«Вот это всё» и немного соли

Как мы пол меняли

Иерей Михаил Розин у Ильинского храма в селе Здемирово

Утро выдалось веселым: меня обозвали толстым, на радость всей нашей артели. Подходит, главное, бабуля – и громко так говорит Сереге:

– А где этот, толстый, который здесь вчера доски жег? Пусть выйдет!

Серега заходит – и, трясясь от хохота, вызывает меня:

– Слышь, толстый! Выходи на переговоры – население интересуется толстомордой твоей персоной. Топор только оставь – бабулю испугаешь. Раскольников, тоже мне.

Весь из себя стройный и озадаченный, выхожу к парламентерше – чего, спрашиваю, надобно.

– Досок, – говорит, – дай. Ты их все равно сожжешь, а у мужа пол в гараже прогнил. Досок дай.

– Так эти же тоже гнилые, иначе чего бы ради я их сжигал-то, – отвечаю.

– А мы разберемся

– Ну, смотрите сами.

Тут очень вовремя подъехал отец Михаил и привез артельщикам кофею – это у него порядок такой, – и быстро разрешил все вопросы. Бабуля хотела заплатить за старые доски, но священник отказался:

– Негоже, – говорит, – за хлам деньги брать. – Только, уж простите, самовывоз.

На радостях бабуля поскакала домой. Проскакивая мимо меня, всмотрелась пристальнее – и принялась извиняться: мол, ты-то, паря, не толстый, наверное, не ты вчера и был-то, я тебя с кем-то спутала. Дипломат прирожденный – Лавров отдыхает. В артели меня только так теперь и зовут: «Толстый, где грунтовка?», «Толстый, будь мужиком – смени пол!» (мы как раз полы меняли), и прочие товарищеские прибаутки. Ладно, не обижаюсь.

Мутный поток

С шутками-прибаутками прошел этот короткий день. Стоим, уже вечерком, во дворе, обсуждаем планы на завтра. Смотрим – по тропинке идут трое подростков, две девочки и мальчик, толкают впереди себя коляску, в ней – два упитанных карапуза, в шапках, и важные донельзя. Идиллия же: старшие помогают родителям, занимаются с младшими. Поравнялись с нами, и мы услышали обрывки их диалога. Вот тут мы оторопели: такого мерзкого сквернословия не слыхали даже самые опытные из нас. Такой мутный поток – злобный, напористый, тошнотворный, – и все это не на зоне какой-нибудь, а на берегу замерзающей Волги, в древнем русском селе, рядом с родиной Ивана Сусанина. Мы ничего не моли сказать: просто окаменели. Посмотрели друг на друга: «Да, до Святой Руси нам ползти и карабкаться». Спрашиваю, может, имеет смысл провести с подростками воспитательную работу. Серега вздохнул:

– Да хоть зачитайся лекциями – без толку. Пойми: они так разговаривают, они по-другому не умеют. У них в семье так общаются. Я однажды попытался было объяснить таким вот милым деткам, что сквернословие – позор, так чуть не побили. С тем же успехом ты можешь их просить говорить на японском. Пойми ты: они другого языка не знают. Вот и вся тебе Святая Русь...

А тут еще отец Михаил свалился с температурой и дня три не мог из дома выйти, так что это время мы провели в задумчивой, а то и обреченной, печали, хоть и работали. Потом, смотрим, подвоз кофе возобновился: ага, батюшка вновь на ногах, значит, пусть помогает обрести мир и спокойствие.

Выть-горевать – не выход

Нет, иллюзий отец Михаил не питает. Сам из этого же Здемирово, прекрасно знакомый с духовным состоянием его жителей, он ничуть не придерживается опасного убеждения, что сам факт существования русского народа дает повод говорить о какой-то особой его, народа, духоносности. Часто, по словам священника, душком несет еще тем, снизу. И здесь не до фанфар с гимнами и барабанами: духовное состояние русского народа благополучным назвать нельзя. Если мы уж говорим о Святой Руси, то должны признать, что нам до нее ой как далеко.

Духовное состояние русского народа благополучным назвать нельзя. Если уж мы говорим о Святой Руси, то должны признать, что нам до нее ой как далеко

Или, лучше, – что идет самая настоящая война между Святой Русью и «вот этим вот всем». И не дай Бог, если «это всё» восторжествует. Век назад мы уже были свидетелями такого торжества: до сих пор памятники на каждом углу напоминают, во что может превратиться русский человек, «освободившийся» от Бога, – в расхристанную массу. Сейчас мы в рабстве, ведь если мы усвоили черный язык сквернословия, следовательно, мы порабощены именно темным силам, которые на этом языке и общаются. И если мы хотим освободиться от этого духовного рабства, то мы должны усвоить другой – чистый – язык. Хотя бы обычный русский, на котором говорили наши святые. Там, глядишь, и до молитвы недалеко, а это уже небесный язык.

С другой стороны, по словам священника, если уж мы взялись воевать, то опускать руки не стоит:

– А то что это за воин: вроде вышел на битву – и после первых же ударов руки опустил, и ну выть-горевать! Мол, если сразу не получилось, то и бороться не имеет смысла. Нет, так не делается. Нужны терпение, надежда, вера. И еще – любовь.

Насчет любви сильно удивил, конечно, артельщиков. Как это я любя воевать буду? Пояснил:

– Любить мы должны человека, а грех – да, грех мы должны ненавидеть. Непонятно? Ладно, садитесь в машину – покажу один пример здоровой любви и здоровой ненависти.

Привез в огромный магазин в Красном-на-Волге (нам как раз новые маски нужны были, а то пыль во время работы стоит страшная) – и показывает ящик для сбора пожертвований для стариков, которые живут в Доме престарелых неподалеку.

– Деньги на Святую Русь собираются в эти ящики. Потому что Русь становится Святой, когда русский человек вспоминает и исполняет заповедь о любви к ближнему. Теперь люди помогают, и очень этому рады. Вот и получается, что мы, во-первых, ненавидим, когда старики живут в бедности; а во-вторых, любим их, и свою любовь доказываем – кто сбором денег, кто продукты купит, а кто просто в гости съездит. Так что до конца мы еще не протухли. Соль, слава Богу, еще осталась.

«Соленые» христиане

В доказательство отец Михаил привел недавнюю историю из жизни общины Ильинского храма села Здемирово. Не очень большая, но крепкая. Такая, знаете, настоящая. В селе это нетрудно, но все-таки: все знают друг друга по именам, отчествам и фамилиям, иногда дают прозвища, вроде «Толстый», и помогают друг другу – иногда продуктами, деньгами. И всегда – молитвой.

– Пару недель назад в храм пришла одна из прихожанок, едва стоит на ногах от горя, лицо серое. Бросились к ней – в чем дело? Оказалось, муж повесился. Мало того, что сын воюет, так еще и это. Впал в уныние, запил, и вот – повесился: зачем я вам такой сдался. Приехала домой, почувствовав неладное, а тут такое дело. Срезала эту поганую веревку, отвезла мужа на «скорой» в реанимацию, а сама ринулась в храм. Просила молиться всех. Разумеется, молились – здесь только на Христа надежда. В храме есть чудотворная икона Пресвятой Богородицы «Неупиваемая Чаша», написанная покойным отцом Алексием Розиным – вот и молились, крепко, искренне, со слезами. Неделю откачивали дядьку, вытаскивали с того света. Так ведь откачали: выжил, слава Богу. Хотя шансов минимум было, если вообще были. Сейчас каждую неделю ходит на Исповедь и причащается. А раньше – кнутом в храм не загонишь. Вот тебе и «никому не нужный». Дай Бог ему здоровья – и телесного, и наипаче духовного. Опасное это дело. Помню, папа рассказывал, как ему один спасенный из петли человек говорил: «Я вишу, еще не умер, но чувствую, что ноги уже в адском огне». Ох, избавь нас Господь от такого конца!

Такое вот, еще одно «обычное» чудо в обычном крепком православном приходе. Да, чудо, потому что сколько человек, поддавшихся отчаянию, не удалось вытащить с того света по всей Руси-матушке. Еще один признак здоровой христианской общины – ни слова осуждения в адрес спасенного человека. Ты себе внимай, и уж будь уверен, что у тебя своих грехов выше крыши.

Молитва, движимая состраданием и деятельной любовью, которой чуждо осуждение, многое может

Казалось бы, просто помолились. Видимо, не «просто». Видимо, молитва, движимая состраданием и деятельной любовью, которой чуждо осуждение, многое может. Кстати, здесь, в храме, ежедневно, каждый вечер, читают молитвы о наших воинах.

– Веришь, что молитва эта – не праздная, а действенная, – говорит священник. – Да, много грязи, даже ужаса в нашей жизни, способных ввергнуть человека в беспросветное уныние. В принципе, это и есть их задача: замарать, изгадить, убить. Но если наше Отечество – Небо, а это так и есть (ср. «Царство Мое не от мира сего» (Ин.18, 36)), то давайте пытаться соответствовать требованиям этого Царства уже здесь, на Руси. Глядишь, тогда и можно будет назвать ее Святой, хоть мы сами и не святые ни разу.