Мы не знаем, что будет с человеком за следующим поворотом

Фото: Елена Защитина

– Знаешь, о чем я думаю все время… В жизни мы пересекаемся со многими людьми. С кем-то мы соприкасаемся плотно, а с кем-то мимолетно. Не подозревая, что этот человек сыграет какую-то роль в нашей судьбе. Он просто прошел мимо. Но оказывается, что эта встреча была нужна. И как же важно даже эти мимолетные встречи с мимолетными людьми не испортить своей злобой, своим равнодушием, эгоизмом. О ближних я вообще молчу. Если мы можем дать кому-то пусть даже легкую чистую радость на 30 секунд, то ее нужно дать. Мы не знаем, что будет с этим человеком за следующим поворотом…

Как же важно даже эти мимолетные встречи с мимолетными людьми не испортить своей злобой, своим равнодушием, эгоизмом

Я сидела со своей подругой в трапезной нашего храма. И она рассказывала мне историю как раз об этом.

Эта моя подруга – чудесная и очень скромная девушка. Так что я даже имени ее не назову. А внешне она как будто бы сошла с каких-то полотен XVIII или XIX века. Я в живописи не очень разбираюсь, но мне так кажется.

А еще она говорит на французском, испанском и танцует фламенко…

«Пожалуйста! Она вас так ждала!»

Однажды, несколько лет назад, случился у них в дачном поселке праздник. Был август, теплая, хорошая погода, все это устроили на улице, и ту девушку пригласили потанцевать на этих гуляньях фламенко.

Подруга моя пришла туда со своей бабушкой. Начала танцевать…

– Вдруг вижу в толпе девочку лет шести или семи, – рассказывала она мне. – Я ее тоже позвала танцевать, стала с ней кружиться за руки. Она была такая радостная, что я ее вывела в круг. Когда музыка закончилась, нам все хлопали. Я ее поблагодарила, и мы с бабушкой пошли домой – я торопилась на прогулку с подругой.

Дома эта девушка быстро переоделась и поспешила на автобус. А путь туда пролегал как раз мимо площадки, где проходил праздник.

– Ко мне вдруг подошла эта девочка за руку со своей бабушкой, – вспоминала она. – Крошка была в новом нарядном праздничном платье. «Внучка захотела переодеться, чтобы еще с вами потанцевать, – сказала мне бабушка. – Мы вас очень ждали».

Девушка начала отказываться, она очень спешила.

– Пожалуйста! Она вас так ждала! Смотрите – даже платье специально надела.

– И я согласилась, – рассказывала подруга, – Подумала: «И правда… Девочка даже платье надела. Опоздаю немного к подруге, послушаю немного ее упреки. Ничего страшного». И я с ней потанцевала. Не так долго, как она хотела, но все же потанцевала. Девчушка была так довольна! И я тоже. Мы попрощались, и я уехала.

«Это моя дочь»

Шли годы… Подруга моя приезжала на дачу, иногда встречала в поселке бабушку той девочки. Здоровались, перекидывались несколькими словами. Та семья даже думала пригласить ее куда-то потанцевать фламенко. Но почему-то не сложилось. Хотя девушка была не против. Потом они долго не виделись, и история стала забываться. А девочку она больше не встречала.

– Так получилось, что всю прошлую зиму и даже часть осени я на даче не была. А когда приехала весной, выйдя из автобуса, увидела на фонарном столбе возле дороги букет.

– У меня сжалось сердце, – рассказывала девушка. – Дорога у нас опасная, машины ездят быстро. Светофор поставили совсем недавно. Я знала, что как-то там сбили насмерть молодую женщину. И я подумала, что это ей букет…

Прошло еще время. И совсем недавно, этим летом, в дачном поселке к моей подруге подошел мужчина.

– Здравствуйте! – сказал он.

– Здравствуйте!

– А помните, у нас был праздник? Вы там танцевали.

– Не помню…

Она правда не сразу вспомнила. Несколько лет прошло.

– Ну как же… Вы там еще с девочкой танцевали. Помните?

Она вспомнила.

– Это моя дочь… Осенью ее сбила машина…

И он начал показывать девушке фотографии дочки. На них она была красивая, смеющаяся, с прекрасными распущенными волосами. Видео, на котором она балуется…

…Тот букет на столбе был ей.

«Она улыбалась мне, а я улыбалась ей»

– Я ему высказала соболезнования, – продолжала она свой рассказ. – Мне кажется – без особых эмоций. Но это потому, что у меня был какой-то ступор. А потом в этот же день я ехала к ученикам и все думала: «Как этот мужчина живет? Как можно жить с такой болью внутри? Как переживает это все мама? Та бабушка?.. И как так получается, что вот мы танцевали фламенко, кружились, а теперь я живу, еду в автобусе, смотрю на облака, а она уже не смотрит? Знаешь, если не верить, что у Бога все живы, то непонятно, как тогда вообще жить? Жить, зная, что ребенок, который в сто раз чище и добрее, чем ты, погиб… А я здесь. Родители ребенка – здесь.

Если не верить, что у Бога все живы, то непонятно, как жить, зная, что ребенок, который в сто раз чище и добрее, чем ты, погиб…

Моя подруга признавалась, что в какой-то момент она пожалела, что узнала о гибели девочки. И ей даже казалось, что было бы лучше, если бы их жизни вообще не соприкоснулись. Ни в танце, никак… Потому что это соприкосновение отозвалось для нее сильной болью.

– Лучше бы я не ходила на тот праздник и не танцевала с ней, – говорила она мне. – И девочка эта была бы просто незнакомым ребенком. Но она-то была знакомой. Пусть даже столь мимолетно. Мы держались за руки, и она мне улыбалась. Именно мне, а не кому-то другому. А я улыбалась именно ей. Она уже не была мне посторонней. Сейчас, переходя дорогу, на которой наконец поставили светофор, я всегда вижу букет и медведя на фонарном столбе. У меня уже нет шока и боли, когда я смотрю на них. Я просто вспоминаю… Ее, меня, когда мы жили обе. И наш прощальный танец фламенко…

«Это последнее, что ты можешь сделать для человека»

Мы молчали. Я видела, что моей подруге очень тяжело об этом говорить. На глазах у нее были слезы.

Вы знаете, нам, простым земным людям, очень сложно понять Промысл Божий. Зачем встречаются люди, зачем умирают дети, зачем страдания… Наверное, это и не нужно делать. Как говорит мой друг отец Евгений: «Замысел Творца не стоит препарировать. Нужно просто искать Его волю о себе».

Но я все равно думала-думала… И представляла их вместе – танцующих и улыбающихся друг другу. Девочку в нарядном платье и мою красавицу-подругу, как будто бы сошедшую с полотен художников.

А потом одна осталась здесь, на земле, жить дальше. Но душой так и улетающая в прошлое – в те секунды их последнего танца.

Дари радость! Быть может, это последнее, что ты можешь сделать для человека

А другая уже улетела. И оттуда, с Неба, наверное, улыбается моей подруге. Которая осталась в ее памяти прекрасной учительницей танца, которая не отказала ей тогда… И подарила радость… И рассказывает она об этом Богу, Который сейчас совсем рядом. И Он тоже улыбается…

И мне кажется, что они до сих пор невидимо танцуют. Девушка и девочка. Нарядные и такие прекрасные. Так же взявшись за руки. Сквозь время и пространство. Одни руки – плотские, земные. А другие – ангельские. В вечном танце фламенко, которому не помешает уже ничего. Эти руки сплелись навсегда. Или это фантазии, наверное… Хотя…

Мы так и сидели молча. А потом моя подруга вдруг сказала:

– Какое же счастье, что я ей тогда не отказала!.. Я ничего не могла изменить в ее судьбе. Но я смогла хотя бы подарить ей тот маленький прощальный танец.

И для меня это стало ответом хотя бы на один из многих вопросов: «Дари радость! Быть может, это последнее, что ты можешь сделать для человека. А значит – и для себя. Ты останешься с этим жить!» Это же так просто…

«Ничего, завтра помиримся»…

Прошло время, а я все никак не могла забыть эту историю о прощальном танце и капле любви, которую подарила моя подруга той девочке, даже не подозревая, что это была их последняя встреча. И стояли в ушах те ее слова: «Ты не знаешь, что будет с человеком за следующим поворотом».

И я вспоминала другую историю. Она не о короткой встрече. Скорее – о целой жизни. И о смерти. И о радости, которую… не подарили. До глубокой старости пронес человек боль – не сделал, не обнял, не сказал, что любит.

…Случилось это лет семь назад. Тогда мы только купили дом в нашей деревне под Оптиной пустынью, никого не знали, но зато все знали нас. Деревня же.

– Здравствуйте-здравствуйте, – окликнула меня в один из дней на улице какая-то древняя старушка. – Я бабушка Марфа. А вы те самые многодетные москвичи?

Так мы и познакомились.

Очень скоро бабушка Марфа позвала меня в гости. И вот я уже сидела в ее домике за столом, пила, угощалась жареной картошечкой с солеными огурцами и маринованными маслятами и слушала ее рассказы о нашей деревне и ее семье.

Оказалось, что у нее семеро детей, трое из которых уже умерли, семнадцать внуков, огромное количество правнуков. Все они давно разъехались, бывали у нее редко, но бабушка Марфа рассказывала о них с огромной любовью и все повторяла: «Скоро кто-нибудь обязательно приедет сюда жить со мной, вот увидишь». И на глазах у нее выступали слезы. То ли грусти, то ли надежды.

Во время нашего с ней разговора мне позвонил муж – узнать, как у нас дела. Говорила я с ним раздраженно. До этого мы немного повздорили, и я все еще обижалась.

– Ну ладно, пока! Я занята! – буркнула я и повесила трубку.

– Ты что, вот так с ним и попрощаешься? – спросила меня старушка

– Ничего, завтра помиримся, – отмахнулась я.

– Завтра… – задумчиво повторила она.

Потом тяжело встала из-за стола и взяла альбом с фотографиями.

– Это мой покойный муж Николай…

«Если бы все вернуть назад»

Были они оба из этой деревни. Чуть ли не с детства любил тракторист Колька свою рыжеволосую Марфушу. Сыграли свадьбу, хозяйством обзавелись. Родили семерых детей.

И все бы хорошо, только вот характер у Марфы был крутой, гордый и ревнивый. А Колька ее был мужчина видный. Так и висли на нем девки, даже на женатом. А он только улыбнется им и спешит домой к своей ненаглядной скандальной Марфуше.

Она покричит, поругается, тарелку разобьет. А он ее обнимет, приласкает и опять все хорошо…

Но однажды Марфуша разошлась не на шутку. Приревновала Колю к соседке-вдове Шуре. Которая мужу ее прохода не давала. А опять же – деревня. Поползли слухи, сплетни. И хоть и знала Марфуша, что Николай кроме нее ни на кого не смотрит, сделать с собой ничего не могла.

В тот вечер Николай собирался на работу – в поле на несколько дней. А Марфа дулась на него и все про Шурку ту.

– Да ладно, Марфуш. Я ж тебя люблю. Ну иди ко мне…

А она отвернулась – и всё.

– Что, и не обнимешь на прощанье? Не порадуешь меня?

«Иди-иди, потом договорим», – буркнула она. Рано утром стук в дверь: «Погиб твой Колька». Не договорили

– Иди-иди, потом договорим, – буркнула она и захлопнула дверь.

Рано утром стук в дверь:

– Погиб твой Колька, на тракторе в овраг упал…

Не договорили.

За один день поседела красавица Марфа. На гроб на похоронах бросалась:

– Прости ты меня, Коленька, вернись! Обниму! Порадую тебя!

Но некого было уже обнимать и радовать.

– Знаешь, Лен, – сказала она тогда тихо, – столько лет прошло, а мне все снится, что стоит он, как тогда перед дверью, улыбается. Я обнимаю его, и утром он возвращается. И не хочу я просыпаться. А днем все та же его улыбка перед глазами. Последняя улыбка. Если бы можно было все вернуть назад… Может быть, и не погиб бы он. А если бы погиб, то зная, как сильно я его люблю.

Выйдя от бабушки Марфы, я позвонила мужу.

Мы и правда никогда не знаем, что будет с человеком за следующим поворотом.