Невидимые пустынники Буковинских гор

Часть 1 – Восхождение на Джумэлэу

Брат Иоанн и монахиня Серафима, только что прибывшая из России. 2012 г.

Подвижники и подвижницы

Я всегда думаю: какой уникальный шанс выпал этому кроткому человеку – видеть этих славных анахоретов ангельской жизни! Какое же сокровище он, должно быть, перенял у них! Даже достойные монастырские иноки говорят ему с неподдельным восхищением:

– Тебе многое дано, брат Иоанн, но еще больше ты получишь на том свете за такое счастье!

А он в ответ только смеется. Сейчас ему всего 65 лет, он совершенно здоров, физически силен как трое мужчин его возраста, терять ему нечего. Он может таскать свои мешки с сухарями по горам еще много лет и никаким трудом это вовсе не считает. А что будет, когда больше не сможет? Ну, не разверзется же дыра на небе. Найдется кто-нибудь вместо него. Да он ничего такого и не делает. Просто носит.

Глядя на Иоанна в его горном домике, словно попадаешь в былины, в первые времена египетского пустынничества

Потрясающе, как же естественно он говорит о своих соседях по горам, будто вышедших из Патерика, которые обитают прямо тут, в двух шагах от него, и подвизаются под открытым небом, на морозе, по всем древним строгим правилам схимничества. Глядя на Иоанна в его горном домике, словно попадаешь в былины, в первые времена египетского пустынничества. Действительно, эти две близлежащие горы, которые он знает как свои пять пальцев, сегодня и являются живым Патериком.

Он показывает мне в окошко домика, через метель, какие-то точки в горах, направления, по которым он ходит к пустынникам:

– Вот там два монаха, а там еще три исихаста у Красного Камня, у Камней Госпожи, в Слэтиоаре, в вековых лесах. В сторону Камня Зубра подвизается Каллиник, ученик Зосимы, а один 86-летний монах и сейчас обитает там, в земле, завернувшись в овчинный тулуп, без огня, без всего. Худо-о-ой, только кости и дух. Что делает там? Молится. Молитвой питаются эти люди – чувства у них затворены, и им как-то удается переходить за пределы мира сего, где они уже не нуждаются в воде и пище.

Этот пустынник не разрешил мне даже взглянуть на его келлию в земле, где он спит и молится. О нем известно в монастырях, но немногие говорили с ним, немногие знают его имя. Говорят, что некоторым даже не удается его увидеть и что такие схимники обладают силой даже ходить на богослужения в горные монастыри, и там их никто не видит. Ходят посреди людей, посреди монастырской братии, а они их не видят. Стоят на литургии в храме у стеночки в тени, и никто не видит, что они там.

Да, есть еще такие схимники и сегодня, молящиеся подобно пламени огня, которые никогда не спускаются с горы и там умирают, а ты даже не знаешь, что они умерли. Они вечные.

А монахинь даже больше, чем монахов. Мученицы! В горах Рарэу только я знаю пятерых, на большой удаленности друг от дружки. Женщины с изобильно украшенной добродетелями жизнью. С ними нельзя говорить иначе, как только по средам, полчаса. Только лишь.

А в Джумэлэу их гораздо больше. Пустынницы-затворницы, удалившиеся туда из крупных монастырей, таких как Драгомирна, Нямецкий, Агапия, Владимирешть-Галаць, из Пятра-Фынтынеле в Нэсэуде, даже сама настоятельница монастыря Пасэря из Бухареста там. И многие, многие другие… Десятки и десятки монахинь, только я хорошо знаю… ровно 28 пустынниц. Сейчас, в декабре, я ходил туда к одной старой монахине, чтобы помочь ей. Километрах в 15-ти отсюда – я добираюсь туда около часа. И узнал от нее, что прибыли еще другие исихастки, новые…

Прямо посреди нашего разговора ему позвонил по дребезжащему телефону сам великий духовник Иустин (Пырву) из монастыря Петру-Водэ, его давнишний друг. Сказал, что пришлет ему двух монахинь из монастыря Пояна-Майчилор, это где-то под горой Чахлэу. Одна – выпускница медицинского факультета, другая – богословского; женщины, пожелавшие отшельничать здесь, в горах Рарэу. И с послезавтрашнего дня брат Иоанн будет оказывать им приют в своем домике и начнет копать им землянки.

Скит Пояна-Майчилор. Фото: Doxologia.ro

Восхождение к раю

Постепенно начинаю понимать, что эти анахореты святой жизни не зря выбирают Иоанна. Прежде всего потому, что он знает горы. Потом – всегда жил там, среди них. Они столько лет наблюдали за ним из своего лесного сумрака, видели его дела, безукоризненное поведение, радость, с какой он спешит помочь каждому – и святому, и грешнику в равной мере. 15 лет он стойко пребывает в пустыне, ни на минуту не меняя своей послушливой христианской жизни.

Когда-то он жил в Яссах, больше половины жизни провел в многоквартирном доме – время, которое считает своим крестом, который он должен был понести. А когда в 1998 году он захотел отречься от мира, семья сказала ему «хорошо», но никто даже не думал, что он выдержит там один.

– Ты что, думаешь, отшельничество – это так, для кого попало? – говорили ему жена, сыновья, друзья.

Он сошел с поезда на станции села Пожорыта и глянул на вершины – 7 часов ему предстояло подниматься в гору до того места, в котором он решил соорудить себе землянку. И только направился в сторону вершин, как ужасная буря обрушилась на него, с градом, дождями и ветрами, царапавшими лицо, с елями, с корнем вырываемыми из земли и падающими вокруг него. Несколько раз он говорил себе: «Я не смогу взойти наверх! А что, если вернуться на эту станцию и поехать назад, в Яссы?» Несколько раз у него было это искушение. Но он не вернулся.

Горы в окрестностях села Пожорыта

Годы, проведенные в зябком одиночестве его землянки в горах, стали самыми счастливыми в его жизни

Три года в монастыре, пять – в землянке на горе Джумэлэу. Монастырская суета, беготня ему были не очень по душе. Зато годы, проведенные в зябком одиночестве его землянки в горах, стали, без всякого сомнения, самыми счастливыми в его жизни. Даже больше, чем счастливыми, – высочайшими, Божественными! 380 дней он трудился, не разгибая спины над этой келлией, чтобы высечь ее в скале. На три четверти углубленная в землю, замаскированная, с кровлей, на которую он нагромоздил земли и мха, чтобы ее не было заметно, с какой стороны ни подойдешь.

Внутри на стенке повесил на гвоздике картонку со своим правилом и подвижнические правила святых Василия Великого и Антония Великого. И стал жить в чистоте и простоте, как ему хотелось всегда.

В первую зиму он, даже если бы захотел, не смог бы вернуться. Сильно вывихнул ногу в лесу, она очень распухла, и он не мог ходить. Три месяца пробыл там один, под снегами. Две последние недели даже нечего было есть, и он стал рыть землю, грызть корни деревьев. Ближе к весне, когда монахи из Пожорыты увидели его ковыляющим к монастырю, сильно удивились:

– Да как же ты выжил, добрый человек?

А он шел, сияя улыбкой, и с нетерпением ждал, когда ему дадут какой-нибудь снеди и он поднимется назад.

Говорит, что в следующие зимы он не чувствовал ни лишений, ни одиночества. Что сидел там, в своей землянке, как в ином, райском измерении, о котором только подозревал, что оно существует, но никогда оно не было так доступно.

– Говорю вам, я был над миром. Видел зрелища, чарующие своей красотой. Забывал о голоде, холоде. Эти горы… Красота чистая, идеальная. Я уже знал всех зверей, ставших моими соседями, смотрел через запылившееся окошко землянки и видел косуль, кабанов, волков, медведь проходил прямо возле моей хибарки и олень вслед за ним. Я ничего не боялся, звери были для меня друзьями. И мне удавалось молиться Богу… – не знаю, как вам сказать, – с радостью! Безо всяких усилий, без труда. Я мог заключить в свои объятия все горы! Радость, какой не испытывал даже в детстве.

Безымянная монахиня

Настоящей молитве он научился у женщины. У одной пустынницы, которая невидимо обитала в лесах Джумэлэу и которую в окрестных монастырях считали «совершенно исключительной». Однажды настоятель монастыря Пожорыта послал за Иоанном, чтобы он спустился к ним со своей горы.

– Брат Иоанн, – сказал он, – мне известно, что ты знаешь эти горы лучше нас, монахов. Нам очень нужна одна монахиня, мы хотим увидеть ее, чтобы она сказала нам слово на пользу души, ибо времена сейчас очень тяжелые для монастырей. У нее нет имени. Ты не хотел бы пойти поискать ее, сказать ей, что мы зовем ее сюда?

Долина реки Бистрица в горах Джумэлэу

А что оставалось сказать Иоанну? Сказал: «да», не возроптал.

Стояла поздняя осень, середина Рождественского поста. На выходе из монастыря к нему подошел духовник и сказал:

– Смотри, если тебе не дано найти ее, ты не найдешь эту матушку. Даже если будет рядом с тобой, ты ее все равно не увидишь. И надо отправляться в путь с постом, много помолясь. Да сподобит тебя Бог, ибо не каждому открывают себя эти исихасты неземной жизни.

Он думал, что найдет ту монахиню-отшельницу быстро, в несколько дней. Пошел… и искал ее 4 года

И он отправился в тот же день. Думал, найдет ее быстро, может, самое большое, в несколько дней. Он примерно представлял себе и по своими походам, и по рассказам других исихастов, которых знал, в какой части горы она может находиться. Пошел прямо в тот же день… и искал ее 4 года. 4 года, изо дня в день, ходил с одного конца Джумулэу до другого. Вершина за вершиной, ложбина за ложбиной, пещера за пещерой.

– Это было моей гигантской епитимией. Я изодрал не знаю сколько пар обуви, но все шел, невзирая на дожди, вьюги, усталость, голод… По оврагам, зарослям, крутым скалам. И уже говорил себе, что я этого недостоин, что Бог управляет так, чтобы я ее не нашел. Но все-таки были такие дни, когда я будто видел ее, чувствовал, что она должна быть здесь, где-то совсем рядом, еще совсем чуть-чуть, и я должен ее увидеть.

Не знаю, как это объяснить. Я будто знал, что она в двух шагах от меня, но всегда ускользает. Может, она тоже все время видела меня, все эти годы, но не хотела выходить ко мне. Не знаю. Может, наблюдала за мной, испытывала, чтобы посмотреть, выдержу ли я, насколько у меня хватит терпения ходить по горам, как ненормальный.

С каждым разом я возвращался в свою землянку все более усталым, все более угнетенным. И в какой-то момент меня одолело уныние. Уныние – тяжкое искушение. Это было в начале зимы. Три недели шел мелкий дождь и туман стоял стеной, в воздухе сырость, так что в двух шагах не было видно ничего. Меня охватила такая тоска, что я даже не знал, что мне делать, места себе не находил, сходил с ума. Ходил кругами вокруг землянки, находил повод что-нибудь сделать, сходить за дровами, приготовить поесть, но все это будто не имело смысла.

И вот однажды вечером, когда я стоял на улице перед землянкой в таком удрученном состоянии, вдруг слышу какой-то шорох в кустах и вижу тень, движущуюся там. Думал, это медведь, какой-нибудь дикий зверь, ведь кто еще мог бы оказаться на вершине горы в такой туман и моросящий дождь? Схватил кирку. И тут вижу, как тень эта останавливается у елочки. Присмотрелся лучше: да это же женщина, монахиня! Я перекрестился. Да как она могла сюда попасть? Она смотрела на меня, я на нее, с киркой в руках. Я будто окаменел. А матушка, постояв какое-то время, подходит и говорит:

– Бог в помощь.

Спрашиваю ее:

– А вы случайно не матушка без имени?

Она отвечает голосом таким, еле слышным:

– Не-е-ет, я бедная монахиня, заблудившаяся тут.

Но я-то все знал в этих горах, меня так легко не проведешь. Говорю:

– Нет, ты не можешь заблудиться, ты пришла по тропинке, которую не знает никто в этих горах!

Гора Джумэлэу зимой

А про себя все думаю, что это диавол принял образ монахини, чтобы искусить меня. А что еще можно подумать, когда видишь такое, женщину одну ночью на вершине горы? Я ведь тоже читал в книгах о бесах, принимающих облик женщин, монахинь, о всяких привидениях… Мне даже стало как-то страшновато. А она была такая бледная лицом и все приближается ко мне.

– А что ты все пятишься, чего тебе бояться? – говорила она.

А я пятился назад, к землянке, и хоть и чувствовал вроде, что она не может причинить мне никакого зла, понимал это где-то в глубине души, но все равно было страшно. С другой стороны, мне как-то не хотелось, чтобы она уходила, но и было стыдно сказать, что я боюсь. А матушка, подойдя ко мне поближе, прошептала:

– У тебя искушения, нет? Тебе очень плохо здесь, бедняжечка…

Я положил кирку на землю, верней, она выпала у меня из рук. И застыл как парализованный. И вдруг зарыдал. Опустил голову на грудь и так, плача навзрыд, стоял перед ней. Думаю, никогда за свою жизнь я так не плакал, с таким обилием слез. Может, когда был ребенком, не помню. А матушка взяла меня за плечи и тихонько повела к землянке:

Матушка начала понемногу рассказывать мне о том, что значит молитва «всем существом»

– Пойдем на молитву, – сказала она. «Пойдем на молитву» – точно как говорила мама.

Два года я провел с ней в пустыне. Она приняла меня в своей землянке, малюсенькой, притулившейся под скалой, мимо которой я столько раз проходил до этого. И там начала понемногу рассказывать мне о том, что значит молитва «всем существом». Три-четыре часа мне приходилось добираться к ней, вечер за вечером, через лес. Приходил разбитый до изнеможения, иногда только чтобы глянуть на нее. И все. И потом снова возвращался, 15 км ночью.

А она только стояла на молитве в земном поклоне. Не спала. Будто была совершенно отделена от мира сего. И молилась… со слезами. Плакала на молитве там, в своей пещерке, на холоде.

Иоанн Барон. Фото: Doxologia.ro

Я никогда не видел ничего более впечатляющего, искреннего. Никогда не стыдись своих слез! Никогда!

Четыре года я искал эта святую монахиню. Четыре года! Она еще там, – и он показывает мне рукой через окошко на засыпанные снегом вершины горы Джумэлэу.