловонии осуждения, лени, отговорок? Получится ведь так, что, сколько ни строй «узбекские специалисты» новые храмы для русских православных, толку, вероятно, будет немного. По словам местного священника, люди вспоминают о Боге тогда, когда совсем уже прижмет: в случае собственной тяжелой болезни или смерти кого-то из близких – вот тогда не идут, а прямо бегут в храм, ищут священника. Куда сейчас пойдут, когда на месте церкви пепелище? Остается храм собственного сердца, но и там – не те же ли обгорелые бревна?..