Митрополита Илариона, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви, похоронили 22 мая за алтарем Троицкого собора в одноименном монастыре в Джорданвилле, что на севере штата Нью-Йорк. Здесь начиналась церковная жизнь будущего владыки, а в 1967 году – студента из Канады Игоря Капрала.
В дни, когда Зарубежная Церковь прощалась с владыкой, было много совпадений. Прежде всего – отпевание владыки 21 мая, в день памяти апостола Иоанна Богослова, и погребение – 22 мая, в день памяти святителя Николая, отличительные черты которых владыка так органично в себе соединял.
Проститься с владыкой Иларионом собрались и монашествующие, и миряне, пожилые и молодые, родственники владыки из США и Канады – все, кому он был дорог, для кого был помощником и советчиком в жизни повседневной и духовной. Мы были среди многих, кто после погребения первоиерарха и духовного отца возвращался в Нью-Йорк под радугой после недолгого свежего дождя. И по всему пути во время остановок люди, встречаясь друг с другом, делились – пусть краткими – воспоминаниями о владыке.
Игумен Тихон (Гайфудинов), келейник митрополита Илариона с 2011 по 2019 год, тоже вспоминал.
Мы разговорились с владыкой, и оказалось, что ему нужен был русскоязычный келейник
– С владыкой Иларионом я познакомился в 2010 году в день Святой Троицы. Я тогда был студентом Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле, куда владыка приехал на престольный праздник. Мы разговорились, и оказалось, что ему нужен был русскоязычный келейник, и на следующий год он пригласил меня нести это послушание в Нью-Йорке.
Я попросил владыку дать мне возможность доучиться в семинарии очно и год во время каникул ездил помогать ему в Синод. Когда я закончил семинарию, владыка приехал на выпускной акт, вручил мне диплом, и мы сразу поехали по южным приходам.
У могилы брата Иосифа Муньоса в Джорданвилле За год до окончания семинарии владыка постриг меня в монашество – 26 августа в храме святителя Тихона Задонского в Сан-Франциско. Это как раз день памяти святителя. И владыка дал мне в честь него имя Тихон.
Ночь я провел в келье святителя Иоанна Шанхайского. Епископ Феодосий дал мне несколько книг, в том числе и жизнеописание святителя Тихона, которое я внимательно прочитал. И что я узнал? Что по избрании святитель Тихон стал епископом Ладожским, викарием Новгородской епархии и жил в монастыре преподобного Варлаама Хутынского. Тогда это был мужской монастырь. А мне очень близок преподобный Варлаам, потому что свои детские годы я проводил в этом монастыре на послушании. Для меня это была радость и откровение, и я благодарю владыку, что он тайно провидел, насколько дорого мне будет это имя. Там же, в Сан-Франциско, на Успение Пресвятой Богородицы владыка рукоположил меня во диакона, а спустя год – во иеромонаха. Так я стал помогать владыке.
Люди видели, как владыка чистил картошку или отмывал подсвечник
– Если говорить о чертах характера владыки, то они всем известны. Все знают о его доброте, знают его большое доброе сердце, его добрые глаза и добрые слова. Никто не помнит владыку злым, раздраженным, никто не может сказать, что владыка был мстительным или обидчивым. Он всегда все покрывал любовью. В этом плане он был предсказуем. Что бы ни случилось, у него был один ответ: на все воля Божия.
Владыка мог быть в гостях и выйти потихоньку, вроде бы руки помыть, а на самом деле он в это время мыл посуду
Владыка был человеком глубокой внутренней молитвы и глубочайшего внутреннего подвига. Глубина его молитвы известна тем людям, которые близко его знали, ему помогали, с ним общались, а также тем, которые сами ведут молитвенную жизнь. Помню, что владыка мог быть в гостях и выйти потихоньку, вроде бы руки помыть, а на самом деле он в это время мыл посуду. Или по храму помогал и в Покровском скиту в Новой Кубани, куда он меня назначил и где поначалу не было никаких удобств.
В Покровском скиту Тогда я жил в трапезной под храмом. На территории была разруха, храм много лет стоял закрытым. В трапезной – треснутые окна, холодно. Из удобств была только раковина, чтобы помыть руки. Я стал вычищать храм. Владыка тогда тоже со мной приезжал и несмотря на то, что для него как архиерея и как просто человека в возрасте не было удобств, обычного комфорта и кровати, он стал тоже со мной оставаться ночевать в скиту. Я раскладывал ему старенький диван, а сам спал рядышком – на полу на матрасе. Так что несмотря на то, что по чину владыка был первоиерархом, внутри он всегда ощущал себя монахом. Он был всем слугой.
В скиту он старался помочь всем, чем мог. Пока я работал, владыка готовил обед, мыл посуду – он любил трудиться по кухне. На церковной кухне он перемыл все шкафы, которые от влажности и долгого неиспользования были покрыты плесенью. Когда ко мне кто-то приезжал и искал меня, то часто люди находили владыку с тряпкой в руках или с ведром – он тихонечко с молитвой чистил картошку на кухне или отмывал подсвечник. И это было не наиграно. Это был его образ жизни.
В то время в скиту он дал мне «второе имя»: по-английски «авва Памбо», а по-русски – авва Памво. Мне было неловко, но владыке почему-то нравилось сравнивать меня с ним. Видимо, он хотел, чтобы я поучился у этого святого.
Когда скит был уже устроен, владыка любил туда приезжать. Там он духовно отдыхал. Владыка любил, когда я служил литургию, а сам он пел, часто один. Мы ставили перед ним низенький аналой, на который он клал все необходимые для службы книги. Часто он исповедовал прихожан, и многие, кто не мог попасть к нему в Синод на службу, приезжали к нам.
Вокруг него всегда было много людей, особенно детей
После службы мы всегда накрывали столы в трапезной, где люди могли общаться с владыкой. Вокруг него всегда было много людей, особенно детей.
Владыка полюбил мою кошку Мосю и часто просил меня оставить ее в Синоде. Смотреть на них было умилительно: владыка с ней играл, веселился, как ребенок, кидая ей игрушки. Она владыку тоже обожала и со временем стала кошкой митрополита. Когда люди спрашивали, как зовут кошку, владыка отвечал: «Мося, в монашестве – Моисея». Владыка любил юмор. И это всегда был чистый и радостный юмор.
В его жизни было два татарина
– Мы с владыкой проводили много времени в разъездах по приходам, и я благодарен Богу, что за это время он меня очень многому научил и как человек, и как монах.
После службы владыка очень долго не уезжал, что для меня было волнительно, потому что надо было возвращаться домой, часто далеко, но владыка не любил, когда я его торопил. А люди к нему шли и шли – рекой. И когда мы возвращались домой из поездки, я успевал только занести облачение и все разложить, а владыка уже приготовил ужин. Многих людей, которые останавливались в Синоде, он приглашал к себе на завтрак и на обед. Люди спрашивали владыку, как у него получается так вкусно все приготовить, и владыка отвечал: «Потому что с молитвой».
В период Великого поста любимым блюдом владыки была капуста, которую он резал на четыре части и отваривал в подсоленной воде. А потом мы эту капусту ели, приправив соусом. И вкуснее ничего не было! Утром он любил готовить гречневую кашу по рецепту владыки Аверкия (Таушева), келейником которого он был в Джорданвилле. И владыка любил шутить, что в его жизни было два татарина: один – владыка Аверкий, а другой – отец Тихон. «У одного я был келейником, а другой – у меня».
Владыка любил гулять по Манхэттену. Он надевал подрясник, сверху – курточку и обычный четырехконечный священнический крест. И так мы гуляли по Нью-Йорку, сами делали покупки. Владыка всегда сам составлял список, что нужно купить из продуктов.
Владыка не имел потребности отдыхать от людей
Владыка на земле был небесным человеком. Он наполовину уже жил в Царствии Небесном
Владыка на земле был небесным человеком. Он был не от мира сего в самом лучшем смысле этого слова. Он наполовину уже жил в Царствии Небесном. При общении с ним было такое ощущение, что он проводник в другой мир. Люди это чувствовали и часто приходили к нему, чтобы взять благословение и попросить молитв. И владыка ни о ком не забывал помолиться.
У владыки была феноменальная память на имена и лица. Бывало, он говорил, что помнит, как тот или иной человек в таком-то году ездил с ним в группе в Иерусалим или помогал такому-то батюшке в таком-то храме. И люди удивлялись, как владыка помнит всех, в какой бы епархии он ни был.
С владыкой мы часто совершали паломничества в Россию, на Святую Землю. Владыка не любил путешествовать в одиночку. Он любил летать с группой паломников, прежде всего потому, что всегда был близок к людям. Он не чувствовал потребности дистанцироваться, отдыхать от людей. Наоборот, он жил общением с людьми, со своей паствой из Америки, Канады, Австралии, Новой Зеландии. И очень дружные были эти поездки: в дороге мы посещали святые места, пели, покупали сувениры, и я уверен, что сотни людей сохранят память об этих паломничествах на всю жизнь.
Владыка всегда был настроен на воссоединение
Какое значение для владыки имела Россия? Он был священником и архиереем Зарубежной Церкви периода до воссоединения и после воссоединения. Он видел, как менялось отношение в Зарубежной Церкви к Церкви в отечестве. Вначале это отношение было осторожным, с сомнениями, а потом все более и более открытым. В то же время у владыки это отношение всегда было ровно позитивным. Я в этом уверен, потому что много разговаривал об этом с владыкой, писал магистерскую работу на тему воссоединения двух ветвей Русской Церкви. И я пришел к выводу, что перед воссоединением владыка не метался. У него не было сомнений, воссоединяться или нет. Он всегда был настроен на воссоединение. Он мне много рассказывал, как открылась граница и он наконец-то смог посещать Россию и родину своих родителей – Украину, насколько это было необходимо для него. И, приобщаясь к святыням Русской Церкви, неудивительно, что он брал с собой паломников.
Куда бы мы ни приезжали, даже если были очень уставшие, везде владыка служил
Куда бы мы ни приезжали, даже если были очень уставшие, везде владыка служил. И везде обращался к людям с проповедью. И когда проповедовал, никогда не забывал сказать, какая это великая радость, что после воссоединения представители Зарубежной Церкви – духовенство и прихожане – могут посещать святые места в России, участвовать в богослужениях и причащаться Святых Христовых Таин.
Промыслом Божиим он был поставлен на послушание (после митрополита Лавра) первым первоиерархом Зарубежной Церкви уже как самоуправляемой части единой Русской Православной Церкви. И он после воссоединения своей любовью, своим смирением, кротким нравом как бы залечивал те раны, которые накопились за годы разделения, были нанесены обоим ветвям Русской Церкви на протяжении десятилетий советской власти и жизни в рассеянии.
Читал владыка взахлеб
Владыка был очень начитанным человеком. Он читал много: литературу и духовную, и художественную, и историческую. Читал взахлеб, по несколько книг в день, и за неделю через него проходило очень много книг. У него была потребность постоянно иметь свежую литературу. Особенно он любил читать новости, касающиеся библейской археологии. Читал и мне рассказывал. Периодические журналы у него всегда были на столе. Ходовая его книга – календарь – всегда была при нем. В квадратике каждого дня владыка записывал юбилеи храмов, где он должен служить, с кем встретиться. У него на год вперед уже были планы.
Владыка был человеком высокой ответственности, очень обязательным. Если он обещал кому-то приехать, где-то послужить, он всегда выполнял свои обещания. В последние годы случалось, что по состоянию здоровья он должен был что-то отменять. Тогда он сам звонил и очень терзался, что не сможет приехать. Но когда его спрашивали о здоровье, он отвечал, что все хорошо. И так убедительно говорил, что все верили.
Последний разговор с владыкой
Владыка сказал, что через 2–3 дня будет дома. И он действительно оказался в доме Отца своего Небесного
Последний наш разговор был в четверг, в день заседания Синода. Я позвонил ему в больницу и очень обрадовался, что владыка поднял трубку и сказал: «Христос Воскресе, дорогой мой отец Тихон!» Я не знал, что он со мной прощается и потому ласково, по-отечески меня приветствует, как бы утешая перед той новостью, которая потрясла всех нас 16 мая. А тогда владыка сказал, что у него все хорошо и буквально через 2–3 дня он будет дома. Он спросил меня про скит, как поживает кошка. Владыка еще раз сказал, что через 2–3 дня будет дома. Не просто, что его выпишут, а что он будет дома. И он действительно оказался в доме Отца своего Небесного.
Ушел владыка как праведник: не страдая, тихо и мирно, с молитвой. 16 мая в 2 часа дня сердце его перестало биться. Такая кончина – милость Божия ему за его праведную жизнь, за его любовь к людям.
Отпевать владыку Священный Синод постановил в субботу, в день памяти апостола и евангелиста Иоанна Богослова. И когда мы накануне служили всенощное бдение и слушали канон апостолу, на ум приходила ассоциация святого с владыкой Иларионом, потому что, как и святой Иоанн Богослов, владыка был апостолом любви. Человек безграничной любви, которую невозможно описать словами. Владыка умел подобрать такие слова, что человек любого возраста, звания, социального положения чувствовал себя перед ним в море любви, как ребенок перед отцом. Такое чувство человек испытывает только единожды в жизни – в детстве: чувство, когда ты любим своими родителями. И то испытывает это не каждый. И вот владыка помогал восполнить этот недостаток любви тем, у кого ее не было в детстве, и вновь возвращал в это состояние тех, кто эту любовь в детстве познал.