Тот Самый Гость

Художник: Анна Ярмолюк

В первые годы воцерковления я строго постилась, тщательно выверяя этикетки съестного на предмет наличия следов куриного белка и прочих «опасных для успешного поста» веществ. Хоть и понимала, что не в животных продуктах дело, а всё же не хватало душе чего-то важного, настоящего. И была у меня верующая старенькая подопечная, Евангелие которой не пылилось на полке рядом с веточками освящённой вербы, а лежало на прикроватном столике с постоянно перемещающейся закладкой. Нинель Матвеевне минуло 90 лет, и близился следующий, уже «не круглый» день рождения, приходящийся на Светлый понедельник.

Пасха в том году была поздняя, и получалось так, что в майские праздники единственная внучка и правнуки уезжали отдыхать в гостеприимные страны «бесконечного олинклюзива», друзья же давно упокоились на разных кладбищах и присутствовать никак не могли. Нинель Матвеевне предстояло встретить 91-й год своей жизни в одиночестве, совершенно не гордом, а, скорее, горьком.

Нинель Матвеевне предстояло встретить 91-й год своей жизни в одиночестве

– Нинка говорит, на день рождения она не одна будет! – заговорщически сообщила накануне соседка, тоже моя подопечная.

– Хорошо как! Кто же к ней придет? – обрадовалась я.

– Говорит, что... Христос, – ответила Елена Ивановна и сделала понятный всем жест, покрутив рукой у виска, добавив деловито: – Помешалася старушка...

Я пришла к Нинель Матвеевне в Чистый четверг, принесла белые яйца для окраски и куличи из ближайшего магазина. Дома у нее всегда было опрятно и уютно, может быть, потому, что она всегда, пусть и понемногу, что-то делала, стараясь не обращать внимания на такие «мелочи», как высокое давление и головокружение.

– Все уехали, вроде и некому будет есть фирменный пирог, а я все же приготовлю. Главное – впереди ещё одна Пасха, и мы дожили до нее! Знаете, я хорошо помню Пасху 1945 года – поздняя, на Георгия Победоносца. Разрешили ночную службу, и в Москве сделали выходной, представляете? У меня был красный платок, я надела его и шла по тихим улицам, Вы замечали, что в Великую Субботу всегда бывает нежно, неотмирно, и мне было легко, отрадно – читали послание Патриарха Алексия Первого о близкой победе света над тьмой. Мы все ждали ее, Победу... 40 дней после Воскресения Христос ходит по земле, может, и ко мне, грешной старухе, заглянет.

Вернувшись домой, я уже имела план, но для его исполнения мне нужен был надёжный союзник. Лучшего кандидата, чем собственный пятилетний сын, придумать было нельзя.

– Федор, хочешь пойти со мной в очень красивое место? Там шикарный пруд, в котором можно разглядеть рыбок, доверчивые утки, которых можно с руки кормить хлебом, и весёлый день рождения!

– Конечно, хочу! А много гостей будет? – спросил заинтригованный Федор, обожающий шумные компании.

– Будет здорово, – уклончиво ответила я, – только сначала – поздравим мою подопечную, а потом – все остальное, договорились?

Вечером после работы я быстро купила яркие оранжевые розы, взяла самодельный кулич, сына, и пешком мы отправились в путь. Старая пятиэтажка на берегу красиво освещалась лучами заходящего солнца и даже казалась моложе, чем была на самом деле. Мы поднялись на высокий четвертый этаж и позвонили в дверь.

Нинель Матвеевна, ничего не знающая о нашем визите, открыла молниеносно, словно ждала гостей. Федор, ещё не зайдя в квартиру, протянул букет:

– Это вам! Христос воскресе! С днём рождения! Желаю здоровья! – тут же повернулся ко мне и добавил. – Я поздравил, теперь можно гулять идти?

– Воистину воскресе, молодой человек, ну уж нет, так просто я вас не отпущу, проходите, гости дорогие! – засмеялась счастливая подопечная.

Федору было предложено рассмотреть механизм старинных часов, трофейную лупу, советский фотоаппарат «Зенит», чем он с большим интересом и занялся, совершенно забыв об утках.

Стол был покрыт алой шелковой скатертью с бахромой, на нем стоял графин с соком, изысканные фужеры и тарелки из серванта, сверкающие серебряные вилки и ножи, купленный мной кулич, бархатные пасхальные яйца, безупречно покрашенные луковой шелухой, и красивый пирог с ягодами. Все – целое, не разрезанное. Нинель Матвеевна была совершенно, беспросветно счастлива. Только мы собрались чокнуться бокалами с мультифруктом, как раздался резкий, требовательный телефонный звонок. Виновница торжества взяла трубку и, улыбнувшись, сказала:

– Алле! Христос Воскресе!

– С днём рождения, Нина, – проговорила соседка Елена Ивановна, – ну, как ты там? Празднуешь?

– Спасибо, Лена! Празднуем, за столом сидим, – радостно ответила именинница.

– С кем сидишь? – иронически спросила Елена Ивановна. – Неужто Христос зашел?

Нинель Матвеевна с благодарностью посмотрела на меня и погладила Федора по голове. Помолчала, улыбаясь, вздохнула, с трудом сдерживая радость.

– Алло! – сказала соседка из трубки. – Ты ещё тут? Ну, так что, Сам пришел?

– Нет, Лена, не Сам. Но Своих, – это слово Нинель Матвеевна произнесла особенно торжественно, – Своих, слава Богу, прислал!

И мы втроём ели, и пили, и радовались, и праздновали девяносто первый день рождения, который оказался для нее не только одним из самых счастливых, но и последним в земной жизни – вскоре Нинель Матвеевна умерла, тихо и мирно, не сомневаясь в милости Божией.

«…Что посеет человек, то и пожнёт: сеющий в плоть свою от плоти пожнёт тление, а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную. Делая добро, да не унываем, ибо в своё время пожнём, если не ослабеем. Итак, доколе есть время, будем делать добро всем…» (Гал. 6, 7–10).