О монашестве в Малороссии в XVIII веке в контексте секулярной политики российских императоров

В. В. Верещагин. «Великая церковь Киево-Печерской лавры» (1905)

История русского монашества к этому времени насчитывала уже восемь столетий. По всей Руси были основаны сотни монастырей, в которых просияли подвигами добродетельной жизни тысячи известных и безвестных подвижников. Святая киевская земля не только хранит память о крещении русского народа, но также является и колыбелью русского монашества.

В XVIII веке административное устройство Российской империи было весьма неоднородным. Малороссия почти на протяжении всего XVIII столетия имела особенности в управлении, хозяйстве, культурной и церковной жизни. Если в государственном отношении левобережная Украина вошла в Московское царство в 1654 году, то в церковном отношении воссоединение Киевской митрополии с Москвой произошло несколькими десятилетиями позже – в 1687 году. Однако еще целое столетие уже внутри Российского государства церковная жизнь Малороссии определялась не только культурными, но и законодательными особенностями.

В данной статье будет рассмотрено законодательное регулирование монашества в Малороссии по сравнению с Великороссией, освещены вопросы поступления в монастырь и принятия пострига.

Историография вопроса

Современных специальных исследований и публикаций на русском языке о проблемах монашества Малороссии XVIII века нам найти не удалось. Скорее всего, их и вообще нет, поскольку далеко не многочисленны исследования и в области истории монашества Великороссии ХVIII века. Однако на украинском языке есть прекрасная работа М.В. Яременко «Киiвське чернецтво XVIII ст.» (Киiв, 2007). Данная книга сочетает в себе профессиональный исторический научный подход, знакомя читателей с неопубликованными ранее интереснейшими данными о киевском монашестве, и одновременно демонстрирует глубоко церковное отношение автора к монашеству, что отражено в самой структуре работы. Монография М.В. Яременко вполне может послужить образцом для современных и будущих историков монашества.

Известная работа И.К. Смолича «Русское монашество. 988–1917 годы» (М., 1997)[2] отражает многие аспекты исследуемой нами темы.

Проблемы русского монашества XVIII века находят отражение в многочисленных публикациях XIX и начала ХХ веков. Неоценимым пособием является книга К.В. Харламповича «Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь», опубликованная в 1914 году. Многие из дореволюционных публикаций подготовлены на основе Полного собрания законов Российской империи[3]. К сожалению, некоторые из этих авторов делают выводы о фактическом положении монашества лишь на основании принятых законов. Для того чтобы выводы были несомненны, необходимо подтверждение об исполнении общеимперских законов на местах. Это, в свою очередь, требует вдумчивой проработки местных монастырских архивов.

Другая значительная часть дореволюционных публикаций касается проблемы монастырского хозяйства и секуляризации монастырских земель[4]. Именно на экономических проблемах, связанных с имуществом, секуляризацией, монастырскими крестьянами сосредоточились историки советского периода, что объясняется интересами марксистской идеологии. В 1984 году А.И. Комиссаренко защитил докторскую диссертацию на тему «Вотчинное хозяйство духовенства и секуляризационная реформа в России (20–60-е годы XVIII века)». На тему церковных имуществ в XVIII веке было защищено также несколько кандидатских диссертаций.

В последние годы опубликовано много работ и исследований, посвященных отдельным монастырям или епархиям Малороссии XVIII века на украинском языке. В современной украинской историографии можно встретить диаметрально противоположные оценки состояния Православной Церкви на Украине в XVIII столетии[5]. Однако, по замечанию М.В. Яременко, на хорошем фактографическом уровне не исследована ни внутренняя, ни внешняя церковная история[6]. Украинские исследователи пишут в основном в границах национальной плоскости, не обращая внимания на процессы, происходившие именно в плоскости церковной – прежде всего, на создание синодальной Церкви.

Существуют также интересные работы, посвященные пастырской деятельности киевских монахов[7], проблемам образования и ученого монашества в XVIII веке[8].

Законодательное регулирование монашества в Российской империи

Исторически монашество возникло как внеинституциональное движение. Первые дошедшие до нашего времени правила, регламентирующие жизнь монахов и монашеских общин, составил святитель Василий Великий в середине IV века. Начиная с этого времени жизнь монашеских общин регламентировалась многочисленными уставами и правилами, издаваемыми как самими общинами, так и церковной и государственной властью. По-разному сложились судьбы монашеского движения на Востоке и Западе Римской империи. Русская Церковь в полноте восприняла от Константинопольской Патриархии традиции и правила Восточной Церкви.

По наследству от Византии перешли и некоторые церковные и общественные проблемы. В частности, проблема монастырской собственности возникла не в России XVII века, а за 1000 лет до этого. И секуляризацию первый проводил не Петр I или Екатерина II, а византийские императоры-иконоборцы[9]. Однако параллели здесь можно проводить до известного предела, ибо, по выражению одного современного немецкого византолога, Византийская империя в VI веке уже «монахизировалась»[10] и пребывала таковой (с известными оговорками) до конца своего существования. От чего, собственно, и отказались Петр I и его преемники на Российском императорском престоле.

Законодательные постановления, регламентирующие монашескую жизнь в Российской империи в XVIII веке, изданы и доступны в следующих законодательных сборниках:

– Полное собрание законов Российской империи[11] (далее – ПСЗРИ);

– Свод законов Российской империи[12] (далее – СЗРИ);

– Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания (далее – ПСПиР).

О вступлении в монашество

В петровское время, как уже было упомянуто выше, было издано несколько регламентировавших монашество указов. Прибавление к Духовному регламенту, принятое в мае 1722 года[13], запрещало постригать мужчин, не достигших 30 лет. Для женщин возраст пострига составлял от 50 до 60 лет (исключения допускались лишь с позволения Синода). Для военнослужащих и чиновников постриг был и вовсе запрещен.

28 января 1723 года был дан указ, который требовал в Синодальной области (с 1742 года – Московская епархия) и архиерейских епархиях в обители никого не постригать, а на освобождающиеся места назначать отставных солдат.

31 января 1724 года было позволено принимать в обители семинаристов после трехгодичного искуса, но и то только по достижении 30 лет[14].

После смерти Петра I его политика по отношению к монашеству была продолжена. При Екатерине I были подтверждены все указы Петра.

Изменение курса произошло после смерти Екатерины I и ссылки А.Д. Меншикова. Краткое время царствования малолетнего Петра II связывали с надеждами на «возрождение старины». В указе Петра II от 13 ноября 1727 года произведено некоторое смягчение ограничений пострига: «Всякого чина людям, кроме тех, которым указами запрещается, желающим монашества, милостиво разрешить»[15]. Указом 9 июля 1729 года разрешено постригать присланных в монастыри солдат согласно с их пожеланием. Были даже возобновлены некоторые обители, пришедшие в результате предшествовавших указов в запустение. Однако этот краткий благоприятный монашеству период закончился с преждевременной смертью от оспы царя Петра II.

Период царствования Анны Иоанновны (1730–1740) – самый тяжкий для русского монашества. Указом 10 июня 1734 года во всех монастырях Российской империи был запрещен постриг, кроме священников, диаконов-вдовцов и отставных солдат. К нарушителям указа применялись суровые санкции (архиерею – штраф 500 рублей; с настоятелей – снятие сана и ссылка). Все постриги могли осуществляться только с разрешения Синода. Уже в 1740 году планировалось введение монастырских штатов, которые были введены позднее (в Великороссии – в 1764 году, в Малороссии – с 1786 года).

Следуя в целом петровской традиции, были предоставлены льготы ученому монашеству: 5 июля 1738 года было позволено постригать всех «ученых и к службе годных» в случае соблюдения других условий (увольнение, свидетельство о доброй жизни)[16].

За сухими формулировками аннинских указов скрываются сотни разоренных обителей, сотни осужденных и сосланных в Сибирь настоятелей, кровь, пот и муки тысяч простых монахов. За десять лет репрессий число монахов и монахинь сократилось более чем на 10 тысяч человек: с более чем 25 тысяч (в 1724 году) до 14 тысяч монахов и монахинь в конце правления Анны[17].

Для того чтобы сделать вывод об исполнении и действенности ограничительных указов и распоряжений в отношении Малороссии, нужно ознакомиться с документами, отражающими численность братии различных монастырей.

М.В. Яременко, проанализировав документы киевских неставропигиальных мужских монастырей, делает вывод, что суровость постановлений петровского времени и начала правления Анны Иоанновны (до 1732 года) для Киевской епархии не была ощутима. С 1723 по 1732 год в Софийской обители приняли монашество 31 послушник, в Николаевской – 20, в Золотоверхо-Михайловской – 29, в Братской – 12, в Выдубицкой – 15, в Кирилловской – 12[18].

Интересно было бы сравнить эти данные с подобными данными в различных епархиях Великороссии.

После 1734 года ситуация резко изменилась. Во всех перечисленных монастырях за два года – в 1734–1735 годах – не было пострижено ни одного послушника. Из чего можно сделать вывод, что репрессии аннинской поры держали в страхе и киевское монашество. Тем не менее, к 1740 году в Малороссии оказались сотни иноков, постриженных вопреки указам[19].

Смена политики по отношению к монашеству произошла при воцарении Елизаветы Петровны. Особенно это коснулось малороссийского монашества. Вот текст именного указа императрицы Елизаветы Петровны 1749 года:

«Марта 22-го. Именный, данный Синоду.

Указали Мы: по докладу преосвященного Стефана, архиепископа Новгородского, семинарии Новгородской учителей Павла Сопковского, Ивана Кремянского, Ивана же Кременецкого по их желанию постричь в монахи, и впредь из Малороссийского народа, желающих в монашество, в находящиеся в Малороссии монастыри к пострижению допускать токмо с ведома и усмотрения епархиальных архиереев, а в Киево-Печеркую лавру – архимандрита тоя лавры, по силе Духовного регламента; однако же сие позволяется с таким подтверждением, что малолетных ниже 17 лет[20], хотя бы кто из таковых и сам пожелал, а в неволю и никого, особливо же великороссиян, ежели кто того домогаться будет, ни под каким видом без собственного Нашего указа отнюдь не постригать»[21].

В этом указе наглядно противопоставлены льготы малороссиянам строгому запрету постригов великороссов.

Благодаря постоянно совершавшимся постригам численность братии в киевских монастырях в целом оставалась стабильной на протяжении XVIII века, несмотря на многочисленные переводы в Великороссию[22] и эпидемию чумы в Киеве в начале 1770 года[23]. Особенно пострадал от чумы Софийский кафедральный монастырь, где только в 1770 году умерли 49 человек.

Изменение численности братии в киевских мужских неставропигиальных монастырях с 1741 по 1784 годы представлено в приведенной ниже таблице (чел.)[24].

 *Данные на 1742 г.

Если в Великороссии после секуляризации 1764 года резко сократилось число и монастырей, и монашествующих, то на Украине монастыри не просто продолжали свое существование, но и число постригов в них было значительным. Например, в Киево-Межигорском монастыре за девять лет (с 1765 по 1773 год) было пострижено 47 человек, из них 11 были казачьими сынами[25]. Хотя постриг выходцев из казачества был юридически ограничен общеимперскими законами[26].

Одна из особенностей данного исторического периода – это разделение русского общества на сословия[27]. Сословия разделялись на податные и неподатные (привилегированные). Неподатных было два сословия – дворянское и духовное, остальные были податными. Каждое сословие имело свои привилегии и отличия. Переход из одного сословия в другое был крайне редок и труден. Все сложности при вступлении в монашество даже после отмены требования обязательного разрешения из Синода возникали потому, что оно подразумевало чаще всего переход в другое сословие. Например, если в монашество приходил дворянин, то это означало утрату каких-то дворянских привилегий, а если приходил крестьянин, то, напротив, привилегии прибавлялись. Желающие принять монашество должны были предоставить документы, свидетельствующие о том, что общество, к которому они были приписаны, не возражает против поступления его члена в монастырь[28].

Материальное положение монастырей. Секуляризация и введение штатов

Материальное положение монастыря, как правило, напрямую было связано с числом проживавшей в нем братии. В Византии общее число монахов было огромным, но монастыри были небольшими – в среднем по 10–20 человек. Ограничение числа монахов отдельного монастыря по материальным соображениям отражено даже в некоторых древних уставах[29].

По замечанию К.В. Харламповича, «малороссийские монастыри всегда преимуществовали перед великорусскими числом братии»[30]. Однако делать отсюда общие выводы о лучшем материальном положении малороссийских монастырей будет, наверное, неправильно. И все же, по наблюдениям советского историка В.М. Мордвинцева, «самым крупным и влиятельным корпоративным собственником не только на Украине, но и во всей Российской империи была Киево-Печерская лавра»[31].

Вопрос монастырских имений стоял на повестке дня с самого начала царствования Петра I, пока не был окончательно решен в пользу государства известными указами Екатерины II.

В материальном плане, несомненно, указ 1764 года оказался сильным ударом по многим обителям. Было закрыто около 500 обителей в Великороссии, 150 стали заштатными монастырями и 225 стали получать денежное пособие от государства в соответствии с расписанными штатами. Более чем в два раза сократилось число монашествующих.

Известно, что Екатерина опасалась волнений в связи с секуляризацией церковных имений, поэтому, в частности, указ о секуляризации в Малороссии был опубликован более чем через 20 лет после реформы в великороссийских губерниях. Открыто выступил против секуляризации митрополит Ростовский Арсений (Мациевич), умерший в тюрьме, ныне прославленный в лике святых.

В 1786 году секуляризация была проведена в Киевской, Черниговской и Новгородсеверской губерниях, а в 1788 году были отобраны имения у духовенства Харьковской, Екатеринославской, Курской и Воронежской губерний.

Не во всякий монастырь теперь можно было поступить, так как определенные государством штаты увеличивать было никак нельзя, и поэтому иногда, чтобы принять постриг, ждали помногу лет, пока не освобождалось определенное штатом место.

Также в 1730–1740-е годы было издано несколько указов, касающихся доходов малороссийских монастырей от имущества почивших архиереев и архимандритов. И если правительство Анны Иоанновны в жесткой форме постановило забирать все имущество почивших архипастырей, то Елизавета Петровна восстановила попранный предыдущей императрицей малороссийский обычай раздавать имущество почивших архиереев по монастырям и храмам на помин души.

Духовная жизнь и подвижничество в Малороссии XVIII века

В исследованиях монашества XVIII века постоянно указывается на негативные черты духовного, морального состояния монашества, а именно «зараженность мирским, хозяйственным духом», «сутяжничество», пьянство, ссоры между братией[32]. Все эти исторические исследования производились с использованием фондов монастырей и консисторий, в которых отражены именно случаи нарушения монашеского устава.

Подвиги, внутренние по своей сути, редко находили документальное отражение, совершенно справедливо замечает М.В. Яременко[33]. Изучив по архивным документам моральный облик насельников киевских монастырей XVIII века, историк делает вывод, что «традиция достойного монашеского жития не исчезла», и нельзя говорить про ухудшение моральной дисциплины в XVIII веке, тем более что пока не достаточно изучен данный вопрос о веке XVII-м[34].

Мы же можем добавить к сказанному, что то возрождение старчества на Руси в XIX веке, о котором так много написано и сказано, имело свои истоки в Малороссии XVIII века.

Прежде всего, речь идет о преподобном Паисии Величковском, уроженце Полтавщины, воспитаннике Киевской академии, значение трудов которого так описывает протоиерей Сергий Четвериков:

«Нельзя правильно представить себе духовное состояние русского монашества и русского народа в XVIII и XIX веках, не учитывая духовного влияния старца Паисия и его учеников. Это влияние распространилось более, нежели в 100 обителях 35 епархий Русской Церкви, при посредстве более 200 учеников старца и их преемников. Под его влиянием изменился облик русского монашества: возвысилось значение внутреннего духовного подвига, о характере которого можно судить по старчеству Оптиной Пустыни и по изображению его в русской литературе (“Братья Карамазовы”). Знаменитейшие из русских писателей (Н.В. Гоголь, И.В. Киреевский, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, В.С. Соловьев, К.Н. Леонтьев и др.) заметили это духовное движение в русском монашестве, изучали его и испытывали на себе его влияние»[35]. В жизнеописании старца Паисия упоминается о нескольких замечательных подвижниках Киево-Печерской лавры XVIII века.

Благоуханным цветом святости явилась преподобная Досифея, киевская подвижница и затворница, о которой К.В. Харлампович писал так: «В Киеве долго жил подвижник Досифей из великороссийских крестьян, но за неувольнением от рабства не был постригаем в монахи, пока по указу посетившей в 1744 году Киев императрицы Елизаветы не был облечен в рясофор»[36].

На самом деле Досифея была дочерью одного из рязанских дворян, в миру ее звали Дарьей. В детстве она несколько лет воспитывалась в монастыре у иночествовавшей там своей родной бабушки. По возвращении в родительский дом Дарья не пожелала вести светскую дворянскую жизнь и подвизалась в благочестии. В 15 лет, опасаясь выдачи замуж и угасания стремления к Богу, Дарья тайно покинула родных.

Боясь быть разысканной и насильно возвращенной, подвижница взяла пример с византийских преподобных жен, подвизавшихся «в мужеском образе»: купила крестьянскую одежду, остригла волосы и назвалась беглым крепостным Досифеем. Низкий голос и исхудалое загорелое лицо не давали возможности узнать в «Досифее» девушку. Три года она трудилась в Троице-Сергиевой лавре. Однажды в обитель приехали родные Дарьи и опознали беглянку, но последняя тут же скрылась и ушла в Киев. Тут, на Китаевской горе, подвижница выкопала для себя отдельную пещеру и поселилась в ней. Суровое пустынножительство и пророчества «старца Досифея» (побеседовать с «подвижником» можно было через пещерное окошко) уже через несколько лет привлекли к нему внимание мира. В 1744 году «китаевского старца» посетила императрица Елизавета Петровна. После этого она несколько дней была под впечатлением, отказывалась от балов и молилась. При этом 35-летняя государыня не догадывалась, что этот просвет в духовной жизни даровала ей 23-летняя девушка. Еще через много лет именно от преподобной Досифеи Китаевской получил благословение идти в Саровскую обитель будущий великий старец преподобный Серафим.

«Старец Досифей» завещал предать свое тело земле без омовения, что китаевская братия и исполнила. Лишь через несколько лет благодаря стараниям и поискам сестры преподобной Досифеи, которая всю жизнь продолжала искать пропавшую Дарью, все узнали тайну подвижницы[37].

В качестве заключения

Итак, в XVIII веке российские императоры отказались от пути, по которому шла Византия и который нашел законодательное выражение в знаменитых Юстиниановых новеллах о симфонии. Да, византийские императоры далеко не всегда следовали этому идеалу, но сам идеал оставался непоколебим. В России же XVIII века произошла кардинальная смена мировоззрения власти. И эта смена отразилась, прежде всего, на отношении к Церкви и монашеству. Переход от «брака по любви» к «браку по расчету» оказался жестким и болезненным в отношении слабой стороны.

Особое положение Малороссии в XVIII веке, ее пограничное положение по отношению к двум враждебным России мирам – турецкому мусульманскому и польскому католическому – обеспечило смягченный вариант этого жесткого перехода, что нашло свое выражение как в самих общеимперских законах, так и в практике их применения в малороссийских монастырях.

Наконец, с малороссийским монашеством XVIII века оказались связаны судьбы возрождения во всей Русской Церкви истинного духа православного подвижничества, а также традиций старчества как особой формы служения миру православных подвижников.