Добровольцы: Записки путешественников

Сегодня все одеты в красное: кто-то собрался на митинг, а кто-то делится пасхальной радостью. Мы – из числа вторых. Задача максимум на сегодня – объехать 8 адресов и поздравить людей, которые не могут выйти из дома, а иногда даже встать на ноги. Они уже настолько привыкли к одиночеству, что наш визит становится событием поистине эпохальным. Но пока мы этого еще не знаем.

Первая остановка на улице 1905 года. В списке подопечных значится пожилая пара – Иван Моисеевич и Нина Ивановна. У нее плохое зрение, но разглядывает нас с интересом. Кроме добровольцев и мужа она видит только облезлые стены и пожелтевший потолок. С постели она не встает уже давно. Пытается запомнить наши имена, но… «А ну-ка не рыдать тут перед гостями!» - строго грозит ей пальцем муж. Нина Ивановна послушно утирает глаза и, улыбаясь, прислушивается к нашему разговору.

Судя по старой фотографии на стене, Иван Моисеевич в молодости был очень красив. Да и сейчас он красив, но уже по-иному: статная походка, белая борода, мудрый и глубокий взгляд. Голос – низкий и грудной. Тихо и неспешно он начинает:
«Вот не знаю, на кого бы были похожи наши дети… Нина еще в молодости на работе застудилась – нет детей. Остались одинокими. Стали отдавать все силы государству. А сейчас сил нет. Да и государства того тоже нет».

Да и в комнате ничего нет, замечаю про себя, – только кровать, какое-то тряпье, коробки и икона Богородицы. «Вы уж простите, что нечего вам дать», - говорит Иван Моисеевич. Хотя… он вскакивает и ищет что-то в шкафу. «Есть у меня аккордеон и гитара. Забирайте! Отдайте тому, кто играет».

Он снова сел в кресло и облокотившись на ручку, продолжал: «Я вот смотрю на молодежь. Думаю, что они ненормальные, осуждаю постоянно, морщусь, отворачиваюсь от них… А потом смотрю внимательнее в их глаза – нет, не погибла Россия… И хотя мы с Ниной особо то нужны никому не оказались, ваши ребята приходят и»… закрыл глаза рукой и низко склонился, чуть подергивая плечами.

Неловкая минута не шла, а ползла. Слов у нас не нашлось. Зато они были у него. «Зачем плакать в такой праздник?! А ну-ка давайте петь! Только минуточку, я сейчас найду книгу, она не помнит текст, да и я уже забываю». У образа Богородицы тут же появилась красная свеча. Иван Моисеевич стоит рядом с женой и, водя пальцем по строкам, начинает красивым грудным голосом: «Христос Воскресе из мертвых»… Видишь, нет? Запоминай: «Христос Воскресе из мертвых… смертию… смерть поправ»… так… «и сущим, и сущим во гробех живот даровав»…

Нам пора. Мы просто и весело уходим с подарками, буднично пожелав здоровья и веры, а они остаются. Ждать и еще раз ждать. Одинокий взгляд пожилых всегда особенно горький и сиротливый.

Дальше мы едем в детскую больницу – нас попросили навестить мальчика Вадима. В нейрохирургическом отделении уныло и душно. Сколько можно выдержать здесь и не сойти с ума? Месяц, два, полгода? А если год и четыре месяца? Сегодня исполнилось ровно столько с тех пор, как двенадцатилетний Вадим попал в аварию, и вместе с мамой практически прописался в больницах. Состояние мальчика настолько тяжелое, что отлучаться от его постели мама не может – разве на полдня в неделю, когда ее заменяют сестры патронажной службы при храме цар. Димитрия. В это время она бегает по банкам и государственным учреждениям – собирает бумажки, занимается поиском средств на дорогие операции. Остальное время тянется монотонно и невыносимо: процедуры, процедуры, процедуры.

После аварии и операций Вадим не реагирует ни на что. Врачи давно единогласно вынесли приговор – мальчик безнадежен, отдавайте в хоспис. Такие предложения женщина раньше встречала с негодованием. А теперь ее уже никто не отговаривает – уже перестали замечать ее упорство. «Наверное, решили, что мама сошла с ума от горя», - говорит она.

О состоянии мальчика мы не знали заранее, поэтому привезли в подарок большой игрушечный автомобиль. «Вадим, смотри, что это такое, смотри, что с ней можно делать», приговаривает мама и заботливо устраивает игрушку у изголовья. «А ты не лезь, у тебя много их, это Вадиму» - грозит она маленькому шустрому мальчонке, появление которого я даже не заметила.

Денису скоро исполнится 4 года. В больнице он тоже живет – восстанавливает здоровье и ждет, пока ему подыщут детский дом или приемных родителей. У него есть мама, но вернуть мальчика ей нельзя – малыш поступил в больницу с последствиями сильных побоев и катастрофическим истощением. Теперь синяки и гематомы прошли, он повеселел и поправился. Кажется, даже нашел вторую маму… Во время операции сыну Лариса дала обет взять сироту. «Я думала, выживет мой мальчик, сможет хотя бы глазами подвигать, кулачок сжать, сказать одно слово. А врачи заявляют – растение. Ну и как я теперь еще одного ребенка теперь возьму? Будет он со мной всю жизнь в палате жить? а расстанусь с ним как?». Денис разбирал подаренные фломастеры и уплетал за обе щеки кулич. «Хорошо хоть не бросается. А то раньше на хлеб кидался и уснуть без него не мог», - говорит Лариса.

Снова в пути. Вот мы уже в гостях у слепого Виктора. Поем тропари, дарим куличи и яйца - и опять нам жертвуют инструмент; теперь - гитару!

…Александра Сергеевна уже 10 месяцев не выходила из дома – после неудачной операции лежала пластом. Теперь потихоньку перемещается по квартире и мечтает выйти на улицу. Так манит майское солнце. Для нас она смогла накрыть стол. Каких трудов ей это стоило, нам не понять. Ведь еще только 4 месяца назад она не могла вскипятить чайник.

«Извините ради Бога за вымытую посуду»
Квартира Нелли Алексеевны нас поразила: ее комната похожа на убогую каморку, а в другой комнате чистота и евроремонт. Казалось, если было бы можно, поделили бы и коридор с кухней. На вопрос, кто еще с ней живет, отвечает: «Сын».

У Нелли Алексеевны ярко-голубые глаза. Они почему-то не потускнели от старости. Любимая тема разговора – искусство. Нелли Алексеевна – кандидат наук. Ее шкаф ломится от книг, многие из которых она еще помнит. Об искусстве и литературе она может говорить бесконечно.

А еще у нее длинные ногти, которые некому стричь, завалы грязной посуды и мусора после завтраков, обедов и ужинов сына и сильные пролежни. Спасательный круг, на котором она спит, не помогает. Наконец она робко просит найти ей в буфете хлебцы – соцработник занес пару дней назад. Их нет. «Наверное, сын забрал на работу» - вздыхает она и просит сварить гречневую кашу. Пока варится каша, я случайно беру фарфоровую фиолетовую чашку. «Ой, только не эту! Эту оставьте!» - кричит Нелли Алексеевна. «И не разбейте только! А то я как начну мыть посуду, половину разбиваю». Оказалось, это была чашка сына, которой ей строго запрещено пользоваться…

«А ведь он был добрым и ласковым мальчиком», - медленно тянет Нелли Алексеевна. «А вырос вот таким… И что я делала не так? Может, в ежовых рукавицах держала или не любила вовсе? Ну ладно, что я… Мне уже все равно, а вот ты берегись, берегись, чтобы твои дети о тебе позаботились через годы, слышишь? Каждый день за собой следи, каждый, каждый день им дари. И еще неизвестно, будут ли благодарность, слышишь?». «Слышу».

Гречневая каша готова, я уже ухожу, а Нелли Алексеевна просит написать записку сыну, что посуду мы вымыли по острой необходимости – заводилась мухи. Вместе составляем текст: «Уважаемый Олег Валерьевич! Примите наши поздравления со светлым праздником Пасхи! Простите ради Бога, за то, что из-за крайней необходимости вымыли всю посуду. Ничего не разбили и все поставили на свои места. Нелли Алексеевна не просила – вина наша. Она шлет Вам родительское благословление».

На прощание она просит захлопнуть дверь самой – вставать и идти до двери ей мучительно больно. Я обещаю искать добровольцев для нее и оглядываюсь последний раз – она остается сидеть на месте, сливаясь с серой стеной – такая маленькая, хрупкая и беспомощная.

Через полчаса мы уже у многодетной семьи. Мама Людмила, дочь Ева и трое маленьких мальчиков. У одного из них – проблемы со слухом. Но мальчику это сильно не мешает, да мама не унывает – уверена, бывают проблемы и страшнее.

Прямо с порога веет творчеством и изобретательностью. Это неудивительно, ведь мама – художник-оформитель. Вся квартира обставлена небогато, но со вкусом, на кухне – незавершенная вышитая икона Богородицы, повсюду висят работы, выполненные маслом.

Из комнаты доносятся звуки фортепиано – это учится играть Ева. Пока неуверенно, но очень старательно. Одна из пожертвованных нам гитар достается девочке. Мальчики разместились на полу и играют в машинки. Мама улыбается: «Вот если бы у вас был такой доброволец, который мог бы стать воспитателем детям. Ведь мама – это всегда мама, а другого авторитета для них нет. Какими же они вырастут? Неужели не найдется такого добровольца?». «Будем искать» - отвечаем мы и едем дальше.

Под конец дня нас ждал приятный сюрприз: по последнему адресу жила настоящая «пасхальная бабушка», которая встретила нас и, приняв подарки, повела к столу с праздничным ужином. Быстро не получилось – да и не хотелось. Это тот редкий случай, когда историю ее жизни можно слушать бесконечно и при этом не заснуть. Когда-то она была медсестрой и целыми сутками дежурила выхаживая больных. А теперь стала одинокой старой бабушкой, у которой не осталось родных и близких. Естественно, помогающего ей добровольца она считает почти своим родным сыном. «Когда вы еще приедете? Только через год? Ох, ну что же вы ребята, сразу не говорите! У вас же много таких, как я. Ну да, все верно. Все правильно».

Возвращались мы поздно. Приехали туда же, откуда и уезжали – к храму блгв. цар. Димитрия. Начинался молебен добровольцев о умножении любви, потом - пасхальное чаепитие. Мы везли подопечным куличи и игрушки – а вернулись с гитарой, аккордеоном и обновленной душой. Впечатлениями делится доброволец: «Самое удивительное, что я за один день сильно укрепился в вере. Видя такие страдания людей, невозможно унывать и жалеть себя – хочется только делать».

У поездки был еще один очевидный плюс – мы осознали, что в округе еще очень много работы и что нам надо делать дальше. Ближайшие задачи – найти радиоприемники и магнитофоны для бабушек, воспитателей для детей Людмилы, ухаживающих за Нелли Алексеевной, а может, и родителей для мальчика в больнице…
А завтра предстояло еще одно путешествие.

Доброволец службы «Милосердие»