«Христианство самодостаточно и не нуждается в каких-то особых формах и начинках»

Беседа преподавателя МДА иерея Александра Овчинникова с монахом Софронием (Вишняком), переводчиком книги архимандрита Епифания (Феодоропулоса) «Эллинохристианский синтез» и отцы Церкви», о темной стороне язычества, теории синтезов, соотношении человеческой культуры и Божественного Откровения и опасности смешения национальной гордости с вопросами веры.

Архимандрит Епифаний (Феодоропулос)

– Отец Софроний, расскажите об истории создании книги «‟Эллинохристианский синтезˮ и отцы Церкви».

– Книга – перевод цикла статей архимандрита Епифания (Феодоропулоса) об «эллинохристианской культуре»^[1] – началась с моего знакомства с творчеством этого замечательного писателя, уже достаточно известного в России благодаря переводам трудов «Масонство в свете истины» и «Две крайности: экуменизм и зилотство». Но у архимандрита Епифания богатое письменное наследие, и все его сочинения достойны того, чтобы их читать. Это человек, каждое слово которого имеет вес. При чтении практически любой его статьи возникает желание перевести её на русский язык, чтобы и русский читатель мог приобщиться этой мудрости.

Если говорить собственно об «Эллинохристианском синтезе», то, когда мне впервые попались на глаза статьи о. Епифания на эту тему, как раз были в разгаре дискуссии вокруг действий Константинопольского Патриархата на Украине в 2018-м году. Мне тогда показалось, что статьи о. Епифания могли бы помочь понять образ мыслей греческих иерархов в межцерковных отношениях. Я сделал переводы первых двух статей, которые были опубликованы на портале pravoslavie.ru^[2]. В комментариях под этими статьями развернулась значимая и во многом показательная дискуссия, за которой я с интересом следил. Следует заметить, что многие расхожие аргументы в пользу «внешней мудрости», представленные в этих комментариях, опровергаются о. Епифанием в последующих статьях цикла (которые вошли в книгу, но на тот момент были неизвестны читателям портала). Например, вырванные из контекста слова святителя Григория Богослова: «Афины для меня подлинно золотые и доставившие мне много доброго». Таким образом, публикации на pravoslavie.ru побудили меня к дальнейшей работе над переводом.

В процессе работы пришло понимание, что смысл полемики о. Епифания с теорией «синтезов» гораздо глубже, а актуальность книги – не в её приложении к «украинскому вопросу», а в той идее, что Христос есть истинный Бог наш, а христианство есть вера, данная нам в Божественном Откровении, и что оно как таковое всецело совершенно и самодостаточно и не нуждается в каких-то особых формах, оболочках, дополнениях и, как выражается о. Епифаний, «начинках». Христианство не есть продукт человеческого духа, и оно не может «синтезироваться» с чем бы то ни было.

Христианство не есть продукт человеческого духа, и оно не может «синтезироваться» с чем бы то ни было

– Похоже, что светские интеллектуалы понимают христианство именно так – как некий синтез Ветхого Завета, эллинизма и чего-то ещё, как «естественное развитие» человеческой религии.

– Чего другого ожидать от неверующих? Это бы ещё полбеды. Но в том-то и дело, что не только для светских, но и для вполне церковных интеллектуалов, в том числе «профессиональных» богословов, преподавателей духовных учебных заведений и т. п. христианство представляется чем-то таким «синтезированным», сложным, состоящим, как бы из кусочков, из различных элементов.

Вот, например, одна грань. Есть у нас в богословской науке такая болезнь, которую можно было бы назвать «гуманитарным сциентизмом», когда «последнее слово» науки воспринимается как истина в последней инстанции или как что-то такое, без чего наша вера будет ущербной. Вот, патрологическая наука якобы доказала, что преподобный Исаак Сирин был несторианином. Некоторым людям этот «факт» перевернул сознание. Теперь они думают, что ересь не является препятствием к святости, причём в самой высокой её форме. И что в церковном почитании святых «не так всё однозначно», да и вообще границы Церкви определить невозможно, и не так уж важно, еретик человек или нет. Другие доказывают, что Несторий не был несторианином^[3], а Севир Антиохийский – не был монофизитом. Наверное, скоро докажут, что и Арий не был арианином. Таких примеров очень много, всего не перечислишь. А проблема в том, что мы не доверяем Церкви – столпу и утверждению истины – и излишне оптимистично смотрим на человеческие возможности познания.

– Книга написана как полемика с теорией «эллинохристианской культуры», которая родилась в Греции. Там эта теория ещё актуальна?

– Если говорить непосредственно о том, с чем полемизировал о. Епифаний, то однозначно нет. В Греции сейчас слово «эллинохристианский», или, как теперь предпочитают говорить, «эллиноправославный» (можно переводить и как «грекоправославный»), относится скорее к живой греческой христианской традиции в её конкретном историческом бытии. Это уже совсем не то, с чем спорил о. Епифаний.

– Чем тогда эта полемика актуальна для нас?

– Полемика актуальна как более общий вопрос о соотношении Божественного и человеческого, или Откровения и культуры, как хотите. Мы об этом пишем во введении.

– Сегодня идея «синтеза» как-то проявляется?

– В широком смысле слова она проявляется везде, где Божественное в христианстве низводится на уровень человеческого, или, наоборот, человеческое возводится в ранг Божественного. В сущности, в обоих случаях речь идёт о гуманизме – извечном и непримиримом враге христианства. Здесь мы говорим о гуманизме как мировоззрении, в основе которого лежит антропоцентризм, в противоположность теоцентризму. Просто в первые века гуманизм нападал на Церковь больше через ереси (скажем, гностицизм), а теперь больше через рационализм и «науку». И то, и другое и есть то «лжеимённое знание», о котором говорит апостол Павел.

– Не совсем понятно, что вы имеете в виду. Как наука может нападать на Церковь?

– Не сама наука, а люди, которые неправильно пользуются наукой как инструментом. Приведу пример. Возьмём богослова, который придумывает своим умом новую концепцию, которая кажется ему правдоподобной. Скажем, такую, которая совмещала бы библейское повествование о сотворении мира и теорию эволюции в одном из современных изводов. Затем он начинает подгонять под эту свою концепцию библейские тексты, выискивает какие-то созвучные места у отцов, «обходит море и сушу», чтобы придать ей побольше авторитета, а потом выдаёт это за веру Церкви. Путь же отцов, путь Православия – совсем иной. Это очищение ума и сердца, соединение с Богом, просвещение и получения знания от Бога рукой смирения. А также последование святым отцам.

– Но мы ведь не можем отрицать человеческий элемент. Христианство для человека.

– Давайте начнём с того, что все силы и способности у человека от Бога, поэтому никакое достижение человеческого духа не может считаться в собственном смысле достоянием человека. Все благие достижения культуры есть не что иное, как проявление вложенных Богом в человека возможностей.

Все благие достижения культуры есть не что иное, как проявление вложенных Богом в человека возможностей

Собственно, подлинно своё у человека – это лишь его произволение. Вопрос в том, как человек творит и трудится – с Богом и для Бога или без Бога и для себя. В том-то и ошибка гуманизма, что он рассматривает человека (и притом падшего) в отрыве от Бога, считает его самодовлеющей величиной. А мы не отрицаем человеческое и не противопоставляем его Божественному, мы лишь подчёркиваем их отличие и не даём смешивать их.

– Как же быть с известным принципом синергии?

– Синергия – это соработничество, но, когда мы говорим о соработничестве, мы не имеем в виду, что Бог делает половину и человек половину, или что Бог даёт 90%, а человек свои 10%. Вспомним удивительные слова Священного Писания: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15, 5); «Кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12, 30); «Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению» (Флп. 2, 13); «Но благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1 Кор. 15, 10). Это значит, что всё доброе в нас от Бога. Без благодати никакие усилия и достижения человека не имеют значения, если оценивать их с точки зрения вечности.

Без благодати никакие усилия и достижения человека не имеют значения, если оценивать их с точки зрения вечности

Благодать действует в человеке и через человека. Когда благодати нет, а её пытаются заменить культурой, образованностью, интеллектуализмом, дисциплиной, политикой – в общем, чисто человеческим, – получается совершенная мертвечина. Посмотрите, что творится с папством, с протестантизмом, – это типичный пример.

– Так что, образованность христианину не нужна?

– Учёность есть самое высшее из человеческих благ. Об этом говорит святитель Григорий Богослов. Он не одобряет тех христиан, которые гнушаются «внешней мудростью». Христианин может получать пользу от учёности. Но для спасения достаточно Евангелия.

– Вернёмся к нашей книге. Есть ли в ней какое-то введение в историческую проблематику полемики?

– Сначала была мысль сделать во введении обзор широкого контекста появления книги – основная идея теории об «эллинохристианской культуре», её представители, их влияния. Но потом всё же решено сосредоточиться на актуальности книги. Мы об этом прямо говорим во введении:

«Наша цель — противостоять не тем теориям об эллинохристианском синтезе, которые начали появляться около 100 лет назад, но сопровождающей всю историю Церкви тенденции к синтезам, повреждающим чистоту христианского Откровения».

Да и вряд ли нашему читателю будет интересно развитие греческой национальной мысли в 1950–60-х годах. Основные пункты оппонентов о. Епифания, с которыми он полемизирует, вполне ясны из его статей, кое-где даже с цитатами. Мы сочли за лучшее не обременять книгу историческими экскурсами, не в этом её важность^[4].

– Может быть, скажете несколько слов об этом сейчас?

– Цикл о. Епифания был написан им в эпоху идеологических брожений в Греции. Общим для всех местом был эллинизм как некая национальная идея, которая объединяла народ и давала ему историческую перспективу. Греция и эллинизм были тождественны. Но если раньше в сознании греков эллинизм и христианство были неразрывно связаны, то теперь, под влиянием различных материалистических течений, стали появляться идеологии, пытающиеся доказать несостоятельность этой связи. И греческие либеральные интеллектуалы всерьёз испугались, что эти идеологии уничтожат христианство. Тогда-то возникла идея о «синтезе» христианства и эллинизма, возникла как реакция на материализм и атеизм, которые проникали в Грецию в разных вариантах, как с обмирщённого Запада, так и из безбожных стран «соцлагеря». Это была идеология, посредством которой религиозный мир Греции противостоял атеистической угрозе. В какое-то время (при режиме «чёрных полковников») эта идеология имела и политическую поддержку. Однако её авторы в своей борьбе с атеизмом зашли слишком далеко, отклонившись от святоотеческого видения вопроса. С этими-то отклонениями и полемизирует о. Епифаний.

– Судя по оглавлению, автор также полемизирует с неоязычеством. Одна из глав называется «Мы безрассудствуем, а неоязычники нападают».

– Полемика с неоязычеством есть, но она не основная. В тогдашнем общем гуле звучали в том числе голоса, что естественная религия греков – это античное язычество, а не «иудеохристианство». Но это, конечно, ещё не было полноценное неоязычество. Попытки возродить культ Олимпийских богов появились гораздо позже, да и вообще для Греции это нетипично.

– А в России неоязычество набирает силу.

– Да. Тут надо заметить, что античное язычество – развитое и притом хорошо нам известное (благодаря обилию памятников), а русское – примитивное и почти неизвестное. Но, как бы то ни было, язычество разных народов имеет общую суть. Может быть, кому-то наша книга поможет лучше понять, что такое язычество без романтики и «без прикрас».

– Книга более чем наполовину состоит из цитат. В чем смысл такого издания? Что нового найдёт читатель, перечитывая хорошо знакомых ему отцов?

– Для начала, мне кажется, вы слишком оптимистичны. Отцов у нас читают мало, тем более таких сложных по языку, как святитель Иоанн Златоуст и Григорий Богослов. К тому же отцы никогда не устаревают и не надоедают. Я и сам, работая над книгой, по-новому открыл для себя этих святителей.

О. Епифаний не просто подобрал цитаты на заданную тему, но и смог схватить суть вопроса, проникнуть в дух отцов, верно истолковать их

А смысл здесь, во-первых, в том, что о. Епифаний своим просвещённым умом не просто подобрал цитаты на заданную тему, но и смог схватить суть вопроса, проникнуть в дух отцов, верно истолковать их. Это не так-то просто. Во-вторых, в том, что эти цитаты даются нами в отредактированном переводе, специально адаптированном под конкретную задачу: понимание смысла полемики отцов вокруг «внешней мудрости» (об этом мы подробно говорим во введении). Ну, и, в-третьих, мы надеемся, читателю будет действительно интересно читать эти подборки, благодаря тому, что мы сделали комментарий к античным реалиям, о которых говорят отцы. Это была важная часть нашей работы – не просто перевести текст, но и помочь читателю погрузиться в суть полемики.

– Вам кто-то помогал в переводе святых отцов?

– Да, перевод мы редактировали совместно с патрологом и преподавателем греческого языка в Московской духовной академии иеромонахом Феодором (Юлаевым). Со сложными вопросами обращались к Ю. А. Шичалину, руководителю Греко-латинского кабинета, издателю книги. Значимый вклад внёс и перспективный специалист Р. С. Соловьёв. Я всем им очень признателен, благодаря им книга обрела свою завершённость.

– Как вы оцениваете дореволюционные переводы отцов?

– Насколько могу судить, перевод святителя Григория великолепен: точен и стилистически безупречен. Моё преимущество здесь состояло лишь в наличии критического издания с комментарием и новых словарей. Перевод святого Златоуста более свободный, но в целом вполне верный. Один из немногих недостатков обоих переводов – излишнее стремление к эвфемизмам, сглаживание острых углов. Например, «педерастия» переводится как «любовь к отрокам». Мне кажется, не стоит делать отцов более благочестивыми, чем они есть.

Не стоит делать отцов более благочестивыми, чем они есть

Например, у святителя Григория одно такое «соблазнительное» место в 4-м Слове, где он приводит стих из античного автора, даже оставлено без перевода! И в отредактированном издании 2010 года это так и осталось.

– Что это за место?

– Мне не хотелось бы обсуждать его, оно правда неприличное. В устах святителя это был некий сарказм по поводу античной религии и нравственности в адрес Юлиана Отступника, который всем этим безобразием восхищался. Отцы порой обращаются к тёмной, скажем так, стороне античной культуры, чтобы дать христианам увидеть превосходство их учения. Это такой метод «от противного», отцы часто им пользуются.

– Так что, книга имеет возрастное ограничение?

– Да, мы не советовали бы читать её детям и чистым юношам и девам, которые не ведают и не желают ведать глубину падения человека в язычестве. Язычество, в том числе и античное, – это вовсе не шутки, это действительно страшная и отвратительная вещь.

Язычество, в том числе и античное, – это вовсе не шутки, это действительно страшная и отвратительная вещь

Книга предполагает серьёзного читателя, более-менее представляющего себе предмет и готового к тому, что его нравственное и эстетическое чувство подвергнется испытанию. Впрочем, мы в своём переводе и комментарии старались не выходить за рамки, заданные автором.

– Кому вы бы рекомендовали книгу? Или, лучше, каким вы видите её читателя?

– Читатель мне представляется молодым человеком, начинающим знакомиться с античностью, христианством и проблемой их соотношения (или, более широко, соотношения человеческой культуры и Божественного Откровения). Причём это знакомство может происходить с обеих сторон: со стороны учащихся духовных учебных заведений, которые будут знакомиться с эллинизмом (что совершенно необходимо, например, при занятии патрологией), и со стороны учащихся светских вузов, которые будут знакомиться с христианством. Для первых эта книга может стать неким святоотеческим путеводителем по греческой античной культуре, а для вторых – возможность увидеть знакомые им реалии античного мира глазами христианства. Но книга, конечно, не только для студентов, она будет интересна всем, кто интересуется интеллектуальной жизнью в Церкви. Надеемся, что наш перевод в целом сохранил живость и остроумие как о. Епифания, так и святых отцов, да и накал полемики в ней не остывает до последних строк, поэтому книга должна читаться с увлечением.

– Дай Бог. Хотелось бы видеть побольше новых переводов святых отцов.

– Согласен, без переводов наша духовная и интеллектуальная среда развиваться не будет. Это то, с чего надо начинать – учиться у отцов, и это понимали наши предки. А для этого надо их читать и переводить. И, кстати, архимандрита Епифания тоже уже, пожалуй, можно считать отцом – рецепцию в личном и литературном плане он вполне прошёл.

– И как сами греки воспринимают данную часть наследия о. Епифания?

– Те духовные лица, с которыми мне доводилось эту тему обсуждать, люди умные и понимающие, мыслят так же, как и о. Епифаний. И не только из уважения к его личности, но и «по суду истины». Это если говорить о церковной рецепции. Потому что, разумеется, есть и те, кто с о. Епифанием не согласен. Это видно по духу разных публикаций и выступлений.

– Где национальное чувство примешано, там соблазн велик.

– Очень велик, и не только для греков. Когда мы, русские, говорим, что у нас какое-то особое (в смысле «более правильное») русское Православие, мы уже встали на тот же путь. Это опасность, и её нельзя недооценивать.

– Планируете ещё переводить о. Епифания?

– Если Бог даст и живы будем. У о. Епифания очень много важного и интересного. Например, цикл статей о переходе епископов с кафедры на кафедру, так называемом метафетон (μεταθετόν). Как известно, в Элладской Церкви, после жарких споров, метафетон был в согласии с канонами запрещён, причём о. Епифаний принял в этом самое активное участие. Нам, конечно, до этого очень далеко, но нужно по крайней мере осознавать проблему, которая свидетельствует о глубоком кризисе отношений между пастырем и паствой.

– Отец Софроний, спасибо за беседу. Успехов в дальнейшей работе!

– И я вас благодарю. Всего доброго!