Поздней осенью в день Димитриевской родительской субботы мы поминаем тех, кого уже нет с нами, тоскуем, молимся о них. Поздней осенью, глядя на природу, что неудержимо увядает и словно бы умирает, мы вспоминаем о неизбежных старости и смерти, предначертанных каждому потомку Адама.
Про угасание человека, время старческой немощи, в народе говорят: «Старость — не радость». Только избранным святым, праведникам, очень долгая глубокая старость была дана как дар, как награда, — например, Симеону Богоприимцу или Иову Многострадальному: «И умер Иов в старости, насыщенный днями» (Иов., 42:17).
У большинства же смертных всё иначе. Часто глубокая старость — это такая физическая и умственная деградация, что слов нет описать ее! Конечно, старость разная бывает. И все же… Трудно, больно видеть, как угасают те, кого ты знал, особенно близкие, родные люди.
Понятно, что для окружающих старик — это повод проявить милосердие и выполнить заповедь Христа о служении ближнему. А для самого старика, лично для него, какой смысл в долгой, мучительно немощной старости? Зачем она? В другие, более сознательные периоды жизни скорби и болезни могут принести человеку духовную пользу, воспитывают его душу. А в период угасания какая польза старику в его беспомощном, а часто и полоумном, неадекватном состоянии?
Об этом беседа, записанная в 2008 году, с приснопамятным архиепископом Артемием (Кищенко). С 1996 по 2021 годы Его Высокопреосвященство являлся правящим архиереем Гродненской епархии Белорусской Православной Церкви, в 2023 году отошел ко Господу. Хотелось бы, чтобы эта публикация стала данью светлой памяти Владыки Артемия ко дню его тезоименитства — 2 ноября.
***
Здравствуй, старость, утро жизни новой,
Запах зимней зелени еловой.
Здравствуй, старость, малое оконце,
Где сияет жизни вечной солнце.
Здравствуй, старость, снег, летящий к раю,
Я тебя уже люблю и знаю…
Архиепископ Иоанн (Шаховской)
– Владыко, вам как священнослужителю доводилось духовно опекать верующих разных возрастов, в том числе и стариков. Каков ваш опыт встречи со старостью?
– Конечно, пути Господни неведомы для нас. Но наша жизнь похожа на окружающую нас природу, где есть зима, весна, лето и осень. Весна человеческой жизни основана на духовных силах, которые мы получаем от родителей. Потом наступает некая духовная зрелость – лето. Тогда у человека бывает духовный подвиг и поиск Бога в своей жизни. Потом – осень, когда появляются плоды. И, наконец, зима, когда все покрывается снегом и засыпает, чтобы набраться сил для будущей весны.
Для нас будущая весна – это смерть, наше второе рождение. И, видимо, старость нужна для того, чтобы человек мог собраться с силами для этого рождения. Вообще, все взаимосвязано: какая у нас была весна, какое лето, какая осень – такой будет и старость.
Приведу пример. Когда я еще был в сане священника и служил в Минске, в Александро-Невской церкви, мы с группой прихожан опекали интернат для престарелых. Каждому насельнику мы предлагали приступить к таинствам Исповеди и Причастия. Приход священнослужителя с Дарами никак не менял распорядок дня этого интерната: в 8 утра нянечка разносила завтрак.
Все взаимосвязано: какая у нас была весна, какое лето, какая осень – такой будет и старость
Было все это в начале Перестройки, когда с продуктами было трудно. И вот, представьте, прихожу я в комнату, где жила незрячая старушка Варвара. Она сидит, рядом с ней тарелка гречневой каши с сосиской (по тем временам – дефицитный деликатес), и – ноль эмоций. Человек ждет Причащения. Я вхожу с Дарами, и лицо бабушки преображается – она ждала моего прихода!
Захожу в комнату к другой старушке – завтракает. Более того, эта бабушка, увидев меня, зарычала, как собака, у которой отнимают кость, нет, как комнатная собачонка, ведь попробуй только посягнуть на мисочку с ее едой… Вот такая была реакция. Видно, этот человек не жил церковной жизнью, духовного опыта за душой никакого, и удержаться от еды уже практически невозможно. И видишь: какова жизнь – такова и старость.
С другой стороны, юродивая старость каким-то образом, может быть, все-таки влияет на человеческую личность, даже в состоянии деменции. В церковных книгах, духовных наставлениях есть мысль о том, что бесноватые, которых насилуют, мучают силы зла, – мученики в этом мире. Мы такого человека воспринимаем как пленника, как сумасшедшего, а он пойдет к Богу как мученик, который страдал от нечистой силы.
А не является ли немощная старость неким мученичеством? Зима зимой, но все равно под снегом накапливаются силы для будущей весны. Может, и таким путем – в борении – человеческая личность как-то готовит себя к переходу в новый мир, к началу новой жизни – потусторонней?
– Хорошо, если человек до конца остается на ногах и в здравом уме. А если нет? Страшно смотреть, как твой родной человек становится беспомощней младенца, лишается здравого рассудка и страдает от боли! Глядя на таких несчастных, вполне можно понять мотивы гуманистов, ратующих за эвтаназию…
– Да, страшно. Но кто знает, насколько будет страшно, если мы насильно прервем жизнь этих стариков? Все говорят в старости: «Умереть бы и не мучиться!» Но, когда приходит смертный час – вопль: «Хоть еще одну секундочку, хоть еще один денечек, чтобы увидеть солнышко, увидеть возле себя кого-то!»
Какое мы имеем право прерывать жизнь нерожденного младенца или престарелого человека? Где критерии, что положение уже безвыходное? Все мерки абстрактны. Не мы дали жизнь, и не нам ее отбирать. Судить о Промысле Божьем трудно. Дать какой-то критический анализ – крайне сложно. Но все в этом мире взаимосвязано, и беспричинных явлений не бывает. И потому одно мы можем сказать точно: мы получаем то, что заслужили.
– Когда человек молод и полон сил, он легко приобретает уверенность в себе, порой чрезмерную. Тогда и вера, в принципе, не нужна: зачем Бог? Часто приходилось слышать мнение, что религия – удел слабых, неуверенных в себе людей…
Но когда наступает немощная старость, человек просто вынужден смиряться. Я наблюдала, как менялось внутреннее состояние одной моей бабушки. У нее была долгая, мучительная болезнь ног, перед смертью она стала настолько немощна, что жизнь была сведена к трем функциям: поесть, поспать, сходить в туалет… Она твердила, что хочет умереть, но все же добавляла, что пусть будет так, как хочет Бог. Раньше я не видела ее молящейся, но в глубокой старости она как-то просветлела и в своем, казалось бы, вынужденном смирении (ведь она не озлобилась, а спокойно приняла свою участь) была прекрасна…
– Абсолютно правильно. Мы как раз об этом и говорим: Бог смиряет человека всю жизнь. Мы были баронами, шли по жизни, задрав голову, в неком самоупоении. А тут – сидит немощный человек в собственных нечистотах и все больше понимает свою сущность. И, понятное дело, ему уже не до первенства, не до наград.
Бывает старость святая, а бывает и полоумная. Какой она будет – зависит от нас. Вот, я вспоминаю свою сестричку. В последний год своей жизни, когда она жила вместе со мной, за время своей тяжелой болезни, она стала другой. И когда друзья смотрят на ее последнее фото, то говорят, что это уже совсем другой человек, абсолютно другая личность, другие глаза, другое понимание жизни.
Убежден: все, что происходит, имеет какой-то смысл. Просто нашему ограниченному, приземленному уму еще не все постижимо, не все понятно и доступно. Но будет открыто, когда состоится Пришествие Господне.
– Очень часто с возрастом у людей обостряются не лучшие качества характера, а негативные, иногда они просто обезображивают человека, который ранее мог быть вполне приятным! И думаешь, почему так?
– Пока мы молоды, у нас есть сдерживающие факторы. В какой-то степени страх – тебе неловко, стыдно перед окружающими вести себя как-то не по правилам. А с возрастом уже хочется плевать на все эти мелочи жизни – буду жить, как хочется! И как другие на это посмотрят, что подумают – может стать совершенно безразличным. Поэтому сущность человека не меняется, просто подход к жизни становится другой.
Сущность человека не меняется, просто подход к жизни становится другой
С другой стороны, пожилой человек достиг уже какого-то положения в обществе, определился в жизни, стабильно получает пенсию, и, в принципе, ничего уже не изменится – с работы его за поведение не уволят, из партии не исключат. И человек начинает проявлять себя таким, каков он есть.
Еще в старости, когда человек духовно ослабевает, начинают болеть старые душевные раны, полученные в течение жизни. Но бывают и положительные моменты.
– Какие же?
– У людей, которые вели какую-то духовную жизнь, жили в борьбе с самим собой, старость, как правило, получается святая – затихают физические страсти, амбиции, и проступает все положительное.
– Часто говорят: старый – что малый. Однако разница существенная. Как мне видится, в детстве личность, характер человека подобны пластилину, податливой глине, которые легко принимают ту форму, которую им придают воздействия внешнего мира. А в старости душа – нечто застывшее, где можно только что-то отломать, но не подправить. И как вести себя со стариком, у которого скверный, невыносимый характер?
– Почему же, и стариков можно исправлять. Постепенно, и не окриком, не злобой. Я сужу по своему опыту. Умный человек все-таки ориентируется, в какой ситуации как себя вести. Только все нужно делать с терпением: «Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19) и «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11, 12). Важно не озлобиться.
– Конечно, верующий человек понимает и чувствует свой долг перед стариками. Ну, а сами пожилые люди, правы ли они, если, образно говоря, всей тяжестью своей усталости от прожитых лет повиснут на плечах более молодых?
– Старый человек, который живет на иждивении у детей, тоже должен нести подвиг: он должен стараться как можно меньше затруднять кого-то и как можно меньше доставлять хлопот окружающим.
– Владыка, вы упомянули о своей сестре, за которой ухаживали перед ее смертью. То есть у вас есть собственный опыт жизни рядом с немощным, постепенно умирающим человеком. Можно ли подробнее об этом?
– Мы много говорим о посте, о молитве, о пастырском служении в Церкви… А я, анализируя свою жизнь, вижу, что самые светлые страницы в моей жизни были, когда я ухаживал за своей больной сестричкой.
Действительно, когда встречаешься с нуждающимся человеком и помогаешь ему, в душе остается память о чем-то глубоком, светлом. Конечно, какое там счастье, когда после долгих мучений умирает близкий человек! Но если ты ухаживал за ним, помогал ему, то остается какой-то духовный отпечаток, какой-то маленький духовный плод.
И, может быть, уход за больными, за стариками – наш единственный путь к спасению. Вряд ли когда-нибудь будет у нас настоящая молитва, а если будет, то не молитва – бормотание. А если нам удастся немножко сосредоточиться, то обязательно будет самодовольство, самоупоение, самолюбование на фоне произнесения глубоких и содержательных слов святой молитвы. Вряд ли будет у нас настоящий пост – мы не способны на это, у нас нет силы воли. И что бы мы ни делали, все у нас, как говорил Иоанн Лествичник, съедает тщеславие и гордость.
А вот если смирить себя, претерпеть эту возню с больным… Как много есть примеров в наших Патериках: помогал больному – увидел Христа. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35).
Нам не нужно задавать вопрос: лишать стариков жизни или не лишать? Нам надо задавать иной вопрос: что мы для них можем еще сделать? чем сегодня мы можем облегчить их страдания?
И наша молитва, наша сильнейшая любовь, наша глубина даже деградирующего старика может изменить! Ведь старик, в котором все-таки есть образ Божий, подобие Божие, душа которого бессмертна, воспринимает созидающую силу любящих его близких! Его душа чувствует молитву, чувствует тепло – и преображается.