О духовном измерении Отечественных войн 1812-го и 1941-го

Бородинское сражение. Картина Луи Лежёна

В последнее время все более актуальным становится изучение феномена Великой Отечественной войны в контексте других Отечественных войн, которая вела наша страна на протяжении своей истории. Петр Мультатули был прав, говоря, что между Второй (1914 г.) и Третьей Отечественными войнами существует глубинная связь^[1], однако она прослеживается и между «Вечной памятью Двенадцатым годом и Великой Отечественной». И дело здесь не только в том, что в своем воззвании от 22 июня 1941 г. митрополит Сергий отметил: «Повторяются времена Наполеона»^[2]. И не только в том, что в своей речи 7 ноября 1941 г. Сталин призвал идти к победе «под знаменами Кутузова»^[3], а позднее, в 1942–1943 гг., создал орден Кутузова^[4], а крупнейшие операции по освобождению Орловщины и Белоруссии назвал именами полководцев 1812 г.^[5]

Общность этих войн состоит в том, что как в 1812-м, так и в 1941-м Россия практически в одиночестве воевала со всей Европой, в том числе и… с французами.

Приведу лишь один красноречивый факт. В октябре 1941 г. целых четыре дня на Бородинском поле шел ожесточенный бой между усиленной танковыми бригадами советской 32-й стрелковой краснознаменной дивизией полковника В. И. Полосухина и частями 4-й немецкой армии.

Для поднятия боевого духа советским частям были розданы знамена русских полков, участвовавших в Бородинском сражении

Для поднятия боевого духа советским частям были розданы знамена русских полков, участвовавших в Бородинском сражении 1812 г. И советские воины не посрамили славу этих знамен: целых четверо суток они отбивали атаки превосходящих сил противника, а затем отступили в полном порядке, оставив Бородинское поле, наполненное трупами немцев и их союзников и горящими немецкими танками^[6].

История эта имела продолжение уже во время отступления немцев от Москвы и прибытия на Восточный фронт Французского легиона^[7].

Начальник штаба 4-й немецкой армии Г. Блюментритт вспоминал:

«Четыре батальона французских добровольцев, действовавших в составе 4-й армии, оказались менее стойкими. У Бородина фельдмаршал фон Клюге обратился к ним с речью, напомнив о том, как во времена Наполеона французы и немцы сражались здесь бок о бок против общего врага. На следующий день французы смело пошли в бой, но, к несчастью, не выдержали ни мощной атаки противника, ни сильного мороза и метели. Таких испытаний им еще никогда не приходилось переносить. Французский легион был разгромлен, понеся большие потери от огня противника и от мороза. Через несколько дней он был отведен в тыл и отправлен на Запад^[8]».

Мы привыкли к образу французов как наших союзников по Второй мировой войне. Мы вспоминаем генерала де Голля, французских партизан, эскадрилью «Нормандия-Неман», но забываем, что до начала 1944 г. французских партизан было не более 25 000, а французов, служивших в Вермахте – более 200 000, при этом большая их часть служила на Восточном фронте^[9]. Отметим, что в числе последних защитников Рейхстага были и… французские СС-овцы.

Все это напоминает Отечественную войну 1812 г. И в 1812-м, и в 1941-м против России воевали австрийцы, валлонцы, фламандцы, французы, итальянцы, хорваты, венгры, поляки, испанцы. В 1941 г. прибавились румыны, финны, норвежцы. Нельзя не вспомнить слова Пушкина о нашествии Наполеона:

«Не вся ль Европа тут была,
А чья звезда ее вела?»^[10]

Действительно, и вторжение Наполеона, и немецко-фашистская агрессия явились «нашествием двунадесяти языков». Как писал Лермонтов в стихотворении «Бородино»: «Все промелькнули перед нами, все побывали тут».

Однако между Первой и Третьей Отечественными войнами есть целый ряд параллелей, помимо упомянутых. Вначале Россия пытается противодействовать всеевропейской диктатуре Наполеона, вступает в различные коалиции, воюет с Францией, теряя десятки тысяч солдат и терпя поражения под Аустерлицем и Фридландом^[11]. После прихода Гитлера к власти большая часть контактов Советского Союза с Германией была свернута, наступило время противостояния, кульминацией которого явилась война в Испании, где советские офицеры и военные специалисты воевали против немцев и итальянцев^[12]. Отметим, что война в Испании кончилась поражением антифашистских сил.

Адольф Роэн. Встреча Наполеона I и Александра I на Немане 25 июня 1807 года. 1807

В результате неудачной Польской кампании в 1807 г. Александр Ι вынужден заключить Тильзитский мир – вполне почетный по своим условиям, в особенности учитывая поражение под Фридландом и по сравнению с теми договорами, что подписывали прочие побежденные государства с Наполеоном, но постыдный с точки зрения русского дворянства^[13].

Советский Союз пытался создать широкую антифашистскую коалицию, и не его вина, что из-за неконструктивной (если не сказать более) позиции западных держав она не состоялась. Оказавшись в фактическом дипломатическом одиночестве перед угрозой войны с Германией, руководство СССР было вынуждено подписать с ней договор о ненападении, который был ничем не хуже, скажем, «Мюнхенского сговора»^[14]. Напротив, гораздо достойнее, так как подписавшие его западные страны предавали своего союзника (Чехословакию) и получили на свою голову скорую войну и поражение. Между тем СССР получил благодаря ему значительные территории, отторгнутые от него в результате революции и Гражданской войны, и двухлетнюю передышку, необходимую для подготовки к будущей великой войне.

Тем не менее многими в СССР и за его пределами этот договор осмыслялся как постыдный и вынужденный. В событиях как 1812 г., так и начала Великой Отечественной войны весьма велика роль Англии, которая делала очень многое для вовлечения России в войну, поскольку в первом случае речь шла о сокрушении континентальной блокады, а во втором – о спасении Великобритании от конечного краха.

Даже время начала и той, и другой Отечественной войны почти совпадает. Бонапарт перешел Неман 12 (25 июня) 1812 г.: нацисты и их союзники обрушили страшный удар на СССР в 3:40 22 июня 1941 года. И в том, и в другом случае враг обладал количественным и качественным, стратегическим и тактическим превосходством в начале: полумиллионная армия Наполеона против двухсот тысяч русских солдат и офицеров двух разделенных русских армий^[15]. Пяти с половиной миллионам солдат и офицеров немцев и их союзников в западных округах СССР противостояли лишь два миллиона девятьсот тысяч советских солдат и офицеров, создать прочную оборону на направлении главных ударов врага не удалось в силу рассредоточенности советских войск.

При рассмотрении причин поражений лета-осени 1941 г. многие современные исследователи отмечают абсолютное превосходство немецких войск в области управления, связи, боевой подготовки личного состава. Приведем лишь несколько фактов: вплоть до конца 1942 г. механики-водители советских танков получали практику вождения от 5 до 10 часов, а многие имели лишь 2 часа. Между тем для нормального вождения танка требовалось не менее 25 часов^[16]. Еще хуже было положение дел в авиации: в Западном Особом военном округе из 1909 самолетов боеготовых было всего 1086 при 1343 экипажах. Но из них в сложных метеоусловиях управлять самолетами могли лишь… 4. В мае 1941 г. вся авиация получила «неудовлетворительно по боевой подготовке», как и большинство военных округов на Западе страны^[17].

Между тем уже в 1939 г. в войсках Люфтваффе насчитывалось около 8000 летчиков, имевших право пилотировать самолеты любых типов. Не менее четверти из них владели методикой слепого пилотирования. Понятно, что при таком раскладе всякие разговоры о превентивной войне, которую якобы готовил СССР против Германии, смешны. Кстати, Наполеон, как и Гитлер, также обвинял Россию в намерении… напасть на него^[18].

И та, и другая Отечественная война ознаменовалась вынужденным начальным отступлением. Однако в случае Великой Отечественной оно носило гораздо более невольный и тотальный характер. И если в 1812 г. удалось сохранить ядро армии, то в 1941 г. потребовалось срочно создавать новую кадровую армию взамен прежней, разгромленной в летне-осенних боях 1941 г.

И в том, и в другом случае битва под Москвой явилась началом глубинного перелома в войне

Отметим значение Смоленского сражения и в той, и в другой войне: для кампании 1812 г. она была важна соединением двух армий – Барклая де Толи и Багратиона, а для Великой Отечественной – остановкой врага на главном направлении на целых два месяца^[19]. И в том, и в другом случае битва под Москвой явилась началом глубинного перелома в войне: Бородинское сражение действительно надломило дух Наполеоновского воинства, и из Москвы вышла уже не дисциплинированная армия, а по большей части вооруженный сброд^[20]. Московская битва и отступление из-под Москвы холодной зимой 1941 г. явились шоком для прежде непобедимого Вермахта^[21]. Обе войны завершились заграничными походами, освобождением Европы и ее переустройством совместно с союзниками: Ялта и Потсдам по своему смыслу мало отличаются от Венского конгресса.

И та, и другая война была народной. Рекруты в 1812 г. плясали от радости, что их забирают на войну^[22]. Во время Великой Отечественной было подано не менее 19 миллионов заявлений с просьбой отправить на фронт, определенное количество – из лагерей.

Однако главное в другом – в духовном смысле этих войн. Война 1812 г. явилась вразумлением русскому обществу, увлекшемуся подражанием Европе и Франции. Французы воочию показали свою «культурность и цивилизованность»: пляски наполеоновских солдат на антиминсах, лошади в кремлевских соборах, расправы над ранеными и пленными^[23]. Святитель Иларион Троицкий не случайно написал:

«Как будто для того, чтобы отрезвить русское общество от рабского увлечения Западом и от безрассудного пренебрежения Церковью, Промысл Божий послал великое бедствие Отечественной войны. Просвещенные французы пришли в Москву, ограбили и осквернили народные святыни, показав тем самым изнанку своей европейской души. Увы! Этот тяжелый урок не пошел в пользу русскому обществу. Лишь немногие русские люди во время Отечественной войны поднимали голос протеста против французского воспитания и за возвращение к прежней, самобытной русской православной жизни»^[24].

Перед войной в Советском Союзе в некоторых кругах, нацеленных на «мировую революцию» присутствовала иллюзия, что немецкий пролетарий воткнет штык в землю, представители других прослоек наивно думали, что «цивилизованные немцы» будут вести себя культурно. Соотечественники Маркса и Энгельса воочию показали, что нам следует ждать от «немецкого пролетариата» и «культурной Германии». Духовным результатом той и другой войны во многом явилось прозрение русского (советского), общества, возвращение его части к православной вере, к ценностям патриотизма.

Немецкий бомбардировщик сбрасывает бомбы

Приведем свидетельство профессора СПБГУ, д.и.н. Юрия Георгиевича Алексеева, блокадника, ветерана Великой Отечественной войны:

«До 6–7 сентября Ленинград не бомбили. Но восьмого числа был страшный налет, разбомбили Бадаевские склады. Потом мы ходили, выбирали землю. Она был сладкая. Из магазинов исчезали продукты, сокращалась выдача хлеба. Начались постоянные артобстрелы, бомбежки. Но самым страшным днем для меня стало 16 октября, когда в газетах я прочитал: “Москва на осадном положении”. В голову не вмещалось, что Москву сдадут. И насколько радостной оказалась весть о параде 7 ноября 1941 г. и речь Сталина, его призывы: “Под знаменами Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова – вперед к победе”. И думалось: “Слава Богу! Конец этому проклятому троцкистскому интернационализму. Возвращается русский патриотизм”»^[25].

И в той, и в другой войне Русская Православная Церковь, несмотря ни на что, была со своим народом

И в той, и в другой войне Русская Православная Церковь, несмотря ни на что, была со своим народом^[26]. Будущий митрополит Филарет, тогда иеромонах, так говорил о единстве всего русского общества («единении народа и решимости, проистекающей из уверенности в Боге и в правоте своего дела») перед лицом смертельной опасности:

«Верный народ не поколебался, но вверил судьбу свою Богу и монарху. Крепкий союз любви между подданными и государем… есть другой источник силы, сохранившей невредимой целость государства против напряженнейших усилий к его потрясению и сообщившей благоустройство и живость его действиям во дни нестроения. Будучи уверен в чувствах своего народа, он пригласил его ко всеобщему восстанию против врага, и, точно, все восстали. Каждый поместный владелец учреждал посильное войско для слияния в общую силу, множество свободных рук оставляли весы, перо и другие мирные орудия и простирались к мечу. Свободные пожертвования на потребности брани приносимы были не только свободными щедро, но и теми, которые сами могли быть представлены другими в пожертвование… Семейства менее, нежели обыкновенно, плакали, провожая новых ратников, забывали родство, помышляя об Отечестве. Простые, но чистые и твердые правила нравственности, переданные от предков и не ослабленные иноплеменными нововведениями, поддерживали сию верность к своим обязанностям среди опаснейших соблазнов и величайших трудностей. Когда глас законов уже почти не слышен был среди шума бранного, закон внутренний говорил сердцу россиянина столь же сильно и повелительно: “Не смущайся сомнением и неизвестностью; в клятве, которую ты дал в верности царю и Отечеству, ты найдешь ключ к мудрости, разрешающей все недоумения. Уклоняясь от смерти за честь веры и за свободу Отечества, ты умрешь преступником или рабом; умри за веру и Отечество – ты приимешь жизнь и венец на небе”. Идол Франции сокрушился о грудь России»^[27].

Сравним его со знаменитым обращением митрополита Сергия (Страгородского):

«Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству… Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге пред Родиной и верой и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы – православные, родные им по плоти и вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом… Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших души свои за народ и родину… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины. Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг…»^[28].

В последнее время многими принято представлять 22 июня днем нашего позора. Это неверно. Это день нашей скорби и славы

В последнее время, к сожалению, многими принято представлять 22 июня днем нашего позора. Это неверно. Это день нашей скорби и славы. С самого начала войны русский советский народ дал великие примеры мужества, верности и чести. Целый месяц в нечеловеческих условиях держались защитники Брестской крепости. Из сотен пограничных застав ни одна не была оставлена пограничниками без боя, большинство из них погибло на своих боевых постах. Одно имя Николая Гастелло, который 25 июня 1941 г. направил свой горящий самолет на немецкую танковую колонну, должно закрыть уста хулителям русского народа, его чести и славы.

Немецкие войска пересекают советскую границу на территории современного Шептицкого района Львовской области Украины 22 июня 1941 В контексте двух Отечественных войн по-особому прочитывается стихотворение А.С. Пушкина «Клеветникам России»:

И ненавидите вы нас…

За что, ответствуйте, за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, пред кем дрожали вы?

За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир,
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?»

Все, к сожалению, повторяется. Как Европа XIX в., так и нынешняя ответили ненавистью и неблагодарностью русскому воину-освободителю. Об этом остается скорбеть и все же надеяться на вразумление и покаяние гордого европейского человека.

Русский солдат в 1812 г. искупал грехи «просвещенной Европы» – ее революции, ее цивилизованное богоборчество, хищничество и презрение к прочим народам. Советский солдат в 1941–1945 гг. так же своим подвигом преодолевал преступления и беззакония европейского (и шире – мирового) капитализма, его безумное стяжательство, доведенное нацизмом до людоедства, его расистское самовозношение над «неполноценными», его злобу и безбожную гордыню. Тот образ жизни, который нес советский воин, действительно определялся свободой, миром и честью.