12 насущных вопросов. Часть1

Наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон встретился в МДА с учащимися Московских духовных школ, чтобы поговорить с ними о современном монашестве и приходской жизни и ответить на насущные вопросы аудитории.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

Несколько лет назад мне довелось быть во Франции. Тогда очень благочестивые, искренние люди (среди них было и несколько протоиереев) утверждали, что во Франции необходима своя, самостоятельная, Поместная Православная Церковь. Я дерзнул тогда заметить, что на сегодняшний день это абсолютно неосуществимо, – хотя бы потому, что во Франции, при всем почтении к четырем-пяти небольшим монастырям, почти нет православного монашества. Вот когда этот институт, который является, без всякого преувеличения, солью поместной христианской общины, будет вполне жизнеспособным, тогда и можно будет начинать рассуждать на тему создания Поместной Церкви.

Я начал с этого примера для того, чтобы сразу обозначить позицию о важности в Церкви монашества. Но, наверное, в вашей аудитории нет нужды долго распространяться на эту тему.

Мы построим нашу встречу таким образом: здесь есть двенадцать вопросов. Я с удовольствием на них отвечу, – так же как и на вопросы из зала.

1.
«Поддерживай устав, и через какое-то время он сам поддержит тебя»

Вопрос: Значение и смысл устава в монастырской жизни. Организация костяка приходской общины

Недавно Комиссией по монашеству при Межсоборном присутствии был предложен примерный, – я подчеркиваю, примерный – монастырский устав Русской Православной Церкви. И какие это вызвало дискуссии! Кто следил за этим, подтвердит.

Устав – это необычайно важно. Кто-то из святых отцов сказал примерно так: поддерживай устав, и через какое-то время устав поддержит тебя. Тебя и твою монашескую общину.

Настоятель Сретенского монастыря Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл с братией обители. Фото: Г.Балаянц / Православие.Ru

Моему поколению, по-светски говоря, повезло. А если сказать с нашей, церковной позиции, то нам выпала великая милость Божия: мы, священники, монахи, епископы, сподобились возрождать епархии, монастыри, храмы. Мы счастливые люди. Вы уже не сможете испытать того, что испытали те, кто был призван к служению Церкви в конце 80-х – начале 90-х годов.

Я знаю замечательных епископов, которые возродили одну-две, а некоторые даже и три епархии. Представляете, что это такое?! Кому еще в истории Церкви выпадало подобное?

Якутский архиерей, владыка Герман, прибыл в свою епархию, на огромной территории которой не оставалось, кажется, ни одной церкви. И через двадцать лет уехал по послушанию в другую епархию, оставив после себя десятки приходов. А сколько игуменов и игумений приходили на разрушенное место, и возрождалась монашеская жизнь!

Я уже как-то рассказывал эту историю, когда меня спрашивали об отношении к сегодняшним монастырям, и повторю еще раз: тогдашние послушники Псково-Печерского монастыря, мы, – никто и ничто – признаться, иногда иронизировали в адрес возрождавших монастырей. А как же? Мы жили рядом со старцами, – великими старцами, – а тут открывающиеся заново Оптины, Валаамы… Такие ходили словечки: «комсомольский набор», и прочее.

Я очень раскаиваюсь в этой глупой мальчишеской иронии.

Здесь сидит, наверное, много двадцатилетних, или около этого возраста, ребятишек и девушек. Тогда в разрушенные монастыри приходили ваши ровесники, почти ничего не знавшие о Церкви, – приходили зачастую туда, где и игуменов-то не было многоопытных, и духовников таких, каких хотелось бы.

Да, некоторая часть этих молодых монахов возвращалась в мир… Но ведь значительное число все же оставалось! И они выдержали эту невидимую брань, длившуюся двадцать лет и более. А сегодня посмотрите на них, – какие это удивительные, прекрасные, мудрые и смиренные монахи и монахини!

Всякое было. Были смуты в монастырях. Были болезни роста. Но взгляните на Оптину, на Валаам, на Соловки, на другие обители – в большинстве из них молятся и подвизаются замечательные люди, подвижники, выкованные этими очень и очень непростыми и в то же время удивительно счастливыми годами.

Это, знаете ли, предмет очень интересного исследования – период последнего двадцатилетия в нашей Церкви. Здесь множество тем для осмысления и изучения, в том числе и возрождение монастырей. Как создавалась монашеская община? Как это всё происходило? Какие были ошибки? Какие были сделаны наработки, которые мы могли бы сегодня порекомендовать и обсудить и на общецерковном и, скажем так, на общемонастырском уровне? Это всё необычайно интересно и важно.

Храм в честь Владимирской иконы Божией Матери Сретенского монастыря. Фото: М. Родионов / Православие.Ru

Я не знал никакого другого монастыря, кроме Псково-Печерского. Поэтому и перенес, как мог, его устав к нам, в Сретенский.

Со временем, лет через четырнадцать, мы создали группу по подготовке собственного устава, – еще до общецерковных обсуждений, – и вынесли его проект на окончательное решение братии. У нас проходят духовные соборы братии, куда мы включаем и послушников, – они у нас достаточно долго проходят искус. А до этого ещё несколько лет живут в монастыре, учась в семинарии.

По сравнению с другими наш устав, возможно, в чем-то особый, – но надо понимать, что устав всегда зависит и от местоположения монастыря, и от послушаний в нем.

К примеру, у нас чуть позже, чем обычно, служится полунощница, – в шесть пятнадцать, – чтобы как-то соизмерять время начала литургии с возможностью наших прихожан добраться до обители. Ведь помимо монашеской общины, у нас есть ещё и приход, – причем один из самых больших в Москве. Наши иеромонахи несут послушание духовников. Это совершенно естественно для монастыря, находящегося в городе.

В воскресные дни в храме, – на ранней и поздней литургии, – собирается полторы тысячи человек, если не больше. Именно для прихожан мы, монахи, строим сейчас новый храм, – в старом давно уже не хватает места, люди вынуждены нередко стоять на улице.

Хотя Сретенский монастырь и расположен в центре города, и вокруг нас мало жилых домов, к нам на службы приезжают люди со всей Москвы, тянутся из Подмосковья. Мы, конечно, очень этому рады, но в то же время это и огромная ответственность.

Есть у нас в уставе и такая особенность, как ночные богослужения. Начались они с новогодней ночи в первый год нашего сретенского бытия, – почти двадцать лет назад. Тогда была первая братия, весьма разная, да и я тоже был не сахар.

И вот к концу декабря передо мной все более и более тревожно вставал вопрос: как пережить Новый год?

Фото: Антон Поспелов / Православие.Ru

Когда мы объявили о том, что будем служить в новогоднюю ночь литургию, то думали, что никто из прихожан не придет, – или придут человек десять. Но, к нашему удивлению, к полуночи собрался полный храм. На будущий год народу пришло еще больше.

Через пару лет этой практики меня вызвали в Патриархию, спросили: что ты там делаешь? Я говорю: так и так, молимся сугубо мученику Вонифатию и празднуем Новый год. Никого не принуждаем. Всё под присмотром.

И, вы знаете, эта традиция привилась. Вслед за нами сперва в одном московском храме, потом в двух, в трех, – а теперь уже и очень во многих служится в новогоднюю ночь литургия. И так по всей стране, и в зарубежье русском, – в РПЦЗ тоже стали совершать литургии в ночь с 31-е на 1-е.

Так мы начали совершать ночные богослужения. Сначала изредка, – например, с первого же года у нас была положена еще одна традиция – служить литургию в ночь убиения Царственных мучеников.

А сейчас каждую неделю по крайней мере, три, а то и четыре раза совершается ночная служба. Те из вас, кто станет игуменом в большом городе, поймет, что это очень важно: священники во время литургии часто очень заняты на исповеди, но ведь хочется и самим послужить, а ночью есть такая возможность.

По уставу нашего монастыря братия причащается часто, а потому иногда у нас бывает и две службы за ночь. Все наши иеромонахи с удовольствием служат по ночам. Очень любят приходить и наши студенты. Они поют на клиросе, причащаются человек по тридцать. Ночная служба, естественно, не освобождает от утренних занятий.

Храм в честь Владимирской иконы Божией Матери ночью. Фото: Михаил Родионов / Православие.Ru

Молебны мы вообще не совершаем, предоставляем это нашим собратьям из белого духовенства, благо храмов вокруг много. Панихиды у нас служатся только в субботу. Треб, кроме поездок для причастия больных, нет. И это правильно для монастыря.

Вторая особенность нашего устава, – братия причащается в среднем три-четыре раза в неделю. Это устав святителя Василия Великого. Мы пришли к такой практике постепенно, не сразу.

У всех нас очень много послушаний, – каждый из священников и диаконов несет их по нескольку. Но при всей необходимости послушаний нельзя допустить, чтобы они незаметно стали единым на потребу, затмили главное.

И вот, решая всегдашнюю монастырскую дилемму между послушанием и духовной жизнью (хотя послушание – тоже духовная жизнь, но об этом разговор особый), мы и пришли к тому, всей душей ощутили, что в наших условиях жизненно необходимо постоянно причащаться Святых Христовых Таин. Потом мы вспомнили о правиле святителя Василия Великого, посоветовались с отцом Иоанном (Крестьянкиным). Он не сразу, но благословил на такую литургическую жизнь, и со временем это привилось.

Вот сейчас у нас, повторюсь, священники, диаконы, монахи и многие послушники по благословению духовника причащаются три-четыре раза в неделю. А некоторые священники, у кого есть на это особое благословение, и каждый день.

Это не обязательное правило, – каждый день, и всё тут! Нет, конечно. Всякое бывает: кто-то приболел, обстоятельства какие-то … Но главное, что причащение становится высшей потребностью, жизнью, а литургия – ее главным событием.

Архимандрит Тихон (Шевкунов). Фото: В.Корнюшин / Православие.Ru

Я знаю, что есть много критиков такой позиции, и хорошо понимаю их аргументы. Я воспринимаю их точку зрения, тем более что многие из критиков – мои друзья. Но мы видим необычайно полезные для монахов плоды этой нашей – да и не только нашей, – многолетней практики.

Не говорю, что ее надо переносить на все монастыри. Но могу утверждать, что именно такая литургическая практика во многом нас держит. Это тот устав, который мы когда-то приняли, и который сейчас помогает нам.

Есть у нас в Сретенском и такое важное событие, как братская служба: раз в неделю, в четверг, в день воспоминания Тайной Вечери, мы все вместе причащаемся за литургией. Такие службы мы тоже начали вводить постепенно, и очень скоро поняли, что это правильное решение. Литургия, на которой братия причащается вместе, как ничто другое объединяет во Христе, сосредотачивает, ни с чем сравнить её невозможно.

Общая исповедь братии у нас еженедельная, как и во всех монастырях. Настаиваем мы и на пусть краткой, но обязательной исповеди для священников перед каждой службой и причастием, даже если это ежедневные службы.

Есть у нас пункт устава, регулирующий пользование интернетом. Несмотря на то, что многие имеют послушания, связанные с интернетом, – на сайте или в издательстве, – в кельях он запрещен как жестокий пожиратель времени.

Принципиальный вопрос, – отлучки из монастыря. Они могут происходить только с благословения наместника или благочинного. За эти почти двадцать лет случая не было, чтобы я кого-то не благословил. Но само это правило соблюдается строго, и если я вижу, что кто-то им манкирует, то выражаю самое глубокое недоумение.

Недавно мы стали свидетелями активной критики документа Межсоборного присутствия о примерном монастырском уставе. Я отношусь к такой критике абсолютно спокойно, хотя и являюсь если не автором проекта, то, во всяком случае, членом комиссии Межсоборного присутствия по монастырям.

В первую очередь хотелось бы напомнить, что на обсуждение вынесен примерный устав. Что это значит? После утверждения на архиерейском соборе приходит этот примерный устав, скажем, в Сретенский монастырь, – мы обсуждаем его со всей братией. И приспосабливаем для нашей обители, дополняем так, как в наших условиях это будет правильно и полезно.

Потом отдаем епископу, – потому что без епископа невозможно ничего делать в Церкви. И получаем благословение. Может быть, епископ что-то исправит, подкорректирует.

Вот, наверное, всё, что касается устава. Переходим к следующему вопросу.

2.
«Самое главное в приходской жизни, – самоотверженный священник-духовник»

Причащение прихожан в Сретенском монастыре. Фото: Антон Поспелов / Православие.Ru

Честно признаться, мы приходскую жизнь никак специально не устраивали. Все складывалось само собой – по жизненной и духовной необходимости.

Самое главное в приходской жизни, как я её представляю, – искренне верующий во Христа, самоотверженно заботящийся о спасении своей паствы священник-духовник. Вот тогда будет и костяк, будет и община.

Есть духовник, он молится с паствой, причащается с нею от единой Чаши Христовой, отвечает на духовные запросы своих прихожан, ведет их ко Христу. И есть прихожане, которые доверяют своему священнику как поставленному Церковью Божией пастырю. Всё, – больше ничего не надо.

Молодежное служение, тюремное, благотворительность, и так далее, должны быть естественной частью этого главного дела, но, конечно же, не все разнообразие приходской деятельности обязательно надо механически привносить на приход, особенно если он численно невелик.

Я, например, боюсь ходить в тюрьму. Никогда в жизни не поеду, если не поведут. Мне там страшно. А есть у нас в монастыре иеромонах Лука, он просто спит и видит, как бы только в тюрьму попасть. Пожалуйста, – мы его туда регулярно отправляем, и он с большим удовольствием и, надо сказать, с пользой для заключенных проводит там время. Но если бы мне велели: «Отец Тихон, займись-ка тюремным служением!», – я бы сказал: «А можно я чем-нибудь другим займусь?» Принудительно вряд ли что получится. Но с другой стороны, если священник будет оправдывать свое равнодушие и безделье тем, что он ни к чему не способен и ничего не может, то это тяжкий грех перед Богом. Будь искренен, от всей души желай послужить Церкви, и Господь пошлет тебе дело в Своем Доме.

У нас в монастыре теперь, слава Богу, много священников, в этом смысле нам проще. Кто-то занимается с молодежью, и видно, что у него талант к этому, у него получается. Кто-то благотворительностью. Но начали мы когда-то, лет семнадцать назад, беседы с молодежью не от того, что разнарядку нам сверху спустили, а просто это стало нужно, как-то само собой потребовалось.

3.
«Для монастыря считаю правильным и полезным, – в том числе, не побоюсь этого слова, и духовно полезным, – когда насельники в большой степени или полностью сами содержат свою обитель».

Вопрос: Святоотеческий подход к материальному обеспечению монастырей или приходов. Возможны ли иные средства кроме пожертвования?

Возможны. Считаю, что, если священник способен зарабатывать на храм, или монастырь, а необходимых средств на церковные нужды нет, то зарабатывать он, по мере сил, не только может, но и должен. Но это – мое сугубое личное мнение. Есть и принципиально другая позиция: священник никак не должен, а поэтому и не может пускаться в житейские попечения.

Но тут возникает встречный вопрос: а столь печально порой известные, бесконечные хлопоты настоятелей и рядовых батюшек по выискиванию средств на храм – это, выходит, не житейские попечения? Исихия, умное делание, может быть?

Праздничное украшение хороса на Рождество Христово. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Храм нам достался в сравнительно неплохом состоянии, – нужно было только заменить крышу, гидроизоляцию, трубы и систему теплоснабжения, сделать новую электропроводку, переложить пол, возвести иконостас, написать иконы и отреставрировать старинные фрески. Ну и утварь еще, облачения...

Но сам монастырь был просто в развалинах. На всё требовались огромные деньги. И постепенно обозначились три пути: либо ходить с протянутой рукой, либо зарабатывать, либо молиться так, что всё будет падать с неба, и люди пойдут, – как у преподобного Сергия: «Вот воз, полный добра!» Но я не мог сказать «вот сейчас буду только молиться, и все нам ниспошлется». Было и первое, и второе, и третье. Были и благотворители, слава Богу. Было и то, что мы всегда полагались на помощь Божию. Но вся братия и усердно трудилась, зарабатывая, прошу прощения, на обитель. Ведь приношений прихожан не хватало даже на содержание одного нашего храма.

Мы сразу создали издательство и стали выпускать книги, столь тогда необходимые Церкви. Напомню, шел 1994 год. Сначала взяли ссуду в банке, под проценты, естественно. Издав три-четыре тиража, эту ссуду вернули. Появились средства на необходимые работы по обустройству храма и монастыря, на ремонт зданий. И так пошло-поехало. Сейчас мы издаем довольно много книг, – это наш главный финансовый источник.

Последние лет пять в том, что касается монастырской жизни, мы полностью сами себя содержим. А до этого зарабатывали около 85% средств, а 15% шли от благотворителей. Теперь все финансовые вопросы, слава Богу, решаем сами.

Но вот что касается строительства нового храма, в этом, конечно, мне помогают друзья, за что и я, и братия, и прихожане глубоко им благодарны: такого большого строительства мы бы не потянули.

А вот на жизнь монастырской общины, на ежегодные ремонты храма и зданий, на коммунальные платежи, содержание братии, на зарплату сотрудникам (семинария на двести студентов, издательство, несколько интернет-сайтов, сельскохозяйственный кооператив, детский дом и так далее, – вместе сотрудников получается около пятисот) – на всё это, по великой милости Божией, мы пока зарабатывали сами. Только в последний год нам помогли по содержанию семинарии мои друзья, а в предыдущие тринадцать лет мы справлялись самостоятельно.

Раздача святой богоявленской воды. Фото: Антон Поспелов / Православие.Ru

А с нуля поднимать большой храм или большой монастырь, – это просто другой масштаб. Вот владыка Лонгин, митрополит Саратовский, – когда ему двадцать лет назад отдали разрушенное подворье Троице-Сергиевой лавры, он тоже открыл и издательство, и пошивочную мастерскую, и ткань стал делать сам – зарабатывал, нужны были деньги. Но для него молитва, монашеское делание с одной стороны, а с другой забота о благоустройстве обители, обучение братии, зарабатывание средств на всё это совершенно не входили в противоречие друг с другом. Это составляло единое духовное послушание по устроению монастыря.

Ведь только при либеральном подходе противопоставляют преподобных Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Не было там никакого непримиримого конфликта, выдумки всё это. У преподобного Иосифа есть великое слово, которое нам всем хорошо бы запомнить: «День для труда, ночь для молитвы». Митрополит Питирим (Нечаев), который считал себя учеником преподобного Иосифа, любил ее повторять. У преподобного Иосифа был по-настоящему молитвенный, подвижнический монастырь, и сами монахи были полными нестяжателями. Другое дело, что на них лежало и кормление в голод многих тысяч обездоленных, и образование и просвещение молодых христиан, которые в будущем становились священниками и епископами святой Церкви.

Соловецкий монастырь зарабатывал на себя. Валаам – тоже.

Так что для монастыря считаю правильным и полезным, – в том числе, не побоюсь этого слова, и духовно полезным, – когда насельники в большой степени или полностью сами содержат свою обитель.

4.
«Основа основ – совершение Божественной литургии»

Вопрос: Организация духовной жизни на приходе и в монастыре. Ключевые моменты

Фото: В. Корнюшин / Православие.Ru

Это очень важно для монастыря – ежедневное совершение Божественной литургии. Для прихода, наверное, – многократно в неделю. Литургия – основа основ духовной жизни и общины, и священника.

Рака с мощами священномученика Илариона (Троицкого). Фото: Виктор Корнюшин / Православие.Ru

Еще несколько ключевых моментов хотелось бы отметить. Надо быть осторожным и не постригать в монашество скоро. Об этом меня предупреждал тоже отец Иоанн. Не всегда я это исполнял и потом раскаивался. Но в целом у нас послушники достаточно долго проходят искус. За двадцать лет три наших постриженника ушли в мир. Для нас это очень много. Мне иногда говорят: в таком-то монастыре практически все ушли, в таком-то девяносто процентов от первоначального набора… Я пропускаю это мимо ушей. Для нас эти три человека – очень много.

Преподобный Амвросий Оптинский говорил: «Чтобы не ошибаться, не должно торопиться». Это очень-очень важно.

Что еще можно сказать о ключевых моментах духовной жизни?

Конечно, должен быть духовник. Я совершенно не считаю себя каким-то там духовником, но отец Иоанн дал благословение – быть мне и игуменом, и духовником, и я продолжаю исполнять это в течение двадцати лет.

Совершенно необходима еженедельная исповедь всей братии. Очень важно приучить всех священников исповедоваться по возможности перед каждой службой. Даже если три-четыре раза в неделю причащаешься, каждый раз исповедоваться. Хорошо, если это станет потребностью. А либеральные богословы пусть смеются над этим и талдычат, что надо разделять исповедь от причастия.

Конечно же, посильное правило. Оно у нас обычное, монашеское. И, конечно же, чтение, погружение в Евангелие. Кстати, только что мы издали особое Евангелие – в нем слова Спасителя выделены красным шрифтом. На своем скромном опыте я знаю, насколько иногда важно прочитывать целенаправленно именно слова Спасителя! Совершенно по-другому, чем обычно, свежо и необычайно ясно начинает восприниматься Слово Божие. Это совсем не значит, что такое чтение надо сделать постоянным. Но время от времени это как ничто другое помогает с новой силой воспринимать множество раз прочитанные и давно известные слова.

Встречи с братией, обсуждение насущных духовных тем, ответы на вопросы – это тоже периодически необходимо.

Есть еще одно необычайно важное и созидательное духовное занятие – внимательное чтение святых отцов, любовь к этому чтению. И, конечно, Иисусова молитва.

Духовное образование. Когда у нас, года через три после открытия монастыря, уже было человек двадцать-двадцать пять братии, я направил их учиться, – сначала на заочное отделение Московской духовной семинарии. Но очень быстро понял, что этого недостаточно. И учатся плохо, и выходить из монастыря приходится.

Поэтому мы создали Сретенскую духовную семинарию. Вначале было нелегко, потом всё с Божией помощью пришло в порядок. Вся наша братия, за исключением, может быть, одного-двух, прошла через семинарию.

Общие паломничества. Мы каждый год с братией уезжаем в паломничество. Это уже традиция, – не знаю, как долго она продолжится. В Иерусалим, в Киев, или по России. После Пасхи оставляем нескольких священников на месте и на четыре-пять дней уезжаем в общее паломничество. Для священника важно своими глазами увидеть церковную жизнь в других монастырях и храмах.

Вот что смог вспомнить. О приходской жизни поговорим еще отдельно.

(Продолжение следует.)