Удивительное путешествие митрополита Хрисанфа

Часть 1

Глава третья

V

Уильям Симпсон. Производство кашемировых платков. 1867 г.

С тибетским посольством митрополит Хрисанф расстался в Патне, священном городе трех восточных религий. Отсюда, из места слияния могучего Ганга со своими притоками, найдя попутчиков в купеческом караване, он направился в Кашмир.

Несколько недель караван неспешно продвигался по торговому тракту вдоль исполинской стены Гималаев. Территория, управляемая английской администрацией, окончилась, и караван уже следовал по землям бывшей империи Великих Моголов. Наконец впереди показались белые вершины Малых Гималаев. Дорога теперь шла в окружении вечнозеленых горных лесов и заметно поднималась все выше. Лошади каравана с трудом взбирались по крутому, непроходимому зимой перевалу, переходы становились все короче. Через несколько дней затяжного подъема горы внезапно расступились, и путники оказались в высокогорной долине.

«Как велики дела Твои, Господи! дивно глубоки помышления Твои!» (Пс. 91: 6) – воскликнул митрополит Хрисанф, очутившись в Кашмире.

Причудливые белые пушистые облака, казалось, сорвавшиеся со сверкающих снежных вершин, парили над кедровыми и ореховыми лесами, над роскошными лугами, над яблоневыми и вишневыми рощами, отражались в прозрачных водах извилистой реки, чудесного голубого озера, по поверхности которого медленно кружились плавучие сады. По берегам реки в переплетении проток и каналов простирался древний торговый Сринагар, прославленный своими богатством и изделиями. Сюда, в сокровищницу Кашмира, стремились купеческие караваны из знатнейших городов Востока; на огромных базарах арабы, персы, индийцы, афганцы, узбеки, китайцы покупали ковры, шали, платки из белого кашемира, тончайшие шелковые ткани, изделия из серебра и драгоценных камней, шафран и розовый чай. У самого озера на широких террасах стояли изумительные дворцы Великого Могола, многочисленные ручьи каскадами ниспадали по рукотворным карнизам между диковинными растениями восхитительных садов.

«С Кашемирскою областию не может равняться никакая другая в целом свете», – через несколько лет запишет, вспоминая свое путешествие, архиерей.

Пленительный Кашмир митрополит Хрисанф покинул вместе с караваном бухарских купцов, возвращавшихся в далекую Трансоксиану. Долгий и изнурительный путь предстоял каравану. Нескончаемая дорога пролегала по равнинам Пенджаба и засушливой долине Инда, вдоль непроходимых хребтов Гиндукуша и Сулеймановых гор, поднималась по руслу стремительной реки в тесном ущелье, тянулась по каменистой бесплодной пустыне. Нескоро караван вошел в ворота Кандагара, главного торгового города Афганистана.

С рассветом по его узким кривым улицам множество людей устремлялось к городскому базару. Пешие, конные, верблюды с навьюченными тюками и бурдюками, пестрые халаты и чалмы, странствующие музыканты, факиры, старцы с красными бородами, уличные нищие – вся эта пестрая толпа с шумом и гамом кружилась по широкой площади, окруженной лавками, мастерскими и чайханами.

Несколько дней отдыха в переполненном караван-сарае – и караван продолжил следование по каменистому нагорью, через неделю вступив в когда-то изобильный, а теперь разоренный многолетней войной персов и афганцев Герат, расположенный в плодородном оазисе на перекрестье дорог в Индию, Персию, Бухару и Хиву.

Фисташковые деревья и густые заросли шиповника окружали высохший ров и полуразвалившиеся стены некогда цветущего, известного всему Востоку своими прекрасными лошадьми, города. Теперь только увешанные кинжалами люди в пыльных одеждах бродили по его грязным улицам. Не задержавшись в Герате, путники повернули на горную дорогу, ведущую в Кабул. Дорога была безлюдна, лишь изредка попадались окруженные глинобитными стенами деревни, да внезапно появлявшиеся на вершинах гор всадники с закутанными лицами пристально следили за движением каравана.

Окрестности Кабула, середина XIX века

Кабул, куда афганские шахи перевезли остатки сокровищ Великих Моголов, захваченные при крушении грозного государства, встретил путешественников приготовлениями к очередному походу. Перед Тимур-шахом шествовало снаряженное местными вождями войско: гарцевала многочисленная конница, вооруженная луками и копьями, степенно ступала главная сила – верблюды с прикрепленными между горбами фальконетами, вразброд шагали солдаты со старыми фитильными ружьями за плечами.

«Государь сего владения чрезмерно богат дорогими каменьями и жемчугами, денег же не имеет, едва может содержать себя своими доходами», – отметит митрополит Хрисанф.

Уходящее безвозвратно время отмеряет девятый год нескончаемого странствия митрополита

Снова впереди бесконечная дорога. Звенят подковы, громко разговаривают, смеются бухарцы-купцы, ожидают скорой встречи с близкими. Только молчаливого путешественника в середине каравана, чужого среди оживленных спутников, никто не ждет в неведомой стране. Уходящее безвозвратно время отмеряет девятый год его нескончаемого странствия. В темной мантии, в выгоревшем от солнца клобуке, повторяет он слова Иисусовой молитвы.

Миновав последнее владение афганского шаха – небольшую крепость Балх, окруженную некогда благодатными, а ныне опустошенными садами, караван вступил в земли Бухарского ханства и через десять дней пути, переправившись через Аму-Дарью, достиг Бухары.

VI

Дворец Эмира, 1888–1889 гг. Узбекистан, Бухарская область, Бухара. Фото: pastvu.com

Садом удивительной красоты, изобилующим всеми потребностями для жизни человеческой, назвал страну за рекой митрополит Хрисанф.

Истекающие из горных хребтов прохладные источники струились по лощинам с насажденными природою плодовыми деревьями, диким виноградом, тутовыми рощами; откормленные стада паслись на сочных пастбищах предгорий; поля пшеницы, риса и хлопка, орошаемые живительной водой Зерафшана, простирались на равнине вдоль тысячи рукотворных каналов.

Священный город Бухара, опора ислама Среднего Востока, славящийся множеством мечетей, мавзолеев и медресе, поражал обилием и многолюдством своего базара. Здесь покупались и перепродавались изящные товары и драгоценные камни из Индии и Кашмира, шелка Китая, местной выделки золототканые ковры, посуда расписной глазури, оправленные в серебро сабли и кинжалы, золотые украшения бухарских ювелиров. Корзины, переполненные налитыми персиками, широкие блюда с тяжелыми кистями винограда, скрывающие продавцов горы сладчайших дынь соседствовали с кулями хлопка и связками дорогих каракулевых шкурок. Но здесь же, рядом, под раскаленным солнцем стояли люди в оковах, как овцы продаваемые за сорок-пятьдесят червонцев. Пленные, захваченные в войнах с афганцами и персами, угнанные в набегах на соседние Балх и Мешхед мирные дехкане, купленные у кочевых племен русские, похищенные на границах Урала и Иртыша, свозились сюда на невольничий рынок.

«Киргис-Кайсаки и Ногайцы ежегодно увлекают из России и приводят в Бухарию и в Хиву по нескольку пленников. Часто случалось мне говорить с оными пленниками, которые меня Богом заклинали, чтобы всячески старался донести до России о жалостном их состоянии».

Правитель Бухарии приказал схватить митрополита и предать суду за нарушение закона ислама

Весть о нахождении в городе православного архиерея быстро дошла до правителя Бухарии, высшего духовного лица страны Мир Масум-шах Мурада, «лицемернейшего муллы», приказавшего схватить митрополита Хрисанфа и предать суду за нарушение закона ислама, запрещающего неверному находиться в священном месте с небритой головой под страхом казни. В июле 1794 года в Бухаре в присутствии Мир Масум-шах Мурада начался суд над митрополитом.

«Благ Господь, убежище в день скорби, и знает надеющихся на Него!» (Наум. 1: 7). В продолжение нескольких дней митрополит Хрисанф громогласно опровергал все утверждения судей, приводя изречения Корана на арабском, персидском и турецком языках. Внезапно, не завершив суда, наиб Мир Масум-шах распорядился освободить митрополита и немедленно выслать его из страны.

Митрополит покинул Бухару. Он выехал в сторону Каспийского моря, вглубь песков Каракум. Впереди был последний оазис – Хивинское ханство.

Хива

Через десять дней пути вдоль пустынного левого берега Аму-Дарьи показался город на песке – Хива, окруженный десятиаршинной высоты глинобитными стенами с башнями, бойницами и зубцами. Вошедшие в раскрывшиеся восточные ворота путники оказались в необычном разноцветном городе с узкими, не позволяющими разъехаться встречным всадникам улицами с изящными арками между домами, неожиданно открывавшими полукруглые купола мавзолеев, широкие айваны дворцов, стройные минареты, громаду пятничной мечети с множеством резных колонн, – все разукрашенное затейливыми орнаментами многокрасочной майолики; в городе с чистой прохладной водой древних колодцев.

Каждое утро, с открытием крепостных ворот, Хива встречала проходящие через город бесконечные караваны, везущие товары с четырех сторон света. Обильные, знаменитые во всей Средней Азии базары вели оживленный торг. И в этом месте, так же, как в Бухаре, безжалостно скупались в рабство люди на невольничьем рынке.

«В Хиве, среди прочих невольников, находятся более четырех тысяч русских пленников», – записал архиерей.

Сговорившись с туркменами возвращавшегося из Хивы каравана, митрополит Хрисанф продолжил в его составе свой путь к Каспию. Теперь дорога шла по безводной пустыне Устюрт. В безоглядную даль простирались окружающие караван серые безжизненные солончаки, лишь изредка одинокий искривленный куст саксаула неожиданно возникал в мареве раскаленной равнины.

Долгожданное море показалось неожиданно. Светло-голубое, спокойное, раскинувшееся вдоль безлюдных берегов Мангышлака море с тихим шумом катило волны на прибрежные плоские камни. Спустя долгое время ожидания в поставленных туркменами юртах вдали показались паруса русского купеческого судна.

Глава четвертая

Россия. Астрахань. Вид города (из книги А. Олеария «Путешествия по Московии». Издание Pieter van der Aa начала XVIII века с рисунками Корнелия де Бруина на основе рис. Адама Олеария)

VII

В последний день мая 1795 года в украшенных зеленью церквах Астрахани совершались праздничные службы Дня Святой Троицы. В пятиглавом Успенском соборе кремля Божественную литургию проводил сам епархиальный архиерей. Множество людей с букетами и древесными ветвями в руках стояло в усыпанном душистой свежескошенной травой храме. Многоголосый архиерейский хор, священники в праздничных зеленых одеяниях, народ, принимающий Святые Дары, славили радостный праздник:

«Видехом свет истинный, прияхом Духа Небеснаго, обретохом веру истинную, нераздельней Троице покланяемся, Та бо нас спасла есть!»

Вместе с епископом Платоном службы правил митрополит Хрисанф, две недели назад прибывший в Астрахань. Трезвон колоколов соборной колокольни разносил над домами, улицами, набережными белого города, над берегами великой реки весть о торжестве Святой Троицы.

В Православном Царстве, в Астрахани, столице Кавказского наместничества, окончились странствия митрополита Хрисанфа

В Православном Царстве, в Астрахани, столице Кавказского наместничества, окончились странствия митрополита Хрисанфа. По получении Высочайшего указа на прошение митрополита о принятии в российское подданство епископ Платон принял присягу митрополита на Святом Евангелии:

«Я, митрополит Хрисанф, бывший Неопатрасский, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хочу и должен Ее Императорскому Величеству, своей истинной и природной Всемилостивейшей Великой Государыне Императрице Екатерине Алексеевне, Самодержице Всероссийской, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови…»

Владыка Астраханской и Ставропольской епархии предложил митрополиту Хрисанфу разделить с ним кров архиерейского дома. Яркий, жизнерадостный, великодушный епископ Платон (Любарский), выходец из Малороссии, высокого роста силач, носивший среди подчиненного духовенства прозвище «запорожец», скорый на расправу над виновными, на щедрую награду усердных, открытым сердцем внимающий малым. Ежедневное общение двух ровесников-архиереев, совместные службы в крестовой церкви и кафедральном соборе, службы в пригородном Иоанновском монастыре привели к взаимному благорасположению, а вскоре к дружбе на многие годы.

О разительных изменениях, происшедших в минувшие десять лет на юге Российской империи, поведал митрополиту епископ Платон. В Тавриде и Очаковской степи появились большие города, могучий корабельный флот стоял в бухтах места, названного Севастополем, выходящие из Турции греческие семейства как в давнем прошлом селились на берегах Причерноморья.

Быть может, туда, на юг России, направится сейчас митрополит Хрисанф? Нет, рано – чреда событий влечет его по назначенному пути. В начале лета жестокий правитель Персии Ага-Мохаммед-хан требует от Картли-Кахетинского царя Ираклия разорвать Георгиевский трактат с Российской империей и снова стать его вассалом. В августе многотысячное персидское войско пересекает границы царства и останавливается на подступах к Тифлису. Генерал-губернатор Кавказа генерал-аншеф Иван Гудович просьбой помочь разобраться с положением в Закавказье задерживает митрополита Хрисанфа в Астрахани.

События ускоряются: в сентябре внезапным ударом персы уничтожают небольшое кахетинское войско и вступают в Тифлис, устроив там безжалостный погром; императрица Екатерина II, узнав о бедствии союзника, принимает решение готовить военный поход в Персию; к границе Кавказского наместничества, к Моздоку и Кизляру, прибывают Астраханский и Нижегородский драгунские полки, казачьи сотни из Ставрополя. Митрополит Хрисанф срочно вызывается в Санкт-Петербург.

VIII

Санкт-Петербург. Гравюра Джона Аткинсона

В день Сретения Господня 1796 года санный экипаж с укутанными в шубы митрополитом Хрисанфом и непременным офицером мчался по заснеженному простору. Хрустел на морозе снег под полозьями, искрился на ярком солнце. Подгоняемая молодецким ямщиком, неслась резвая тройка по бесконечной дороге, оставляя позади поля в зимнем покое, занесенные снегом селения с дымами над избами, бородатыми мужиками в тулупах, замерзшие реки, покрытые белым покровом перелески, города с колокольным трезвоном.

Воскресным благовестом колоколов встретила Москва митрополита Хрисанфа. На соборной площади древней столицы блеснули под первыми лучами солнца золотые купол и крест Ивана Великого, и через мгновение – кресты тысячи приходских и соборных церквей. В уже завершивших полунощницу монастырях читались утренние часы, празднично одетый народ спешил к началу ранней обедни.

В Москве, на ее окраине, в Даниловом монастыре доживал на покое недужный архиепископ Никифор Феотоки, ученый писатель, «слава Греции», прибывший в Россию двадцать лет назад простым иеромонахом и четыре года назад ушедший на покой Астраханским и Ставропольским владыкой, и в краткой остановке в Москве митрополита Хрисанфа должна обязательно произойти встреча двух архиереев.

Местом пребывания митрополита был определен Александро-Невский монастырь

На исходе зимы митрополит Хрисанф прибыл в Санкт-Петербург и немедленно был представлен светлейшему князю Платону Александровичу Зубову в зимней резиденции императрицы. В роскошном кабинете величественного здания на берегу Невы митрополита принял всесильный генерал-фельдцехмейстер, готовящий план весеннего Персидского похода. Светлейший князь, с нетерпением ожидающий сведений о положении дел в Закавказье и на Ближнем Востоке, заметил основательный рассказ просвещенного очевидца, и митрополиту велено было пока не покидать столицу. Местом пребывания митрополита был определен Александро-Невский монастырь.

В четырех верстах выше по течению Невы издалека виднелись церкви и корпуса чудесного монастыря. За невысокой каменной оградой в заснеженном монастырском саду возвышался удивительный собор Святой Троицы, с огромным синим куполом на стройных колоннах, с изящными барельефами над входами, с двумя колокольнями-башнями, на правой из которых большие часы безустанно отмеряли уходящее время. Внутри, перед престолом с древними золотыми крестами и Евангелием, перед резным мраморным иконостасом собора, перед покоящимися за правым клиросом в серебряном саркофаге мощами святого благоверного князя ежедневно совершались неторопливые торжественные службы со знаменитым хором певчих.

Здесь, в кельях братского корпуса монастыря, митрополит Хрисанф сокращенно записывал «те истины, которые в долговременном моем странствии и глазами моими увидел и ушами услышал и делом испытал», успевая представить свои объяснения отъезжающему на Кавказ генерал-поручику графу Валериану Зубову. Здесь он встречает чтимого императрицей митрополита Петербургского и Новгородского Гавриила (Петрова), яркого архиерея блестящего века, ищущего наград света, носящего облачения, усыпанные драгоценными камнями, позволяющего отступать на придворных обедах от поста – и строгого аскета в стенах монастыря, питающегося одними черствыми сухарями, ученого богослова, свободно владеющего латынью, издателя «Добротолюбия» на русском языке, сочинителя образцовых проповедей. Здесь митрополит Хрисанф учит русский язык, пользуется богатейшей библиотекой Главной семинарии, знакомится с историей России, ее церковным устройством, общается с юными воспитанниками Корпуса чужестранных единоверцев, сыновьями перешедших в российское подданство известных греческих семейств, будущими офицерами флота, приводимыми в Троицкий собор на богослужения на греческом языке. Здесь, наконец, – неведомый Промысл! – сталкивается со сложившейся в Александро-Невском монастыре организацией службы флотских иеромонахов на военных кораблях Балтики и внимательно изучает ее.

Митрополит Хрисанф учит русский язык, знакомится с историей России, ее церковным устройством

С началом лета в столицу поступают известия об успешном продвижении на юг Каспийского корпуса графа Валериана Зубова, о взятии Дербента, Кубы, Баку. К середине осени полки корпуса стояли у места слияния Куры и Аракса, готовясь к решительному наступлению вглубь Персии. Светлейший князь Платон Зубов усиленно занимался проектами послевоенного устройства Закавказья.

Все лето и осень большой свет Санкт-Петербурга беззаботно жил в привычных увеселениях. Торжественные приемы с сановными вельможами и европейскими послами проходили в Царском Селе и Зимнем дворце; в огромных залах, освещаемых сотнями восковых свечей, шествовали в изящных полонезах знатные кавалеры в придворных мундирах с орденами и лентами на груди и неотразимые дамы в украшенных драгоценными камнями парчовых и шелковых платьях; кареты с важными лакеями в ливреях подвозили к подъездам Императорского и частных театров разряженных зрителей на представления итальянской оперы и французского водевиля – и на другом конце города в обители на берегу Невы по издавна установленному кругу шли неспешные монастырские службы, c каждым месяцем все увеличивалось Лазаревское кладбище у ограды, часы на башне Троицкого собора продолжали без устали отсчитывать назначенный час.

Утром среды 5 ноября у императрицы Екатерины Алексеевны случился тяжелый апоплексический удар. Все усилия придворных медиков возвратить ее сознание оказались тщетными, и через тридцать шесть часов самодержица Всероссийская скончалась.

Из Гатчины прибыл вызванный курьерами наследник престола великий князь Павел.

IХ

Вместе с эстафетой из Санкт-Петербурга о смерти императрицы и восшествии на престол нового государя Павла Петровича командование Каспийского корпуса получило приказ привести войска к присяге новому императору, боевые же действия прекратить. В начале следующего 1797 года поступило второе высочайшее повеление – готовить войска к возвращению в Россию. С апреля, уже под другим командованием, корпус начал движение к российской границе, и в начале июня войска переправились через Терек. Персидская кампания была окончена.

Теперь ничто не задерживало митрополита Хрисанфа в столице. Святейший Синод удовлетворил прошение митрополита об отъезде на жительство в Новороссию, назначив ему рядовую пенсию архиерея на покое – 500 рублей в год.

Опять сотни верст дороги, ходко бежит экипаж на перекладных, мелькают уездные города и села, почтовые станции и постоялые дворы. Постепенно редкие перелески и речушки сменяются полноводными реками, рощами, цветущими садами благодатной Украины. Остались за спиной Десна и губернский Чернигов с его старинными соборами, Нежин с радостно встречающими митрополита тамошними греками, красавец Киев, древняя столица на высоком берегу могучего Днепра, прославленный святыми, почивающими в глубоких пещерах Киево-Печерской лавры. В недавно ставшем кафедральным Новомиргороде митрополита Хрисанфа летом 1798 года встретил правящий архиерей новоименованной Новороссийской и Днепровской епархии Гавриил Банулеско-Бодони, недавно переехавший сюда вместе с архиерейским домом и епархиальной консисторией из Полтавы, урожденный молдаванин, пять лет назад возведенный в сан митрополита Молдо-Влахийской епархии и отставленный Портою по окончании русско-турецкой войны, возвратившийся в Российскую империю и заступивший на место скончавшегося Екатеринославского и Херсоно-Таврического архиепископа Амвросия.

Не задерживаясь в Новомиргороде, митрополит Хрисанф продолжил свой путь к берегам Черного и Азовского морей, спеша в новые греческие селения в надежде увидеть знакомые по служению в Греции лица.

В сентябре 1799 года митрополит Гавриил был перемещен на Киевскую кафедру. В октябре в Новомиргород прибыл новый владыка – епископ Афанасий, ученый архиерей, знаток древних языков, переводчик раннехристианских писателей, в прошлом ректор Московской Славяно-греко-латинской академии, назначенный указом Святейшего Правительствующего Синода «о бытии епископу Воронежскому Афанасию епископом Новороссийским и Днепровским».

Мудрый, авторитетный митрополит Хрисанф много помог епископу Афанасию в правлении греческими приходами

В конце года указом Святейшего Синода упразднилось Феодосийское и Мариупольское викариатство бывшей Новороссийской епархии, учрежденное двенадцать лет назад для поселившихся в Таврии и Мариуполе греков, и владыка Афанасий призвал митрополита Хрисанфа в Новомиргород на помощь: многочисленные новоподданные православные греки, прихожане и священно-церковнослужители, говорили только на новогреческом диалекте, русского языка не знали. Мудрый, авторитетный митрополит много помог епископу Афанасию в правлении греческими приходами, часто выезжая из Новомиргорода в приморские места.

Общение двух просвещенных архиереев приносило обоим немалую радость. В долгих беседах ученых мужей, будь то разбор дел по правлению, вопросы гомилетики или, в свободный час, суждение апологий Тертуллиана, проходили многие вечера.

Портрет Александра І работы Дж. Доу

Порядок епархиальной жизни в Новомиргороде был нарушен доставленным в конце марта 1801 года Высочайшим манифестом:

«Божией милостью, Мы, Александр І, Император и Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая, объявляем в том верным подданным нашим: Судьбами Всевышнего угодно было прекратить жизнь любезного родителя нашего Государя Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночи с 11 на 12 сего месяца. Мы, восприемля наследственно Императорский Всероссийский престол, восприемлем купно и обязанности управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в Бозе почившей августейшей бабки нашей Государыни Императрицы Екатерины Великия».

Во всех местах Российской империи священнослужители приводили к присяге на верноподданную Его Императорскому Величеству верность всякого чина и звания людей мужского пола, кроме казенных и помещичьих крестьян. Наступило новое, переменчивое и двусмысленное Александровское время, четверть века царствования противоречивого императора.

Перемена прежних узаконений коснулась и духовного ведомства: в конце декабря 1803 года на имя пожалованного в день коронации Их Императорских Величеств высоким саном архиепископа Афанасия поступил высочайше утвержденный указ Святейшего Синода о переводе архиерейского дома, консистории и семинарии в губернский город Екатеринослав. В мае 1804 года коляску с покинувшими Новомиргород архиепископом Афанасием и митрополитом Хрисанфом встречал в своем имении на середине пути в Екатеринослав генерал Федор Боровский, израненный герой Мачина и кавалер высших орденов, просивший архиереев освятить нововыстроенную домовую красавицу-церковь и хлебосольно угощавший гостей изысканными яствами своей усадьбы за накрытыми среди цветущих вишневых садов столами.

В Екатеринославе архиерейский дом удобно разместился в большом деревянном здании, в котором прежде жил гражданский губернатор; к осени заботами архиепископа и помощью митрополита устроилась и новая семинария в нанятом за епархиальные средства городском доме; в ставшей кафедральной соборной Успенской церкви совершались архиерейские богослужения.

Светлыми летними вечерами в прогулках по взгорью над Днепром от окружающего архиерейский дом раскидистого сада до полуразрушенного дворца светлейшего князя Григория Потемкина, до необыкновенных размеров фундамента непостроенного Преображенского собора, вспоминали архиереи слова пророка Даниила о спящих в прахе земли.

В этом безмятежном епархиальном Екатеринославе, казалось им, пройдут предстоящие долгие годы мирной жизни.

Но снова очевиден Промысл – настало время! – митрополит Хрисанф получает неожиданное известие из Крыма и осенью 1804 года выезжает на постоянное жительство в Севастополь.

Здесь его ожидают новые славные дела, быть может, главные в его жизни.