Тетя Люба, ее молитвы, болезнь и праведная кончина

Художник: Александр Максович Шилов

– Великая милость Божия в том, что тетю Любу вдруг стало «подклинивать». У нее не было вообще никаких переживаний по поводу болезни. Она просто забыла, что у нее рак. Как будто бы взяли и вычеркнули это из ее сознания, – рассказывал отец Евгений, священник с новых территорий. – Я приходил, исповедовал ее, причащал. Спрашивал: «Тетя Люба, у вас что-нибудь болит?». А она всегда: «Нет, не болит, батюшка. Слава Богу за все! За все Бога и людей благодарю! Всех люблю, всем привет!»

Это рассказ о том, что даже болезнь и смерть Господь Своей любовью может сделать чудом

Три месяца назад у батюшки умерла одна из самых любимых его прихожанок. И эта история – о ней, о простой женщине из простого далекого села, название которого если кому-то что-то и скажет, то только военным, которые там недалеко. Это рассказ об удивительном человеке и о милости Божией к нему. Да вообще – о милости Божией. Ко всем! И о том, что даже болезнь и смерть Господь Своей любовью может сделать чудом.

«Упал и несколько часов горел»

Когда я уже начала писать эту историю, позвонил батюшка.

– У нас сегодня человека убили, – сказал он. – Я с ним месяц назад познакомился. Он меня позвал друга его отпевать. И всю дорогу сетовал, что этот его приятель не следил за здоровьем, и вот такая беда случилась. Трудился без выходных: и на работе, и дома – в балаганах. Жара – холод, все равно. А у него сердце. Вот и умер. Ну и повторял все время: «Самое главное – это здоровье! Самое главное! Вот я за здоровьем слежу!»

Отпел отец Евгений знакомого этого человека. Прошел месяц. Ехал батюшка в храм к себе, смотрит – машина сгоревшая на дороге. На машину того мужчины, который его на отпевание вез, похожа.

– Вроде бы. Но так сразу не разберешь. Сгорела ведь. Но там машина заметная была. Цвета яркого, вылизанная вся. Он очень за ней ухаживал. Такой у нас тут в округе и нет больше. А чуть позже мне рассказали, что да, того мужчины она. Он на работу ехал рано утром. А тут – дрон украинский. Машина сгорела, а он сам вышел из нее, прошел метров десять и упал. И еще часа три-четыре лежал – горел… Когда я ехал, тело уже увезли. Вот тебе и главное – здоровье. Не значит, что надо махнуть рукой. Нужно следить. А там – как Господь управит. А Он иногда очень интересно управляет.

На следующий день опять с отцом Евгением говорила. С той стороны беспилотник в группу детей запустили. Слава Богу, никто не погиб. У одного только осколком ноги и мягкое место зацепило. Вот такие дела.

Не к месту, может. Но так больно от этого всего, что захотелось поделиться.

Хотя первая история – про несчастного сгоревшего мужчину – может, и к месту. Здоровье – это важно, но тут уж, правда, как Господь управит. Вот у тети Любы, о которой речь, здоровья не было. Но было чудо.

Страх осудить

Тете Любе было под семьдесят. Шестьдесят восемь, по-моему. Я ее один раз, кстати, видела. В девятнадцатом году, когда в последний раз была в тех местах. Отец Евгений к ней на несколько минут заскочил по делу, ну и я с ним. Добрая такая, теплая, светлая.

Сколько я ее знал, я не помню ни одного случая, чтобы она кого-то осуждала

– В храм она пришла лет двадцать назад, может – чуть больше, – рассказывал батюшка. – Они с мужем были уже очень зрелыми людьми, а детей у них все не было. Вот она и пришла молиться в наш храм о ребенке. Только я там еще не служил. Забеременела, родила. И никуда не ушла. Так и прилепилась к Богу. А потом меня сюда направили. Так и познакомились с ней. И сколько я ее знал, я не помню ни одного случая, чтобы она кого-то осуждала. Даже если в какой-то момент нужно было рассказать о какой-то неприятной ситуации, в ее словах было не осуждение, а наоборот – страх кого-нибудь осудить.

При этом, как говорил мне отец Евгений, тетя Люба очень хорошо чувствовала людей. Вроде бы человек и выглядит набожно и о высоких материях рассуждает, а она его опасалась.

– Чтобы не осудить, ничего об этом человеке не говорила, – вспоминал батюшка, – но старалась держаться в сторонке. Это было видно. А потом я стал замечать, что вот я сам с кем-нибудь общаюсь и чувствую: что-то не то. Какое-то лицемерие. Глазами этого не увидишь, это на уровне души чувствуется. Стараюсь не показывать, но внутри какое-то смущение. Тут же себя ругаю, что осуждаю человека непонятно за что. А смотрю – тете Любе тоже как-то неуютно. Боится общаться с ним. Чуть времени прошло, этот человек то на осуждение кого-то подначил, то еще на какой-то грех. Люди ведутся на благочестивый вид, на все эти «Спаси, Господи!» и «Господи, помилуй!» А за елейными речами – немного не то. Какой-то не тот дух. И это вред другим приносит. Это большой дар, когда человек может различить духов. И это большая помощь священнику. Как-то уже можно с большей уверенностью объяснить, что так не надо. На самом деле, вокруг священников много народа, но мало тех, которые могли бы быть рассудительными духовно, могли бы ему помогать. Тетя Люба была одной из них. Она вообще была золотая моя помощница. Пример настоящего православного христианина.

Проводник веры

Тетя Люба жила в селе на перекрестке трех улиц. И когда отец Евгений (например, на Крещение Господне) ходил освящать дома своим прихожанам (традиция там такая), просил ее тихонько поинтересоваться у соседей: может, кто из них тоже хочет, чтобы он и к ним зашел.

– Представляешь, она полностью обходила все три улицы, – рассказывал батюшка. – А это два километра в одну сторону, два – в другую. И что интересно – люди очень хорошо принимали и ее, и меня. Она была таким проводником веры. Светом, который всем светил. Ее все любили. И получается, как люди на нее смотрели, так и на меня тоже. На всех, кого она к ним приводила. Она сама была добрая и хорошая. К ней все относились с большой любовью и доверием. И раз этот добрый и хороший человек доверяет священнику (мне – то есть), то люди так же начинают смотреть и на тебя – как на доброго и хорошего. И тебя начинают любить и уважать. Пусть незаслуженно. Но и тебя ее лучи осветили. И у тебя начинается с этими людьми общение. Это редкий дар. Если взять приход в сто человек, то среди них таких максимум человек пять найдется. С таким даром. А из этих пяти будут два или один, которые способны будут уделить священнику время и еще лично с ним пройти такие расстояния. Тетя Люба у нас еще и вещами занималась. Нам отдают, матушка моя перебирает по возрастам. Часть отдает, часть другим передает, чтобы отдавали. Есть у нас такая Лариса Николаевна, я тебе рассказывал, и вот тетя Люба еще была. Знала все нужды людей, кто чем обделен, у кого какая беда или проблема. В начале СВО у матушки была нагрузка бешеная. И тете Любе мы каждую неделю мешков восемь-девять закидывали. И Ларисе Николаевне. Если бы не эти люди, мы бы загнулись. А так мы были уверены, что эти вещи дойдут конкретно до нуждающихся.

«Ее плач обязательно будет услышан»

Но была у тети Любы большая боль. Очень сильно переживала она за своего мужа, который в храм не ходил.

– Что касается веры, он всегда очень агрессивный был, – рассказывал батюшка. – Смеялся над ней, гадости говорил. Мог на службу не пустить. Село наше зарабатывает на жизнь тем, что у людей «балаганы». А балаганы – это тысячи кустов помидоров или огурцов, за которыми нужно ухаживать.

В погоне за длинным рублем, а раньше – гривной, люди в этих балаганах своих всю жизнь проводили – без выходных, без праздников. И так – до самой смерти. Если кто-то один ходит в храм, а другой не ходит, то на этой почве могут быть проблемы и напряжения в семье. А супруг тети Любы и вне церковных вопросов мог обругать, обматерить. Такой вот человек. Я это больше от других знал, не от нее. А тетя Люба – другая. Добрая, мягкая. Для нее мат мужа – как ножом по сердцу. И вот она молилась за него, переживала, плакала. Не потому что считала себя обиженной или чем-то ущемленной с его стороны. Нет! Ей хотелось разделить с любимым человеком радость богообщения. Чтобы и его сердца это коснулось. А она его любила. Несмотря на его тяжелый характер. И, конечно, переживала, что он не исповедованный, не причащенный. Все время об этом плакала. Жалела его.

Другая бы плакала, что ее обругали, в храм не пустили. А она – что муж ее Бога не знает

Так и стоят перед глазами отца Евгения эти тети Любины слезы. Другая бы плакала, что обругали ее, в храм не пустили. А она – что муж ее Бога не знает. И как же он, бедный, будет? Если она умрет, кто будет за него молиться?.. А остальное неважно все.

Батюшка, как мог, утешал. Говорил, что, если кому-то очень желаешь спасения, не обязательно, что ты станешь свидетелем этого при своей земной жизни.

– Важно, чтобы Господь просто его спас, – говорил он. – Конечно, радостно увидеть это своими глазами. Но бывает, например, так, что родители умирают, а дети только после их смерти к Богу приходят. Хотя родители, конечно, желали бы это видеть при жизни. И с мужьями и женами так бывает. Вот у меня сейчас есть человек, который ходит в храм. А ходила раньше его жена. Она умерла, а его спасла. Потому что от ковида умирал он. Если бы не она, он бы сто процентов умер. И он не хотел ходить в храм. Ей не запрещал, но сам – нет: «Достаточно, что ты ходишь». А потом выяснилось, что ей ковид дал серьезные побочки. Когда стало очевидно, что болезнь ее поразила смертельно, они обвенчались. Слава Богу, успели. На несколько служб вместе сходили. Перед ее смертью он дал жене обещание, что будет и дальше ходить. И вот он здесь. И часто повторяет: «Если бы я знал, если бы я знал… Я бы все – для Господа и любимой моей! Я бы все отдал, чтобы вернуть время. Чтобы мы были вместе в храме». А как она переживала, что муж не ходил, как молилась… Вот и тетя Люба переживала. Ей очень тяжело было. Как она мучилась. Иногда смотришь на такие ситуации и думаешь: «Вот уйдет этот человек, и вы тогда поймете, кто на самом деле рядом с вами был. Какая благодать и любовь вам даром давалась». При этом я чувствовал, что ее плач обязательно будет услышан. Господь не оставит его по ее молитвам. Слишком долго пришлось ей нести на себе эту скорбь. И Господь ей правда ответил. Причем – еще при ее жизни.

Лох серебристый

В тех краях растет куст, который называется «лох серебристый». Это не ругательство, а научное название. Листики у него, соответственно, серебристые, ягодки – формой напоминающие маслины (поэтому местные жители называют этот куст еще и «маслина») и ядовитые колючки. Не смертельно, но все же.

И вот лет пять назад отправился муж тети Любы на рыбалку, наступил на эту «лоховскую» колючку и проткнул себе пятку. Все, возможно, обошлось бы малой кровью, но у мужчины был сахарный диабет. Нога начала воспаляться. И что только врачи ни делали, ничего не получалось. И разрезали, и промывали, и мазями разными мазали, но стопа эта все равно гноилась и никак не заживала. И все это длилось, наверное, больше полугода.

Сначала мужчина храбрился: подумаешь, ерунда какая. Потом ругался. И на рыбалку, и на колючку ту, и на Бога, Который молитвы его жены об его, мужа, исцелении не слышит. И на жену, которая плохо молится. «Хотя зачем вообще молиться, если Бога нет?» Но это частая история. Кто в Бога не верит, у того Он больше всех во всем и виноват. Потом унывать начал. Но вроде бы и не очень против уже был, чтобы жена в храм ходила. Вдруг все же поможет, «если эти врачи косорукие сделать ничего не могут».

– Однажды, когда она мне про болезнь мужа в очередной раз говорила, я ей сказал, что можно как-то попытаться нашу с ним встречу устроить, – рассказывал отец Евгений. – Раньше-то это вообще было невозможно. Люди же нецерковные, когда им о священнике или соборовании говорят, шарахаться начинают: «Ты что, змея, хоронить меня собралась?!» Но колючка, как ни странно, сердце его умягчила немного. Решили попробовать.

А тут как раз начался Великий пост. Тетя Люба и говела строго – за себя и «за того парня», и молитвы за мужа усилила. Чтобы как-нибудь Господь управил. И однажды собралась на соборование.

– Ты куда? – спросил супруг.

– На соборование.

– А что это такое?

Она ему и рассказала. И потом добавила:

– Смотри, у врачей ничего сделать с твоей ногой не получается. Давай батюшку позовем. Ты же сам дойти не сможешь. Он и тебя пособорует.

И к ее большому удивлению и огромной радости, муж сразу согласился.

«Я люблю тебя, я за тебя молюсь»

– Я пришел, прибежал даже, – вспоминал отец Евгений. – Пособоровал его. Поговорил с ним, как мог; про Христа Воскресшего рассказал, про любовь Его, про веру нашу. Про исповедь, Причастие. Он слушал внимательно. Хотя раньше только ругался в адрес Церкви. И вдруг сказал, что хочет в грехах покаяться и причаститься. Я объяснил, как готовиться. И через несколько дней пришел уже со Святыми Дарами. Через неделю он опять захотел. Потом – еще. К его изумлению, нога у него очень быстро начала проходить. Но это полдела. Главное – это как он начал меняться сам. К физическому исцелению присоединилось исцеление духовное. Он попросил у жены прощения, стал намного мягче к ней относиться. С любовью. Что касается Бога – стал говорить тете Любе: «Иди в храм, помолись за нас». И для нее это было очень большим утешением. Она расцвела вся, помолодела. А еще, как это ни странно, большим утешением было для нее время, когда ей неожиданно диагностировали онкологическое заболевание.

Как это ни странно, большим утешением для нее было время, когда ей неожиданно диагностировали онкологическое заболевание

К счастью, это была операбельная опухоль в начальной стадии. Тетю Любу увезли в больницу, сделали операцию. Муж очень сильно за нее переживал. Постоянно звонил:

– Я люблю тебя! Я за тебя молюсь! Я очень сильно за тебя молюсь!

Когда она пришла в себя после наркоза, он ей говорил:

– Я всю ночь не спал. Я молился за тебя. Я люблю тебя! Возвращайся скорее.

– Он начал проявлять к ней такие чувства, которые лет двадцать не проявлял, – рассказывал батюшка. – Тетя Люба ушам своим не верила. А у меня в памяти и в сердце очень ярко отложились эти моменты. Как она раньше приходила ко мне со слезами отчаяния, что она молится, а с мужем ничего не меняется. А после его болезни и своей собственной – уже со слезами благодарности. Она плакала в трубку, когда муж ей звонил и говорил о своей любви и молитве. И плакала от счастья, когда мне это рассказывала. Вот так Господь может все изменить в жизни человека. Даже через какую-то колючку. А главное – через молитву. Бог – Источник любви. Начинает к Нему обращаться человек, с любовью просить за своих ближних, и Любовью Божественной Он живит сердца и заживляет раны. И телесные, и душевные. Вот так-то.

После операции тетя Люба прошла облучение, самочувствие ее постепенно улучшилось, анализы были хорошие. И то, что отношения с мужем наладились, немало способствовало выздоровлению.

«Помочь ей было уже нельзя»

Прошли пять лет неожиданно счастливой жизни. А осенью во время планового осмотра врачи обнаружили у тети Любы какое-то уплотнение. Выяснилось, что рак начал стремительно прогрессировать и затронул уже многие системы организма.

– Врачи знали, что помочь ей уже нельзя, но почему-то ей этого не говорили, – рассказывал отец Евгений. – Прописывали разные препараты, друг на друга спихивали. Поехала в Мелитополь, там что-то назначили, но сказали, чтобы колола здесь, у нас. А наши посмотрели: «Да там такая дозировка, что она не переживет!» Сделали дозировку меньше. А она не помогает, нужно больше. И все по кругу. Такая вот ерунда.

А если бы сказали человеку: «Так и так…» – он бы успокоился, исповедовался бы себе, причащался, молился. А так как они этого не говорят, то вроде бы надо опять сдавать анализы и опять ехать в Мелитополь. И я смотрю – человек сейчас в суету впадет, в которую нецерковные люди впадают при таком диагнозе. Хватаются за соломинку и тратят время на то, что их уже никак не спасет. А спасти сейчас может только Бог. И я боялся, что эта суета может ее поглотить. Но вдруг произошло вот что. Когда появились зачатки этой ненужной суеты, у тети Любы, как потом выяснилось, метастазы пошли в голову. И ее вдруг стало «подклинивать». Однажды перепутала сезоны и в холод пришла в магазин в летнем. И с этого момента она как-то очень быстро стала сдавать.

В храм тетя Люба ходить уже не могла. И отец Евгений исповедовал и причащал ее на дому. И мужа ее тоже. Бывшего безбожника. Которому сложно было добраться до службы, потому что сильно давал о себе знать диабет. Очень болели ноги.

Отпала вся шелуха – и осталось главное

– И знаешь, что удивительно, – продолжал отец Евгений. – У тети Любы полностью отшибло память по поводу того, что у нее рак. Она понимала, что чем-то болеет, потому я к ней и приезжаю, а не она в храм приходит. Но это так – легкое временное недомогание. Но рак у нее просто выпал из сознания, все эти лекарства, химии, врачи. А все остальное – на месте. Я же ее исповедовал. Все понимала, все знала, все важные вопросы, кроме рака. У нее был прекрасный аппетит, она очень хорошо кушала, прекрасно спала. Не принимала никаких обезболивающих, потому что у нее ничего не болело. Я ее спрашивал: «Тетя Люба, у вас что-то болит?» – «Нет, ничего не болит». И она благодарила Бога и молилась.

Окончательно тетя Люба слегла за две недели до смерти. И то – из-за ног, которые налились водой и были как колодки. Она и думала, что эти ноги – главное ее недомогание.

Отец Евгений приезжал каждый день – причащал ее. А она все извинялась: «Простите, я не могу встать. Я не могу встать». Батюшка рассказывал ей, что за нее все молятся. А она, как всегда, благодарила и людей, и Бога.

– Я причастил ее в воскресенье, в понедельник. Попросил у нее за все прощение, – рассказывал батюшка. – Она у меня тоже попросила прощения.

А в ночь со вторника на среду, в день памяти Спиридона Тримифунтского, она умерла. А девять дней у нее были на Иоанна Кронштадтского. А сорок – на Пахомия Великого. И это было воскресенье. Все прихожане были в эти дни в храме, все за нее помолились. Я, кстати, заметил, что, когда наши умирают, всегда какой-нибудь день памяти у них выпадает на великого святого.

Матушка отца Евгения тоже очень хотела поехать на отпевание тети Любы – попрощаться с ней, помолиться. Но за день до этого у Инны – девушки с тяжелой ментальной инвалидностью, которую они взяли себе домой в начале СВО, – произошло обострение. Я о ней писала.

Главное чудо – как в тете Любе перед смертью выделилось главное, а второстепенное отлетело, словно шелуха

– По всем параметрам все это должно было длиться дня три, не меньше, – рассказывал отец Евгений. – И матушка на похороны не попадала. Не могла ее оставить. А у меня было ощущение, что у Инны этот ее «переклин» сразу и уйдет. Так оно и получилось. Утром «переклин» должен был быть, а его не было. Матушка смогла поехать со мной, как она и хотела. Она тетю Любу очень любила. Чудо и милость Божия. А главное чудо – как в тете Любе перед смертью выделилось главное, а второстепенное отлетело, словно шелуха. Главное было – спасение души. И вот она молилась, радовалась, Бога благодарила. А о раке просто забыла. Так Господь все управил. Конечно, я скучаю по ней. Я по всем моим, кто ушел, скучаю. Но такая кончина – непостыдная, мирная, счастливая даже. Это большое утешение.

А к мужу тети Любы отец Евгений так и ездит. Соборует его, исповедует, причащает. Сам-то он до храма уже не может дойти. И вместе они благодарят Бога за Его великие милости. И за то, что была в их жизни тетя Люба – тихий, светлый, любящий всех проводник веры.