Как я увидела других святыми

Этот случай произошел со мной около года назад – в тот период меня очень мучили искушения и различные неотступные помыслы.

Случилось это в Никосии, в храме Святого Пантелеймона, прихожанкой которого я была на тот момент.

Казалось что все, абсолютно все оставили меня – мой духовник, который медлил увидеться со мной, знакомые из храма и даже те прихожане, которых я не знала лично, но видела каждый день на службах. Было такое впечатление, что все они знают какой-то секрет, которого не знала я – как быть всегда в хорошем расположении духа и не унывать, не уставать на службах. У меня же было полное охлаждение к молитве и окамененное нечувствие. Но никто не мог тогда протянуть руку помощи или сказать хотя бы утешающее слово. Все казались такими холодными и равнодушными, что мне захотелось почувствовать Церковь первых христиан, этот опыт...

У меня было полное охлаждение к молитве и окамененное нечувствие. Но никто не мог протянуть руку помощи или сказать утешающее слово

И хотя мне в тот летний жаркий вечер не хотелось идти на ночную службу, перспектива помолиться под звёздами привлекала меня. Такие агрипнии (всенощные службы, ночные литургии) очень любят здесь, на Кипре. Каждый раз во время такой службы чувствуется что-то непередаваемое, прямая связь с Творцом и единение со всеми присутствующими. Возможно, так молились и первые христиане...

Я сказала себе, что если буду плохо себя чувствовать, то непременно вернусь домой, и с этой мыслью все-таки пошла на службу.

Как раз в тот день я беседовала с другим батюшкой из монастыря, и все советы сводились к тому, что мне не хватает смирения. Но как получить этот дар смирения? Для этого нужно иметь благодать, а чтобы пришла благодать, нужно смирение... Замкнутый круг... Но был ещё один мудрый совет – это припасть к Господу во всей своей немощи и просить у Него смирения.

Помыслы осуждения так и не отступали от меня. Я понимала, что это искушения, но не могла ничего изменить – как только я видела людей, помыслы ещё сильнее давили не меня. В сердце своем я желала научиться по-настоящему видеть всех праведными и святыми. Тогда бы помыслы точно оставили меня. Но как это сделать по-настоящему, без лицемерия, как увидеть всех поистине святыми?

В ту ночь была литургия в честь апостола Иуды Фадейского на месте будущей часовни в его честь. Рядом с храмом Святого Пантелеймона уже был заложен фундамент для нее, и на этом месте разместили переносной иконостас, алтарь и все необходимое для литургии.

Оказывается, я пришла с опозданием. Уже издали доносились песнопения, а когда я вошла за церковную ограду, все шли крестным ходом вокруг храма. Еще больше унывая, окружённая темным облаком своих помыслов, я направилась, чтобы присоединиться к крестному ходу. Одно лишь радовало меня, что появился хороший повод для смирения! Наконец я опоздала на службу – и теперь могу укорить себя в том, за что всегда мысленно осуждала других.

Я опоздала на службу – и теперь могу укорить себя в том, за что всегда мысленно осуждала других

Вдруг, ни с того ни с сего, из крестного хода выбежала девушка и сразу же направилась ко мне – очень высокая и худощавая, в очках, немного нескладная и от того ещё более милая и очень добрая, ее звали Ники. Я ее видела всего один раз, во время совместной поездки, и даже не помнила ее имени. И вот она, узнав меня, бежит ко мне навстречу, как к самой лучшей подруге, как к сестре. Обменявшись со мной приветствиями, она сказала, что не знала, что я все это время была в монастыре. Спросив, когда началась служба, я созналась, что опоздала. А Ники радостно ответила мне: «Главное, что ты вообще пришла!» Было такое чувство, что Сам Господь направил ее ко мне. Я подумала: «Какие же тут христиане, какая любовь, какая забота, какая вера у них!»

Я уже начала ощущать себя хуже других, но всё ещё не знала, как справиться с чувством уныния, охватывающим меня. Немного отойдя от всех верующих, которые собрались возле скамеек, заботливо расставленных на улице, я встала чуть поодаль, возле пальмы, чтобы помолиться вдали от посторонних глаз и дать волю слезам, если они придут ко мне. Служба шла своим чередом: свежий летний бриз, звёзды и огромная луна в небе, свечи в полумраке возле нескольких икон, вынесенных на улицу, алтарь, устроенный прямо на открытом воздухе – все способствовало молитве.

Уже тогда я видела всех настоящими христианами, а себя считала никем, поэтому и немного отдалилась от них, чувствуя свое недостоинство.

От всего сердца я молилась Господу, прося помочь в моем обстоянии, избавить меня от гордыни и от этих мучительных помыслов и даровать мне хоть капельку смирения. Я ощущала себя хуже блудницы, припавшей к ногам Христа (ср. Мф. 8, 5;13); как кровоточивая, стояла я там и молилась об исцелении (ср. Мф. 9, 18–26). Как блудная дочь, чувствовала я себя тогда, растерявшая все, все одеяние души, все что даровал Господь мне когда-то (ср. Лк. 15, 11–32). И вот сейчас, вернувшись в Отчий дом, я ощутила, что Господь так милостиво принял меня и послал мне Ники и других добрых людей навстречу.

Осознание своей гордыни и беспомощности, которые так отдалили меня от Христа, вызывали слезы.

Ко мне скромно подошёл молодой человек и спросил на греческом, а затем и на английском, нужно ли мне принести стул. Будучи тронута до глубины души таким отношением в этот тяжёлый момент, я сказала, что все в порядке и мне нравится молиться стоя. Он был настолько вежливым и тактичным, что я сразу же вновь почувствовала и подумала: «Какие же тут христиане, какую они имеют любовь и заботу». И вновь это было утешением для моего скорбящего сердца, бальзамом на мою душу. Я ощутила себя, как в общине первых христиан, и подумала: «Как я только могла совсем недавно осуждать их...». Сразу вспомнились слова преподобного Исаака Сирина, которые я прочитала незадолго до этого:

«Не осуждай брата твоего, ибо скоро придет время, и ты увидишь его совсем в ином свете».

Но, несмотря на все это, злой помысел говорил мне: «Ты не спасёшься, нет для тебя спасения и покаяния, невозможно тебе избавиться от гордыни и обрести хоть чуть-чуть смирения». И помысл призывал меня больше не стараться жить духовной жизнью, а жить как раньше, до моего воцерковления. Так, помысел говорил мне, что тогда я была лучше, менее гордой, чем сейчас, и зачем мне подвизаться, если ничего не улучшается?

С этими и другими мыслями саможаления и желания вернуться в мир^[1] я пошла домой после литургии. Обычно это очень быстрая прогулка. Всего 10 минут вдоль проезжей трассы, и я дома. Но в этот раз, отойдя на два десятка метров от храма, я услышала какие-то крики. Такого раньше не было никогда, и я пошла вперёд, думая, что это просто жители ближайших домов. В пелене своих помыслов я не сразу увидела группу пьяных подростков, направляющуюся прямо ко мне. Они сразу же заметили меня – ещё бы, в 1:30 ночи больше никого не было на улице.

Поняв, что мне не удастся пройти незамеченной, я сразу же решила повернуть назад, в храм. Но они с криками: «Девушка, девушка!» продолжали следовать за мной. Я подумала: «Ну, вот, это точно из-за моих черных помыслов» и «Мне точно не нужно возвращаться в мир». Как заблудшая овца, лишь чуть-чуть оторвавшаяся от своего стада, я почти что бегом поспешила вернуться в церковную ограду, к нашей пастве, нашему стаду Христову. Чувствовалось, что это десница Божия вернула меня, не дав отдалиться более чем на два десятка метров, так как шансы встретить пьяных подростков, да ещё и на улице, в том районе практически равны нулю.

Войдя в наш церковный двор, я сразу же почувствовала себя в безопасности. Горел свет, было так мирно и спокойно, и несколько мужчин, оставшихся убирать всю мебель и церковную утварь после службы, суетились на улице. Подростки тем временем, озадаченные тем, что я направилась к храму, стояли за его оградой, выжидая, когда я вернусь. Поняв, что они быстро не уйдут, я осталась вместе с нашими прихожанами. И тут, не то от адреналина, не то от быстрой ходьбы, но скорее всего по Промыслу Божию, я посмотрела на всех этих мужчин как на святых. Они действительно для меня в тот момент были святыми; я смотрела на них совершенно другими глазами, и даже было заметно некое сияние вокруг них. Возможно, ещё и потому, что мы все только что причастились Христовых Тайн.

Я ощутила себя как дома, да ещё и в окружении святых

Они как ни в чем не бывало убирали всю утварь, носили тяжёлые стасидии и даже совершенно не удивились, что я вернулась, но говорили со мной как с сестрой. Я ощутила себя как дома, да ещё и в окружении святых!

Я стала славить Бога за то, что Он показал мне мои немощи, и при этом так быстро и так мудро избавил от злых помыслов. Таким явным был контраст между этими парнями из мира и мужчинами в храме. Хотя я совсем не осуждала тех пьяных юнцов, они для меня были собирательным образом страстей и помыслов, с которыми я боролась. Я решилась и попросила о помощи Йоргоса – парня, которого я знала лучше других, так как он постоянно прислуживает в храме, – чтобы он подвез меня до дома. Он сразу же с радостью согласился. Эта радость и молниеносность напомнили мне святых ангелов. А я тем временем подумала: «Как хорошо видеть всех святыми, не притворяться или пытаться убедить себя в этом, а поистине чувствовать и видеть всех святыми, а себя ощущать никем, но при этом испытывать радость».

Премудрый Господь знал, что с моей гордыней мне необходимо было такое радикальное и быстродействующее лекарство. И Он, как любящий Отец, послал мне это короткое испытание, не подвергнув опасности, но всего лишь позволив почувствовать, куда могут привести мои черные помыслы, и осознать всю опасность этого состояния.

Любопытно, что эти парни так и оставались недалеко от храма все то время, пока я ждала Йоргоса, а потом, будто выполнив свой долг, исчезли, ушли куда-то... Я славила Бога непрестанно в сердце моем – за один лишь вечер изменилось мое мировоззрение и духовное состояние, как слепца, исцелил меня Господь (ср. Ин. 9, 6) чтобы отверзлись очи мои сердечные, и я увидела всех в другом свете, как и было необходимо, увидела всех святыми, о чем и просила Господа на этой службе.

Мне сразу же пришли на ум эти слова преподобного Исаака Сирина:

«Нет ни одного дара, который Господь не даёт с избытком, за исключением того, за который нет благодарности».

И действительно, все прошения сердца моего Господь услышал и исполнил в тот вечер. Я хотела научиться видеть других святыми, хотя бы на короткий момент, – и получила просимое. Я хотела почувствовать любовь и заботу и общность первых христиан – и Бог дал мне это. И ещё в глубине сердца своего я осознала, что совсем не знаю, что такое смирение, и не имею его. И за неимением этого опыта я очень желала почувствовать, хотя бы ненадолго, что же такое смирение, чтобы, как корабль в ночи следует на свет маяка, я могла впоследствии стремиться к этому состоянию.

В моем скромном личном опыте я поняла, что, возможно, смирение начинается с нищеты духа (ср. Мф. 5, 3) – с осознания того, что у нас нет добродетелей от себя, что все дарует Господь. И необходимо просить Его даровать нам добродетели – любовь, смирение, терпение... точно так же, как это делает нищий, прося подаяния на паперти. В тот вечер я ощутила себя именно так – как нищенка, не имеющая ничего, просящая милостыню – искренне, с болью, от всего сердца, – и Господь услышал это прошение.

Подчас мы надеемся только на свои силы, говоря себе, что будем лучше подвизаться, и у нас появятся добродетели, что мы можем заставить себя любить или не осуждать тех, кто нас раздражает. Но при всем этом мы забываем, что без помощи Божией все это сделать невозможно. Конечно, не всегда получается молиться именно так, хотя все эти прошения о даровании добродетелей есть в вечерних и утренних молитвах. Но зачастую мы, я в том числе, произносим все эти прошения скорее формально, нежели от сердца. Но каждый раз, когда я действительно просила Бога от всего сердца, Он незамедлительно посылал утешение. Несомненно, нужно и наше собственное произволение – поистине, Господь дарует молитву молящемуся.