Катенька

Вера в чудеса – не мой конек. По своему природному складу я всегда оставался прагматиком и рационалистом. Даже когда вера в Бога стала довольно настойчиво стучаться мне в душу, я морщил нос и отворачивался от рассказчиков, с восторгом передающих очередные истории о чудесных исцелениях. Не любил рассказов о духоносных старцах, провидцах, прозорливцах, экзорцистах и прочих иррациональных явлениях. Не верил снам, предсказаниям, пророчествам и с некоторым брезгливым чувством выметал их из своего сознания.

Вера в чудеса – не мой конек. По своему природному складу я всегда оставался прагматиком и рационалистом

Сейчас я понимаю, что в целом поступал правильно. На уровне инстинкта я легко обошел кучу преткновений, которые, как правило, не дают человеку идти навстречу к Богу, путают, кружат и могут привести к полному расстройству психики. И как финал – к погибели. Надо сказать, что довольно частые мои высказывания по поводу различных чудес смущали прихожан, вызывая негативные реакции, чувства настороженности и откровенного страха. Есть такая фишка в православной среде, когда религиозная жизнь воспринимается людьми как некая сумма необычных явлений. Любопытно, будоражит кровь и придает авторитет рассказчикам, ставит последних в когорту избранных.

Как-то в один монастырь, который славился по Руси своими чудотворцами, приехал любопытствующий. И в разговоре с игуменом вопрошал об этих самых чудесах. Настоятель, хмыкнув, отвечал:

– Смотря что называть чудом. В миру принято считать чудом, когда Бог по молитвам выполняет волю вопрошающего. Мы же почитаем за чудо, когда человек исполняет волю Творца.

Вот такого чуда я за всю свою жизнь практически не встречал. Хотя, видимо, это довольно распространенное явление, однако увидеть его очень сложно. Очень редко можно уловить только слабые его проявления, незначительные и не в полную силу. Скрыто это от обычного человеческого глаза, скрыто по воле Божией.

***

Первый раз я столкнулся с этой прихожанкой в небольшом храме под Питером. У меня были вопросы к настоятелю по поводу закупки стройматериалов для реставрации церкви. Настоятель был занят, я сидел в полутемном притворе около свечного ящика и глазел на икону Николая Чудотворца, расположившуюся напротив. Икона была большая, в серебряном окладе. Перед образом, потрескивая, горели свечи. Было тихо, тепло и спокойно. Неожиданно слева наплыла фигура, заслонив собою образ Чудотворца. Я тут же вспылил, мирное устроение моментально улетучилось. Я с раздражением стал разглядывать человека, который нарушил мой «благодатный» покой. Отвращение нарастало по мере поступления информации в еще спящий мозг. Это была особа женского пола лет сорока, маленькая, с мышиными чертами лица, бледненькая, худая, нелепая. Шапка-ушанка с торчащими вверх ушами как-то по-дурацки дополняла образ. Пальтишко коротенькое, из-под которого торчали ноги-спички в рейтузах, ткань вытянута на коленках. Тонюсенький посох в правой руке. Да не посох даже, а тонкая веточка, на которую и опереться-то было невозможно. По высоте – длиннее этого нелепого «мышонка». «Дурдом», – пронеслось в голове. Раздражение нахлынуло волной с новой силой. Вздохнул, делать было нечего. Взгляд уперся в «мышонка» просто из-за того, что объект был уникальный, а икона Чудотворца стала недосягаема для созерцания. Я смотрел в упор, сверля женщину злым взглядом.

Однако лицо ее было спокойно и отрешенно. Она явно находилась где-то не тут. Губы зашевелились, и до меня как-то очень отчетливо донеслись слова изумительной молитвы – сильной, простой и убедительной. Я с очевидностью понял, что человек находится в диалоге. Уже потом, раз за разом анализируя произошедшее, я осознал, что этого разговора… слышать не мог. Он был тихим, очень тихим, шепот. Расстояние же между нами было метра три, не меньше.

До меня как-то очень отчетливо донеслись слова изумительной молитвы – сильной, простой и убедительной

Ручка «мышонка» поднялась в крестном знамении.

– Николушка, что-то я тебя сегодня плохо понимаю, – донесся детский жалобный всхлип.

Я обомлел. Да что ж это происходит? Задавав себе этот вопрос, я осознал, что мое состояние и отношение к молящейся резко изменилось. Взамен мутной тины в моей душе вызрели покой, радость, восхищение и неописуемая любовь, нежность к этой прихожанке, да ко всему и всем, что меня окружало. Свет ворвался в мою душу так неожиданно и по-хозяйски, что частичка его осталась в моем сердце, как печать, до сего дня.

Женщина, постояв и пообщавшись со святым, перешла к другой иконе. Появился настоятель, и мы занялись хозяйственными делами. Надо было съездить сегодня еще в два храма, забрать деньги на стройматериалы и привезти наличку подрядчику. Во время разговора я все время поглядывал на молящуюся и постоянно улыбался. Благочинный явно решил, что я не в себе. С сомнением благословил и отпустил.

Выйдя из храма, я сел за руль мощного BMW и дал газу. Ехал быстро, нагло распихивая всех на своем пути. Тогда, в 1990-е, имидж BMW был очень высок на дорогах. Люди шарахались от страха, быстро освобождая проезд. В следующем храме был минут через двадцать. Вошел внутрь, перекрестился широко на образ Спасителя, обернулся и в противоположном конце храма увидел… ту самую «мышку», усердно молящуюся у иконы Божией Матери. Сказать, что я был поражен, – ничего не сказать. Меня заклинило. Это было попросту невозможно. Даже если бы она добиралась на машине, то я бы все равно обогнал ее. Но у «мышонка» машины явно не было. Эта встреча почему-то разозлила меня. Быстро переговорив с настоятелем и получив от него положенную сумму, я выскочил из храма, сел за руль и помчался в третий храм, заранее отмахиваясь от мысли, что может случиться. Я не был первым. «Мышонок» уже каким-то непостижимым образом перенесся туда: она ходила по храму, нелепо и вместе с тем трогательно прикладываясь к иконам, молилась. Собрав все деньги, все еще злясь, я поехал к подрядчику, стараясь выкинуть всю эту мистику из головы.

С тех пор встречи с этой прихожанкой стали регулярны. Мы познакомились, и наши отношения стали близкими и сердечными. И могу сказать, что при каждой встрече я испытывал сильный страх, трепет и великое почтение к этой женщине.

Звали ее Катенька. Прошлое ее мне неизвестно, да я и не интересовался им. Я ее слушался, просил молитв за себя и за близких. Реакция на мои просьбы всегда была самая живая и неожиданная. Например, после того как я попросил молитв за моего знакомого, назвав только имя, она перестала дышать на несколько секунд и, схватившись за горло, пошатнулась. Когда пришла в себя, произнесла, как выдохнула глубоко из сердца: «Какой он тяжелый!»

И последнее: уезжая из России, я встретился с Катенькой на Пасху. Расцеловались. Она воскликнула: «И ты меня, поганку, целуешь?» И снова захлестнула волна теплого света: такое искреннее удивление и смирение было в ее словах. Окончательно смутившись, я сообщил ей о своем отъезде, попросил, как всегда, ее молитв. Она побледнела и упала в обморок. Откачивали всем храмом. Пришла в себя и с жалостью прошептала: «Ты не представляешь, куда ты едешь и что будет». Замолкла.

Она и тут угадала.

Встретились мы через двадцать лет. Я приехал в Россию и пошел на литургию в один небольшой храм. Там была Катенька. Она меня не узнала. Смотря мне в глаза, с тревогой повторяла: «Кто ты, кто ты?» Я опять испугался и отступил. Что сейчас с ней происходит, Бог весть. Одно скажу: ее вопрос – «кто ты?» – никуда не уходит. Часто сподвигает к рассуждению и, как спасательный круг, прилепляет к памяти Божией. А казалось бы – всего два слова, несколько букв, почти безделица.

Мы не можем увидеть чудо только потому, что смотрим в другую сторону

И чтобы завершить повествование: мы не можем увидеть чудо только потому, что смотрим в другую сторону. Нам не интересен Бог, не интересны Его святые. Мы всемерно заняты этим миром. А великое Божие проходит мимо нас как несуществующее. А если и увидим как-то, то бежим от чуда Божия в страхе.