«Ты правда не понимаешь, почему тебя никуда не берут?»

Часть 1. «Через заикание – к Богу»

«Я лучше найду себе кого-нибудь другого»

Портрет учительницы. Художник: Михаил Лисовский, 1960 г.

Антонина закончила учиться, пришло время устраиваться на работу… Как я уже писала, она хотела работать с заикающимися детьми-дошкольниками.

– Это был для меня очень сложный путь. Но здесь, как нигде, для меня виден Промысл Божий, – говорила она. – И интересно, что все в этом вопросе упиралось в разные праздники Богородицы. Больше всего в Успение.

Сразу после сдачи госэкзаменов, еще даже не защитив диплом, Антонина начала искать работу. Параллельно поступила в магистратуру.

– Я ходила по всяким речевым садам. Первое мое собеседование помню очень хорошо, – рассказывала она. – Мы очень интеллигентно поговорили с заведующей. А потом она мне сказала: «Знаете, я лучше найду себе кого-нибудь другого. Не столь ярко привлекающего к себе внимание». Потом были разные собеседования. Где-то сразу говорили: «Нет». Где-то обещали перезвонить и не перезванивали. А большинство были из серии: «На себя посмотри. Логопед с двумя тростями. Нас родители вопросами замучают. Зачем ты вообще в эту область пришла?». А мне все казалось: ну, первое собеседование – нет, второе – нет, пятое… десятое… Впереди еще целое лето – найду. До какого-то собеседования была еще очень сильная самонадеянность. Потом пошла к своему духовнику: «Ну батюшка, ну как же так. Я же так хочу работать». Он благословил читать акафист Спиридону Тримифунтскому. И я его читала. А потом собеседовании на пятнадцатом меня, что называется, сломали.

В тот день Тоня отправилась в садик, который по сути ей был и не очень нужен. Находился он далеко, ездить туда ей было неудобно.

– Заведующая спросила, где я до этого была на собеседовании. Я ответила. «Ты правда не понимаешь, почему тебя на работу не берут? – сказала она. – Ты понимаешь, что тебя никуда не возьмут? Даже не пытайся». Уходя, я разрыдалась. Меня это не сподвигло бросить. Но теперь я часто рыдала, даже выла. И уже понимала, что не все в моих руках. И что надо молиться, Господь как-то к чему-то приведет.

«Вы из плохой семьи?»

На следующем собеседовании ей сказали, что зря она поступила в магистратуру и занимает чужое место. Она – такая – все равно никому никогда не поможет. А все ее характеристики с мест прохождения практики – это поддельные бумажки.

На следующем собеседовании ей сказали, что зря она поступила в магистратуру и занимает чужое место

– Одну бумажку, которую они обещали порвать, мне написали с такой любовью… Так благодарили. Я шла по городу, рыдала, думала, потеряю сознание. Зашла в храм. Там – икона Ксении Петербургской. Я ей тоже до этого молилась. Подошла: «Матушка Ксения, как же так? Я так хочу работать, так хочу приносить пользу другим». А мне: «На себя посмотри!». Знаете, меня еще спрашивали: «Вы из плохой семьи, да?» Откуда у людей мнение, что если человек с инвалидностью ищет работу, значит – его семья автоматом плохая? Я все что угодно могу понять – оскорбления и т.д. Это страх, боязнь столкновения с тем, чего они не видели. Хотя это я сейчас могу так спокойно об этом говорить. Но про семью не могу понять.

Было и еще одно очень «яркое» собеседование.

– Заведующая, пожилая и опытная, сказала, что у них открывается ранняя группа для детей с различными нарушениями. «Давайте, конечно», – ответила я. Но тут она подняла на меня глаза: «Я, конечно, понимаю, у тебя диагноз и ты не все соображаешь. Но не до такой же степени! Ты представляешь: там дауны! Ты хочешь мне сказать, что ты рада идти работать с даунами?!» Я была в шоке. А дальше заведующая читала мне лекцию про то, как ужасны дауны, и в итоге меня не взяла. Чему я даже обрадовалась.

Количество собеседований перевалило за двадцать. И тут в очередном садике рядом с тем, где она проходила практику, неожиданно открылась вакансия.

– А мне уже надоело ездить вхолостую.

И я решила по-честному поговорить с заведующей по телефону. Позвонила, объяснила свою ситуацию. Она призадумалась, позвала к телефону старшего логопеда. Это был четверг. И они мне говорят: «Приезжайте на собеседование в понедельник». Точное время собеседования не назвали. Сказали в понедельник с утра позвонить. Понедельник был днем перед Успением – 27 августа.

«Господи, почему Ты меня оставил?»

В назначенный день перед собеседованием Тоня решила съездить на службу в храм рядом с практикой. Подъезжая, как и договаривались, позвонила заведующей:

– Почему ты не пришла? – спросила та.

– Вы сказали позвонить в понедельник.

– Мы тебя ждали в пятницу.

– А я точно помню разговор и что они сказали позвонить в понедельник, – говорила мне Антонина. – И я до сих пор не знаю: они меня специально обманули или и правда перепутали?.. Подхожу к храму, плачу – не могу. На службе рыдала, на исповеди… Потом чуть успокаивалась – и новая волна: «Господи, почему Ты меня оставил?! Я же стараюсь, я же молюсь…» На молебне, когда пели «Царице моя Преблагая», я стояла и понимала, что в этой безвыходной ситуации, когда я уже три месяца бегала по собеседованиям, только на Богородицу и надежда. Я такой молитвы больше у себя и не помню.

Я понимала, что в этой безвыходной ситуации, когда я уже три месяца бегала по собеседованиям, только на Богородицу и надежда

У Антонины есть подруга. Зная об этих ее мытарствах, еще раньше она посоветовала ей молиться о работе мученику Трифону.

– А я ни его житие не знала, ничего, первый раз о нем услышала даже, – говорила Тоня. – И отнеслась к ее словам скептически. Да и духовник благословил молиться Спиридону Тримифунтскому. Но подружка заладила: «Помолись, помолись». Ну, я ему и помолилась. А мои преподаватели посоветовали еще походить по отделам образования районов – по высшему начальству. И сказали, что в одном районе руководитель – очень хорошая, добрая. С ней точно контакт будет. А в другом – женщина с очень тяжелым характером: «Еще раз выслушаешь о себе что-нибудь неприятное». Поэтому я к ней решила не ходить, а пошла к первой.

Хорошая и плохая

– Хорошая очень вежливо со мной поговорила. Обещала все найти и позвонить, – продолжала Антонина. – Когда я ей позвонила сама, сказала, что меня не помнит. Я решила для себя, что она правда забыла. Когда я ей опять позвонила, она сказала, что конечно помнит, но ей не до меня. Зачем было обещать тогда?.. К ней я ходила еще до Успения… В итоге мне ничего не оставалось, как пойти ко второй – «плохой». И так получилось, что наша встреча состоялась 28-го, на Успение Пресвятой Богородицы. Ничего хорошего я не ждала. Хотела просто достойно это пережить.

Тоня вспоминала, что эта грозная женщина выглядела именно так, как в сериалах изображают женщин с сильным характером. Яркая, резкая, с высокой прической. Девушка начала ей рассказывать о своей проблеме.

– Я-то здесь при чем? Вы из соседнего района, – ответила она.

– А я там уже была, мне там наобещали и ничего не сделали, – говорила мне Антонина. – Но я же не могу так сказать. Сказала, что вакансий нет. «Не может такого быть…». В итоге мы с ней договорились, что я буду ей звонить каждую неделю и узнавать, есть ли вакансии… Наступил октябрь, и вдруг она мне звонит сама. Я даже испугалась. Она такой большой человек, чиновник. Появилась вакансия в коррекционной школе. «Иди, поработай хотя бы год. Потом переведешься». А я совсем не хотела в коррекционную школу…

«Не подходите к этим детям»

Я спросила Антонину, почему она так не хотела в коррекционку?

Оказалось, что изначально она хотела работать именно с тяжелыми детьми.

– Когда я поступала в университет, я еще плохо понимала, что такое логопедия. Во мне играла некая гордыня. Что я сама много была на реабилитациях, видела много тяжелых детей. И была уверена, что смогу с ними работать. А с простыми детьми в тех же детских садах работают слабаки. На первую свою практику на первом курсе я попала как раз в коррекционную школу. Там было много детей с тяжелой умственной отсталостью. И некоторые (сложно их назвать коллегами и педагогами) нам говорили: «Не подходите к этим детям, даже не играйте с ними. Им все равно помочь ничем нельзя». Я была в шоке. Да, интеллектуальное развитие этих детей не соответствовало норме. Но они играли, делали поделки, общались. Для общения не всегда нужна речь. И тогда у меня возник ужас. Что специалисты детям не помогают, никто не хочет ими заниматься. Кругом кошмар. Это было первое чувство. А второе – что я-то точно буду, выучусь и буду направо и налево творить чудеса. Так было в начале практики… Потом была встреча с заикающимися детьми. И понимание, что работа логопедов и дефектологов в разных направлениях – это не про то, что кто-то из них сильный или слабый. А про то, что у них разные интересы, таланты и возможности. А еще я думала, что мое место – именно в детском саду. Почему? В саду как-то больше надежды. В школе мы уже смотрим правде в глаза. Иногда борись – не борись, а диагноз оказывается сильнее. То, что я раньше осуждала. Бороться тоже надо с умом. И мне казалось, что именно я долго в школе не протяну. Как-то так. Но когда мне сделали это предложение, я поняла, что либо я устраиваюсь туда, либо не устраиваюсь никуда. И я пошла. Так Господь исправил мою самонадеянность. «Никогда не пойдешь в коррекционную школу? Правда?..»

«У Господа свой план»

В этой школе Тоня сначала не могла поверить тому, что увидела. Признаются, что до последнего искала какой-то подвох.

Через неделю мне сказали: «Приходи, пиши заявление об устройстве на работу». И получилось, что на Успение я отчаялась, а на Покров устроилась

– У всех людей там светились лица, – рассказывала она. – Все меня поддерживали. Говорили, что работать непросто, но таким детям обязательно надо помогать. «Наша работа трудная, но благодарная». Через неделю мне сказали: «Приходи, пиши заявление об устройстве на работу». Это был канун Покрова – 13 октября.

И получилось, что на Успение я отчаялась, а на Покров устроилась. Поначалу было непросто, иногда казалось: не выдержу, не вытяну. Но тяну, слава Богу. С этими детьми я научилась такому, чему никогда не научилась бы в другом месте. И я узнала, что такое работать в хорошем коллективе с хорошим начальником. Тернистым путем пришла туда, куда я должна была прийти.

Весной Антонину вызвали на совещание и сказали, что освобождается ставка в группе для заикающихся детей. Предложили поработать и там.

– Сначала я растерялась – смогу ли. Но в итоге устроилась. Накануне Успения Пресвятой Богородицы – 26 августа. Опять – в одно Успение год назад отчаялась, а в другое – сбылась моя мечта. И теперь я знаю: когда нам кажется, что что-то идет не так, не надо отчаиваться. У Господа свой план. Только в нашей школе мне делают такой график, что можно совмещать с садиком. А с мучеником Трифоном, которому я молилась по настоянию своей подруги, интересная история вышла. Когда я уже устроилась, то пришла в свой храм, встала в тот угол, где я всегда стояла. Подняла глаза – а там икона мученика Трифона. А я и не замечала, что это он, всегда считала, что вообще не знаю этого святого.

А мама Антонины устроилась на работу одновременно с дочерью. Раньше не получалось. Сначала она занималась ее реабилитациями. Потом родился сын, затем – дочь. Когда дети выросли, тяжело болели бабушка с дедушкой. Женщина занималась ими. Потом они ушли.

– Мама не защитилась, но работает в университете по специальности. Все хорошо.

«Чем я могу послужить людям?»

Вот такая история о чудесах, помощи Божией и очень сильном человеке, который не сдавался, несмотря ни на что. Но мне не хочется заканчивать разговор. Хочется задать еще вопросы. Например, как сама Антонина относится к своей инвалидности? И как она думает, почему Господь решил так, а не иначе?

– Отношение у меня разное. Когда валяешься на льду или прыгаешь за автобусом по сугробам с палками, то думаешь – а почему именно ты валяешься? А глобальное принятие инвалидности приходит постепенно.

Господь наделил детей одним очень интересным свойством. Пока ты ребенок, младший подросток, тебе кажется, что ты вырастешь – и все будет хорошо, даже идеально. Ты интеллектуально сохранный человек, понимаешь механизм заболевания. Понимаешь, что никогда не будет нормы. Но ты строишь планы на жизнь без учета своих особенностей. Море по колено. А по мере взросления приходит понимание, что хотя море далеко не по колено, но и с этим можно замечательно жить. Нет такого: «А за что? А почему?» Есть: «А что я могу сделать хорошего, будучи такой, какая я есть? Чем я могу помочь и послужить людям?». Зачем это Богу? Я не знаю, Ему виднее. Но абсолютно точно – на момент моего рождения в планах моих родителей воцерковления не значилось. Все планировали жизненный путь, надеясь на себя. Карьера, наука, Европа, атеистическое окружение. Мы бы не пришли к Богу и точно не приняли Промысла Божия о нас, если бы не эта ситуация. Или произошло бы это гораздо позже. Но Он дал нам совершено другую жизнь. Господь столько хорошего для меня сделал, столько всего произошло, что я понимаю: это великий Промысл Божий, Его рука. А сейчас, с началом СВО, я все думаю: а что было бы, если бы Господь нас насильно здесь не оставил? Если бы мы уехали в Европу? Сидели бы мы там, как какие-то старые-престарые релоканты. А мы здесь.

Любовь не зависит от того, какой ребенок

Еще мне интересно, а как все же реагируют дети и родители на такого необычного логопеда?

– Спрашивают, но не со зла, конечно. И дети, и родители у меня хорошие. Мне очень повезло. Ребята палки просят потрогать. Вообще, это счастье – подвизаться на работе мечты, я говорила. И счастье – когда у ребенка происходит шажок. Понимаешь, что не зря ты оказалась в коррекционной школе.

Я спрашиваю, а говорит ли Антонина с родителями особых детей о Боге? Я сама – мама девочки с синдромом Дауна. И знаю, что принять это до конца можно, только когда ты веришь, когда ты в Церкви, с Господом.

– Редко. Но иногда сами родители, понимая, что я – человек верующий, спрашивают: «Это проклятье, да?» Пытаешься как-то смягчить. А однажды была ситуация. Мы видели, что ребенка из обычной группы срочно нужно было перевести в специализированный сад. Ему нужна была специфическая помощь. Но все попытки уговорить маму это сделать проваливались: «Он – нормальный!». Я объясняла, что мы предлагаем перевести его не для того, чтобы нам здесь стало легче. А потому, что ребенку нужна особая поддержка. И тут она говорит, что прекрасно все понимает. Но на нее давит родня: «Если ты пойдешь в коррекционный сад, пойдешь оформлять инвалидность, то это значит, что ты ребенка не любишь!!!» Муж говорит: «Признаешь его дураком – я уйду!» И вот она спрашивает меня: «Что мне делать? Почему так происходит? Почему рождаются такие дети, которые никому не нужны, которым плохо?» – «Но зачем-то такие дети нужны Богу, – ответила я. – С Богом-то им хорошо». – «Наверное, вы правы». Это было чудо. Она пошла к психиатру, они начали реабилитацию. И когда потом я встретила их семью, мама эта была такая светлая: «Спасибо. Я пришла к врачу. Он мне объяснил, как лечить. Он вызвал мужа. У нас все хорошо». Выздоровел малыш? Нет! Но эти люди поняли, что их любовь друг к другу не зависит от того, какой у них ребенок. А от их любви зависит счастье их семьи.

Я спрашиваю Тоню, есть ли у нее еще мечты?

У Антонины есть мечта о крепкой православной семье и об усыновлении

– Очень хочется семью, очень хочется детей. Хотя я понимаю, что тут может быть миллион каких-то медицинских преград. Но если Господь даст мне мужа и я не смогу заиметь своего малыша (да если и смогу), я очень хочу усыновить ребенка. Я много читаю и изучаю эту тему. Так что да. У меня есть мечта о крепкой дружной православной семье и об усыновлении.

Милая, прекрасная, чудесная, сильная девушка! Пусть Господь исполнит и эту вашу мечту!