Христианская семья: нормы устарели, идеалы недостижимы и только угнетают?

Христианское учение предлагает для семейных отношений определенные заповеди-нормы, христианская культура показывает некий идеал настоящей христианской семьи – малой Церкви. Не только это, но в основном именно все это оказывается основой формирования образа «традиционной семьи» в христианских и даже постхристианских цивилизациях.

Звучит красиво, возвышенно, правильно.

Однако, как только мы обращаемся к реальности, хотя бы гипотетически прилагаем это все к своей собственной семье, имеющейся или планируемой, нередко возникает определенный диссонанс, множество вопросов:

Христианские заповеди относятся к I–II веку по Р.Х. Вопрос: как можно натягивать на нашу жизнь нормы двухтысячелетней давности?..

• Христианские заповеди относятся к I–II веку по Рождестве Христовом, что-то на стыке израильской, римской, греческой, арамейской культуры… Но мы-то подходим к концу первой четверти XXI века: как можно натягивать на нашу жизнь нормы двухтысячелетней давности? Свободолюбивые и вполне православные люди порой задаются вопросом: разве возможна какая-то одна норма, какой-то идеал семьи для всех времен, для любых эпох, культур, цивилизаций?!
• Правильно ли это: нормировать такую сугубо личную, деликатную сферу, как семья? Заявить норму и всех категорично к ней призвать – значит получить самое настоящее «прокрустово ложе». Это ведь семья, здесь разное всё: характеры, виды деятельности, история отношений, привычки, бытовые условия, отношения с родственниками – такая палитра вариантов, что просто не описать.
• Если даже признать заповеди как норму, восхищаться идеалом христианской семьи – порой кажется, что все это по определению неосуществимо в нашей жизни. Эти великие идеалы не учитывают, насколько мерзкий у меня характер, какой бестолковый у меня муж, не учитывают, что выдернуть моих детей на полчаса из гаджетов – верх педагогического мастерства. Эти великие идеалы не учитывают, что мы сами не получили христианского воспитания. Не учитывают, что мы порой не имеем опыта жизни не то что в христианской, какой-нибудь прекрасно-многодетной, но хотя бы просто в нормальной семье.

Эти великие христианские идеалы не учитывают, насколько мерзкий у меня характер!

• В жизни встречается такое: совсем не верующая семья – и крепкая, счастливая. А семья глубоко религиозных людей – такое сообщество, к которому и чужим людям приближаться страшно. Может, в реальности христианские нормы и представления об идеалах не работают? Иногда кажется, сама жизнь подтверждает: христианство мешает, а его отсутствие помогает строить семью.
• Философы-психологи нашего времени нередко призывают к самой настоящей войне с идеалами и нормами во всех аспектах. Ведь стремление к идеалу бывает разрушительным, а перфекционизм – настоящим психическим расстройством. Достойные специалисты обоснованно и зажигательно объясняют, что стремление к идеалам провоцирует комплекс неполноценности, повышенную тревожность, депрессии. Говорить о нормах и нормальности, особенно в области семейных отношений, – гарантировать дискриминацию. Ведь какие-то отношения в этом случае будут названы «ненормальными». Кажется, «современные психологи» пришли к выводу: ради сохранения психического здоровья, ради жизни на земле и мира во всем мире от идеалов и норм дружно отказываемся – и в мелочно-бытовых, и в глобально-мировоззренческих аспектах. Пусть каждый живет так, как хочет, как может, как получается. Всё, что нравится, – то и хорошо. Да здравствуют все цвета радуги?..

Нисколько не претендую на то, что привела все возможные вопросы, сомнения, проблемы. Не претендую и на то, что могу на что-то ответить. Просто мне кажется важным не отмахиваться от трудных тем, подумать над возможными решениями. Так что ниже будут не ответы, а всего лишь размышления по поводу этих непростых вопросов.

Христианское учение не может устареть

Идея устаревания христианских заповедей, скорее всего, интересует людей, для которых учение Христа – не главное в их жизни

Идея устаревания христианских заповедей, скорее всего, интересует людей, для которых учение Христа – не главное в их жизни, не мерило, не задача, не абсолютная ценность. Здесь вопрос не в том, удобны ли, актуальны ли заповеди двухтысячелетней давности. Вопрос совершенно другой: Кто для нас Христос? Если это интересная Личность, святой Человек, Гуманист – будем размышлять о том, насколько актуально Его учение. Если же Он для меня – Сын Божий, сошедший с небес «нас ради человек и нашего ради спасения», вряд ли я буду задавать себе вопрос, учел ли Он все возможные нюансы на тысячелетия вперед. Если я живу Им и для Него, люблю Его всей душой и помышлением своим, каждое Его слово будет для меня важнее целого мира. Я не буду спрашивать, актуально ли то, что Ты сказал, я спрошу: «Что Ты сказал и как исполнить волю Твою?» «Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду».

Здесь вопрос – что для меня Церковь, Её учение. Если «наши перегородки до Бога не доходят», вряд ли меня заинтересует мнение каких-то древних подвижников. Если же я верую в Церковь как хранительницу истинного христианского учения, как корабль спасения, как живое Тело Христово, то доверюсь учению святых отцов, решениям соборов, ныне живущим пастырям Церкви, таинствам: посмотрю, как объясняли учение о семье святые отцы, как именно они советовали приложить эти нормы к жизни, буду просить помощи у Бога, даровавшего эти заповеди. Если не будет получаться – мне в голову не придет обвинить в моих неудачах учение Христово: ведь может быть (и запросто!) я понимаю что-то одно, работаю над чем-то одним – но что-то другое упускаю? Работаю над деталями, забывая о чем-то главном?.. Если я с Богом, если Он со мной – знаю, все получится. Все, что нужно, – получится; все, что не нужно, – не получится. Лишь бы мне быть с Богом.

Мы разные, но это не отменяет нормальности норм

Заповедь-норма показывает границу, за которой – разрушение, уже не конструктив, уже не здоровье.

Да, все мы разные. Но христианское учение неспроста пережило два тысячелетия: оно учитывает это бесконечное многообразие разности людей, разности времен, разности культур.

Заповеди – это забор, но не клетка в зоопарке. Скорее, ограда огромной усадьбы

Да, заповеди – это забор, но не клетка в зоопарке (миска, подстилка, пять квадратных метров для прогулок по периметру), а скорее – ограда огромной усадьбы (на территории, скажем, в 10–20 гектаров, дом – какой хочешь площади в каком хочешь стиле; хочешь – футбольное поле и теннисный корт, хочешь – огороды и теплицы поставь, пруды копай, парк сажай или все залей асфальтом и катайся на роликах).

Удивительное вневременное и универсальное свойство христианского учения можно увидеть именно на примере взглядов Церкви на семью. Если бы заповеди были зажаты в узкие рамки времени и культуры, они обстоятельно рассказали бы, как найти хорошую жену и кто должен совершать судьбоносный выбор; что платить – калым, приданое или ничего не платить; с кем должны жить молодые супруги – с родителями мужа, с родителями жены или отдельно; кто и как должен распоряжаться зарплатой; кто должен в семье готовить, а кто – выносить мусор; обязана ли замужняя женщина работать; а может, замужней и имеющей детей женщине работать запрещено; какую одежду может носить христианский подросток; можно ли детей учить китайскому языку; какие книжки давать читать детям в возрасте от 7 до 12 лет; сколько времени православный ребенок может проводить у экрана компьютера, чтобы продолжать считаться православным…

Многие из этих вопросов для нас невероятно актуальны, порой многим из нас хотелось бы, чтобы всё это было прописано: когда, кому, куда, сколько в граммах. Но вот не прописано, и значит – не может быть и не должно быть прописано. В коротких фразах Евангелия, в нескольких строчках посланий апостолов Петра и Павла сказано только главное: в брак вступают мужчина и женщина, граница и преступление этой границы – прелюбодеяние; а также прописаны отношения. Это не про быт, не про деньги, не про оформление интерьера – только про отношение человека к человеку, только про отношения, которые строят христианскую семью^[1]. Эти новозаветные тезисы объяснены в творениях отцов нашей Церкви, в постановлениях соборов, выращены в учение о семье как малой Церкви (ср. «Кто в доме главный», «Апостольский пост: миссия семьи»). Минимум подробностей, временных и культурных отсылок, только очень просто о главном – и это огромный простор для всех нас, таких уникальных, с такими разными достоинствами и такими разными недостатками, для нас – жителей разных эпох и государств, людей разного достатка, разного уровня образования, разного жизненного и родового опыта.

Память о нормах – шанс для нас и наших детей

Нормы – не для тех, кто достиг каких-то моральных высот, они заведомо – для всех

Нормы – не для тех, кто достиг каких-то моральных высот, они заведомо – для всех. Мы знаем – я лично знаю – немало людей, которые родились и выросли в жизни, во многих отношениях далекой от веры, далекой от представлений о нормальной семье. Такие люди, входя в пору юности, вообще не видели здоровых семейных отношений. Прямо говорили, примеры приводили – родных, друзей: «Везде все не так, как надо». Аборты, разводы или отношения вне брака, а когда в браке – все еще хуже, что-то из этой серии:

«Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придёшь домой — там ты сидишь!

Ну, и меня, конечно, Зин,
Всё время тянет в магазин,
А там — друзья… Ведь я же, Зин,
Не пью один!»

И такие люди, обращаясь к вере, пытались строить свою жизнь на новом для них фундаменте, на учении Церкви. Почти вслепую, по книжным теориям. Много было таких людей в конце 1980-х – начале 1990-х. Отсутствие живого опыта и теоретичность попыток порой приводили к перекосам, перегибам, к тому самому, что сейчас так любят называть неофитством. Но эти великие неофиты совершали великую вещь: сами себя, как барон Мюнхгаузен, вытаскивали из болота за косичку. Пытались, порой неуклюже, следовать христианским заповедям. Мужчина пытался становиться главой своей семьи, хотя его папа еще до его рождения бросил маму, или же у этого неофита в свидетельстве о рождении над словом «отец» стоял длинный прочерк. Женщина пыталась слышать и слушать мужа, хотя с детства росла в заветах мамы и бабушки «дашь волю мужику – он тебе на шею сядет». Рождали детей, одного за другим, сами будучи единственными детьми, получая представление о больших семьях из художественной литературы и фильма «Двадцать лет спустя». Пытались воспитывать детей в учении Господнем, компилируя уничтожение телевизора, каникулы в новооткрытых монастырях и все же с ужасом наблюдая в своих детях укоренение тех страстей, с которыми боролись по «Добротолюбию» иноки-пустынножители.

Диких, нелепых вещей в порыве «построить настоящую православную семью» было много, но без этого дерзновения где бы мы сами были сейчас?

Диких, нелепых вещей в этом порыве «построить настоящую православную семью» было много, но без этого дерзновения где бы мы сами были сейчас? Не снисходительных улыбок, а благодарности и восхищения заслуживают люди, которые прыгали выше головы и которые хотя бы пытались построить христианскую семью. Даже если у них получалось криво и косо, даже если в итоге им так и не удалось научиться строить христианские отношения – если такие люди искренне верили в Бога, если, совершая свои дикие ошибки, они доверяли своих детей заступничеству Божией Матери, если молили Господа исправить дела рук своих, если, не умея воспитывать, любили детей своих, – они дарили следующему поколению невероятно мощный фундамент. Если – если! – посеянное зерно веры всходило, если дети таких родителей сами, сознательно присягали на верность Христу и при этом выбирали семейную жизнь, им строить семью было гораздо проще, чем их родителям. Грабли знакомые, последствия перегибов пережиты, а посреди грустного опыта – опыт радости, опыт счастья жизни в любви, в вере, в надежде, в семье и в Церкви. В преодолении родительских ошибок, в благодарности родителям строится уже вполне себе «нормальная» семья.

Если у нас самих «точно» ничего не получится, если уже явно не получилось – даже в этом случае имеет смысл помнить о заповедях, об идеалах, учить этим идеалам своих детей. Так мы не передадим детям опыт жизни в христианской семье, но есть шанс передать им представление о ценностях, передать идеал хотя бы как теорию и задачу. Иначе… нет, не все потеряно. Пока мы живы, пока земля еще вертится – не потеряно. Но иначе «ненормальность» транслируется следующим поколениям и закрепляется, канонизируется.

Верующие семьи бывают «плохими»

Тяжелая, вызывающая преткновения тема: истории воцерковленных семей бывают гораздо страшнее историй неверующих семей. И речь идет уже не о каких-то перегибах, не об ошибках неопытности – речь идет о настоящей бесчеловечности. Бывает, в венчанном браке, с немалым количеством детей, с целой коллекцией духовников – жуткие отношения, невероятно тяжелая жизнь для членов этой семьи (ср. «Семь граней одного рецепта святителя Иоанна Златоуста»). Бывает, даже совершаются настоящие преступления. Эти истории становятся огромным соблазном для верующих людей: как же так, люди же в храм ходили, почему «не помогло»?! Для людей, настроенных к Церкви негативно, это повод покричать: «А мы ведь говорили! Знали, что так будет! Вот видите, к чему эта вера приводит!». Для «нейтральных», многих и многих, эти истории помогают решить: «Церковность никак не помогает строить нормальную жизнь, нормальные отношения в семье».

Особенно ярко возникает эта тема, когда мы в жизни сталкиваемся с двумя моделями семей. Одна – семья очевидно неверующих, «обычных советских людей», где муж и жена с юности и до глубокой старости прожили друг с другом в верности, любви и единодушии, детей воспитали достойными людьми, и дома у них всегда мир, радость и настоящее счастье; и, конечно же, таких семей в атеистическом прошлом было немало! А другая модель – семья современных «всерьез» православных, где муж и жена живут в спорах, склоках, муж унижает и даже бьет жену, детей в воскресную школу водят – но в целом дети растут почти беспризорными; а заканчивается эта венчанная жизнь изменами, разводами, скандальными судами. Если в этой последней истории все участники явно ушли от «церковности», можно сказать: они отпавшие, они не считаются. Но ведь бывает, что такие люди и в храм продолжают ходить, и даже чем-то околоцерковным занимаются. Ни в коем случае не пытаюсь сказать, что есть такие неправильные люди среди нас, перед которыми мы, люди правильные, должны захлопнуть двери. Это все вопросы индивидуальные, очень сложные, и здесь всегда главное – за собой смотреть, только себя судить. Я говорю сейчас лишь о том, что такая параллельная внешне «правильная» и подчеркнуто «церковная» жизнь людей, уничтожающих собственную семью или уже убивших ее, как раз провоцирует соблазн, вопрос: может, тут как раз «церковность» и виновата? Тем более, если перед глазами примеры, когда в безверии или атеизме – все супер.

Снова и снова: здесь не бывает типичных историй, всегда все очень разное. Но на примере двух вышеописанных моделей попробуем всё же разобраться: помогает христианство или мешает. Некорректно, без подробных примеров – просто приглядимся.

Для начала – «православная» семья. То ли ставить кавычки, то ли нет – сердце человека, конечно, видит только Бог. Христианское учение о семье говорит о том, что христианской делают семью особенные отношения: это любовь (у апостола указана любовь-служение ἀγάπη («агапэ»), а отцы Церкви, помимо этого главного вида, показывают много других видов супружеской любви: и φιλία («филиа») – дружба, и ἔρως («эрос») – влюбленность, и στοργή («сторгэ») – нежность). Также это взаимное служение, взаимное уважение, указана главная мерка в отношениях: согласие и единомыслие, выделено особенно заботливое и управляющее положение мужа. Но если в семье есть намек только на своеобразное главенство мужа, а все остальное построено на прямо противоположных принципах – неужели находится повод считать такие отношения христианскими? Неужели растить детей в распущенности рук и языка, в криках и злословии – всё это можно приравнять к «воспитанию в учении Господнем»? Тем более, если совершается измена, разве можно продолжать говорить о чем-то христианском, говорить – все еще о браке? Нет здесь следования христианским нормам, нет следования заповедям, нет следования учению Церкви. Есть лишь память об идеалах, есть обучение детей вере – но при отсутствии всего остального эти небольшие фрагменты… вряд ли могут «считаться».

А что же семья условно «советская»? Смотрим: да ведь здесь практически полностью отношения – те самые, к которым призваны христианские супруги. Нет лишь воспитания детей в вере, нет представления об идеалах, нет стремления построить семью как малую Церковь. Практически все заповеди выполняются, хотя не осмыслены как заповеди и не подкреплены «идеологией».

«Хорошая советская семья» неслучайно во многом построена на христианских нормах – они восприняты от предыдущих, христианских поколений

Предположения останутся лишь предположениями, но правомерна идея многих мыслителей и священников нашего времени: «хорошая советская семья» неслучайно во многом построена на христианских нормах – эти нормы восприняты от предыдущих, христианских поколений. «Мы» и «Запад» идем разными путями – но в области семейных отношений есть это схожее: после заявленного и освоенного отказа от христианского учения кто-то сразу и сознательно начинает жить противосемейными, противохристианскими принципами, однако многие семьи продолжают сохранять уже не открыто и декларировано религиозную, но, в целом, все еще совершенно христианскую семейную традицию. Которая чем дальше от христианства, тем больше слабеет, не подпитываемая «идейностью». Речь идет именно о христианской семье – потому что по большому счету измены (мужа), многоженство и многие другие запрещенные христианством темы в определенных культурах оказываются вполне «традиционными».

Так что, противопоставляя «плохие верующие» и «хорошие неверующие семьи», для начала хорошо бы посмотреть: а где здесь больше собственно христианских норм?

Психология об идеалах

Порой призыв психологов не следовать идеалам, бороться с перфекционизмом оправдан горькой реальностью. Но идеалы идеалам рознь. Как и психология психологии – тоже рознь. Вообще, стоит заметить, в природе невозможно утверждение «психологи считают», «психология доказала». В психологии слишком много направлений, школ, течений, чтобы можно было уверенно заявлять о «мнении психологов». И современные спикеры-психологи, и классики этой области часто принципиально не согласны друг с другом. Наверное, под любое мнение и желание можно подвести базу из каких-нибудь подходящих цитат из «психологии»…

Я бы сказала, что кое-кто из психологов совсем не против стремления к идеалам и верности заповедям. Расскажу о мнении одного единственного, зато выдающегося. Это австрийский философ, психолог, невролог и психиатр, создатель логотерапии и экзистенциальной психологии, основатель третьей венской школы Виктор Франкл^[2].

Один из основных постулатов доктора Франкла в том, что человек должен выйти «за пределы телесно-душевного», вступить «в плоскость духовного», и именно этот переход приведет человека «к подлинному себе»^[3]. Чтобы человек был здоровым психически и духовно, чтобы он оставался человеком, он должен «все время оставаться немного выше самого себя»^[4]. Франкл утверждал:

«Если мы принимаем человека таким, какой он есть, мы портим его. Если мы считаем его таким, каким мы бы хотели его видеть, то мы даем ему возможность стать тем, кем он способен быть»^[5].

Следование идеалам, убеждениям и делает человека человеком

Как раз следование идеалам, убеждениям делает человека человеком:

«По большому счету, только благодаря… “идейности”, только благодаря тому, что мы не только живем какой-то идеей, но и готовы умереть за нее, мы и становимся настоящими людьми»^[6].

Следовать за идеей – значит программировать самого себя:

«Стремление к смыслу – это не бесплодное мечтание, не самообман, а скорее “самопрограммирование”, как в Америке именуют прогноз, который не только предвосхищает, но и фактически предопределяет будущее»^[7].

Многие пациенты доктора Франкла оправдывали свое безнравственное состояние и поведение средой, в которой они вынуждены жить, условиями собственного воспитания. Но, опираясь на многочисленные научные исследования и примеры из собственной многолетней практики, этот психолог и психиатр говорил:

«Что касается окружающей среды… не она формирует человека. Гораздо важнее, что сам человек извлекает из своей окружающей среды, как он к ней относится… человека отнюдь нельзя считать продуктом наследственности и окружающей среды. Третье дано, и это третье – решение: в конечном счете человек сам решает, каким ему быть!»^[8]

О том, что необходимы четкие нравственные нормы, Франкл также говорил неоднократно. Он считал: чем больше размываются границы дозволенного, тем важнее учиться видеть эти границы, осознавать смысл этих границ и учиться границы не переступать^[9].

Если мы считаем себя «плохими», с дурной наследственностью и неправильным окружением, это не значит, что у нас нет шанса стать лучше

В этом подходе можно увидеть ту самую уверенность: мы можем прыгать выше головы, мы можем стремиться к высотам, которые, кажется, нам совсем не по мерке. Если мы считаем себя «плохими», с той самой дурной наследственностью и неправильным окружением, это не значит, что у нас нет шанса стать лучше. Если видим, что заповеди «неисполнимы», то здесь главное – не наше грешное состояние (оно у всех грешное), а главное – верим ли мы в эти заповеди, видим ли в них смысл, хотим ли их исполнять. Применив идеи Франкла к разбираемой здесь теме семьи, можно повернуть это дело так: если мы твердо примем границы-заповеди христианского учения о семье, если осмыслим представление об «идеальной христианской семье», устремимся к этой идее, это стремление может запрограммировать и перепрограммировать даже вроде бы «негодных» нас. И, некорректно перефразируя слова этого великого ученого и практика:

«Если мы принимаем свою семью такой, какая она есть, мы портим ее. Если мы считаем ее христианской семьей, малой Церковью, мы даем ей возможность стать таковой».

Кто сказал, что все это реально?!

Не знаю, удалось ли мне ответить на поставленные трудные вопросы. Для меня всё это – и ответ, и поддержка. Но… вопросы, кажется, остаются.

Пусть в правильных книжках написана красивая теория, но где доказательства того, что это все осуществимо? Как в реальности людям удается создавать «настоящие православные семьи»? Как у этих людей на практике все это устроено? Как именно общаются с женами «главы семей», как выглядит «подчиненность жен», как христианские дети со своими христианскими родителями общаются, чему и как правильные родители учат своих правильных детей? И ведь хочется узнать все это не из анонимных россказней каких-нибудь девочек из Интернета, не из постановочных кадров причесанных многодетных родителей, но из таких источников, которым никак нельзя не поверить.

О том, где, как мне кажется, можно откопать такие сведения, и возможно ли в принципе провести такие раскопки, будет разговор отдельный. Так что – продолжение следует.