«Так, походя, в рай под фанфары не въедешь»

Это нам, наивным, сказал один дядька, на которого мы, было дело, здорово и, как нам казалось, праведно гневались. Ставший во время оно бизнесменом, он почувствовал вкус денег, усвоил соответствующую лексику и образ жизни «успешных». Торговал чем-то, и склад у него был в двух шагах от церкви, на церковной, согласно старым документам, которые мы нашли в архиве, территории.

Свысока смотрел на не умеющих жить людишек, которые со своими проблемами лезут к своему Богу, «а проблемы решать надо самому, здесь и сейчас, – я это и делаю». Главная заповедь у него была, по его же словам, – «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» Богатая машина напоказ, демонстрация вечной занятости, «я вас услышал» по телефону – в общем, весь набор «хозяина жизни», умеющего «решать», «разруливать», «расщелкивать». Разумеется, на все намеки, просьбы, даже прошения отдать храму храмово отвечал высокомерным отказом. «А вы к вашему Богу обратитесь. Дойдут до Него ваши просьбы и прошения? Что-то я пока не вижу».

На все намеки, просьбы, даже прошения отдать храму храмово отвечал высокомерным отказом

Мы его, скажу мягко, недолюбливали. Да что там: терпеть не могли. «И не стыдно морде!» – слышалось в притворе. От паперти до низенького еще тогда, начинающего восстанавливаться иконостаса витали идеи социализма, а то и военного коммунизма. С запахом ладана, по мнению священника, никак не сочетающиеся. Странно, но сам священник сохранял полное спокойствие, хоть и вздыхал, когда слышал имя этого занятого-решающего. Нам же, молодым, всё больше становящимся похожими на кананитов, строго напоминал: «Дайте место гневу Божию» (Рим.12, 19).

Через несколько месяцев, может, и через год этот дядька появился в храме совсем с другим выражением лица и даже осанкой – сгорбился, и сильно. О снисходительно-презрительном взгляде и говорить нечего: смотрел с болью и, если можно так сказать, куда-то внутрь. Попросил несколько минут для разговора со священником. Батюшка попросил всех потом молиться о здравии отрока – сына этого мужчины. Что мы, разумеется, и делали. Попал, говорит, в аварию, сейчас в больнице, положение сложное.

В скором времени парень, слава Богу, поправился, хотя и ходил прихрамывая какое-то время. Отец распрямился, взгляд просветлел. И данное, судя по всему, обещание выполнил: без всяких разговоров вернул храму отобранную в годы гонений собственность, больше никаких разговоров на эту тему не было.

В тот закуток, где был его склад, мы с радостью перенесли пресловутый «ящик»

В тот закуток, где был его склад, мы с радостью перенесли пресловутый «ящик», потому что слишком уж много разговоров, звона и шуршаний было, когда этот «ящик» находился в самом храме, мешая молитве и доброй тишине. В этой доброй тишине часто стоял или сидел тот самый дядька-бизнесмен, всерьез и честно пересмотревший свои убеждения. Иногда, правда, брал на себя роль аколуфа: если кто-нибудь входил в церковь и забывал выключить «мобильник» (а они, как известно, всегда трещат во время Херувимской или Евхаристического канона), страшным шепотом убеждал немедленно либо выключить телефон, либо выйти на улицу. Однажды выдал какому-то гражданину в дорогом пиджаке: «Так просто, походя, в рай с ‟мобилой” не въедешь. Убавь фанфары». Прав, мы думаем.