Кричал сквозь морской шум пляжный фотограф Бабке и Деду. Конечно, тогда они были молодыми и загорелыми – счастливая Бабка, в ярком вишневом купальнике, и радостный Дед с кубиками на животе.
Эта выцветшая фотография, наполненная брызгами соленой воды, висела у них над кроватью.
Спустя 60 лет в кровати, не вставая, лежала Бабка. Толстая, одутловатая, вечно недовольная.
– Милочка, тебе к чаю бутерброды или оладьи? – заботливо кричал Дед с кухни.
– Не надо мне ничего, – сварливо ответствовала Бабка, – я в туалет хочу.
И Дед вбегал, вытирая руки на ходу, и выносил судно, слушая ее бесконечное ворчание. Памперсы она не признавала, хоть лежала уже 10 лет. Насколько приветлив был Дед, настолько вредной была Бабка.
Насколько приветлив был Дед, настолько вредной была Бабка
Однажды, когда я пришла к ним, вспыхнула гроза, и с неба обрушился ливень. Мы прошли на кухню и сели пережидать за чаем. Бабка спала, и в приоткрытую дверь я видела ее недовольно поджатые губы.
– Через две недели мне будет 90, – задумчиво произнес Дед и захохотал, увидев, как округлились мои глаза, – а Миле тоже, через месяц! Если б не она, меня бы не было на свете уже давно...
Дед был парторгом, железнодорожником, активистом. Когда в 1986-м году случилась Чернобыльская катастрофа, ему было сильно за 50. Партия сказала: надо, поехали в Чернобыль. Ликвидировать...
У каждого на груди висел личный дозиметр, когда величина облучения достигала 25 бэр, человека отправляли домой. Деду досталось 24 бэр.
Наверное, 24 бэр для двадцатилетнего здорового парня – несмертельная доза, а Дед тяжело заболел. Слег. Врачи разводили руками: возраст, облучение.
Бабка дневала и ночевала у кровати, доставала заморские лекарства.
Носила судно. Памперсов не было.
Продала все свои украшения, машину.
Делала настои из дождевых червей, крошила мумие – вкладывала в мужа всё, что давало хоть какой-то шанс.
И Дед встал. Сам не знает, как – сначала в туалет, потом – вниз, за газетой. И вернулся к жизни.
Спустя 30 лет ездит на дачу на электричке. Машины-то нет.
– Это все благодаря ей, понимаешь?
– Я в туалет хочу, – вдруг раздался зычный голос Бабки, – а он там чаи распивает!
Дед влюбленно посмотрел на дверь, за которой лежала его ненаглядная. Я встала и откланялась.
Дождь перестал. А Любовь – нет.