«Поклонись ему, и он поможет тебе!»

К 100-летию со дня мученической кончины царской семьи в издательстве Сретенского монастыря вышла книга протоиерея Александра Шаргунова «Царь. Книга о святых царственных страстотерпцах». Протоиерей Александр регулярно выступает с проповедями о святых царственных страстотерпцах на православном радио «Радонеж», отвечает на письма читателей на страницах журнала «Русский Дом», является составителем нескольких сборников «Чудеса царственных мучеников». Вот и эта книга — о роли монархии в судьбе России, об исповедническом пути последнего российского императора и членов августейшей семьи, о чудесах, являемых по молитвам к царственным мученикам.

Письмо, которое я получил, с просьбой передать его в Комиссию по канонизации царской семьи (прот. А. Ш.).

«Уважаемая Комиссия Священного Синода по канонизации царской семьи Николая II! Долго не решалась сообщить о событии, которое произошло со мной, православной христианкой Михайловой Евгенией Николаевной, и моей знакомой, Мироновой Любовью Флорентьевной, в 1991 году в октябре месяце. 15 октября 1991 года мы поехали за клюквой на болото в деревню Красницы, что в 25 км от Пушкина [под Санкт-Петербургом]. Набрав ягод, мы стали выходить из болота еще засветло — в 16 час. 30 мин., но выйти не смогли, хотя находились недалеко от выхода на нужную тропу. В октябре быстро темнеет, и мы потеряли ориентир — болото огромное, тропинок много. Тогда мы пошли на звук электрички и заблудились совсем.

Я стала читать вслух молитвы, но чем дальше мы шли, тем места становились непроходимее — топи, поваленные деревья, и дороги назад тоже не было. Темнота надвинулась разом, кричать бесполезно — кругом никого нет. Я продолжала читать молитвы и идти, ощупывая палкой глубину воды. И вдруг я вспомнила, как озарение, случай, описанный в книге “Письма царской семьи из заточения”, о том, как отряд казаков был окружен в болотах, и вместе с отрядом был обоз с детьми и стариками, среди них был священник. Они стали молиться царским мученикам и вышли из болота к своим.

Я в отчаянии стала читать в небо молитву, которая сложилась в моем сердце: “Убиенный благоверный царь-мученик Николай, убиенная царица-мученица Александра, убиенные мученицы великие княжны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, убиенный мученик царевич Алексий и все убиенные с ними, ради нашего Иисуса Христа выведите нас из этого темного леса, из топкого болота! Царские мученики, спасите нас, рабу Божию Евгению и Любовь!” Это была молитва надежды и отчаяния, в абсолютной темноте и среди топи — мы ощупывали почву палкой и шли, куда — уже не знали совсем.

Прокричала я два раза мою молитву — и что-то в темноте засветилось. Это был сук от дерева, без коры, и еще, и еще. Хватаясь за них, мы прошли по длинному дереву, под ногами не было воды. Вытянув руку вперед, как слепая, я шла и продолжала кричать в небо свою молитву, Любовь шла за мной. Молитв через пять мы вышли на широкую просеку. Светила луна, видны были на дороге следы, и мы долго шли по этой тропе и пришли в Сусанино.

Я помазала маслом от Гроба Господня очи на большом портрете царя, и из глаз его выкатилась слеза

Проплутав в темноте шесть часов, приехали домой в полночь, не веря самим себе, что живы. Я заказала отслужить панихиду по царским мученикам, и с тех пор для меня царь-мученик Николай II и его семья — святые, наши спасители. В благодарность я помазала маслом от Гроба Господня очи на большом портрете царя, и из глаз его выкатилась слеза, чему свидетели мои дети и гости.

Мой сын иерей Евгений и его матушка Ольга ждали меня из леса и очень волновались. Придя домой, я сразу им все рассказала, а также позвонила дочери Любови Флорентьевны, Наталье, и все знали об этом чуде спасения по молитве к царю-мученику Николаю II и его семье.

Любовь Флорентьевна — в то время маловерующий человек, и ее свидетельство о случившемся, может быть, еще более объективно.

Об этом я рассказывала и владыке Василию (Родзянко), когда он служил в Феодоровском государевом соборе с моим сыном. Он мне посоветовал написать в Комиссию, но я почему-то не решалась. Может быть, и этот рассказанный мною случай будет полезен при рассмотрении вопроса о канонизации мучеников за землю Русскую — царя Николая II, его семьи и замученных с ними. Для нас, православных христиан, они являются примером в жизни, в терпении и в подвиге мученичества. Это истинный православный царь, удерживающий, достойный для нашего спасения сейчас быть святым земли Российской.

С любовью о Господе, Евгения Михайлова, учитель математики,

Любовь Миронова, сотрудница Русского музея, Санкт-Петербург».

* * *

По рассказу владыки Мелхиседека (в то время архиепископа Екатеринбургского и Курганского). В середине 70-х годов владыка был представителем Московского Патриархата в Берлине. В одну из поездок на Родину он вез в своем багаже довольно много церковных книг, изданных за рубежом и посвященных коммунистическим гонениям на Русскую Церковь после революции 1917 года. В то время это могло быть квалифицировано властями как ввоз антисоветской литературы с последствиями по соответствующей статье Уголовного кодекса.

На границе таможенники начали (впервые за несколько лет регулярных поездок владыки за рубеж) производить подробный досмотр багажа. Запрещенные к провозу в СССР книги владыка поместил в чемодан с церковным облачением, в сложенный саккос. Если бы книги обнаружили, то в лучшем случае это закончилось бы отправкой на покой. Владыка начал усердно молиться, особенно усердно обращаясь к царю-мученику Николаю II, которого давно почитал за святого. Таможенники не спеша просматривали чемоданы, вынимая каждую вещь. Извлекли и саккос со спрятанными там тяжелыми книгами. Простучали днища всех чемоданов и так же, не спеша, начали все укладывать обратно. Владыка не переставал молиться государю. На облачение с книгами таможенники обратили внимания не больше, чем на любой другой предмет из багажа архиерея.

* * *

Прихожанка Скорбященского храма на Большой Ордынке Иулиания Яковлевна Теленкова, старица, простая малограмотная женщина, всю свою долгую жизнь безраздельно посвятившая служению Господу, рассказывала мне незадолго до смерти, как она стала почитать государя Николая Александровича. Она мало что знала о нем и никогда не задумывалась о личности и судьбе его. Когда у нее и ее близких наступили безвыходные, грозящие непоправимой бедой всей семье материальные затруднения, она увидела во сне царя в военной форме, который сказал, протягивая ей серебряный рубль со своим изображением: «Отслужи по мне панихиду, и все у тебя устроится». Так и было: после молитвы о государе пришла внезапная помощь, и с тех пор она всегда поминала его и молилась ему как второму Николаю Чудотворцу.

* * *

«В ноябре 1981 года мы, трое молодых прихожан Скорбященского храма, что на Большой Ордынке, узнали о прославлении новых мучеников и исповедников Российских Зарубежным Синодом РПЦ. К сонму новых святых были причислены последний русский царь и вся его семья. Именно этот факт вызвал у нас негодование и почти протест. Мы стали наперебой вспоминать все негативное, что знали о государе из советских исторических книг и доступных нам тогда немногочисленных мемуаров современников. Канонизация царя и особенно государыни воспринималась не иначе как акт политической конъюнктуры.

Батюшка сказал с большой значительностью и силой: “Они — святые”

Совесть наша была чрезвычайно смущена, и мы обратились к духовному отцу за разъяснением. Он, как оказалось, давно почитавший царственных страстотерпцев, попытался раскрыть нам подлинный лик государя и его семьи, очищенный от клеветы и непонимания. Но мы с горячностью и самоуверенной категоричностью, так свойственной молодым людям, почти не слушая батюшку, выкладывали наши контрдоводы. Батюшка вскоре замолчал, потом, улучив паузу в нашем потоке слов, сказал с большой значительностью и силой: “Они — святые” — и встал, дав понять, что беседа закончилась.

Я пришла домой с тяжелым сердцем: грубо спорила с духовным отцом, вопрос о канонизации по-прежнему для меня не прояснился, а самое главное, какой-то гадкий осадок был от пересказа этих, так называемых “объективных” фактов из жизни царской семьи. Перед сном я молилась, чтобы Господь умирил душу и разрешил мое искреннее недоумение.

Вечером следующего дня моя верующая знакомая предложила мне на одну ночь книгу, тайно принесенную ей из спецхрана Ленинской библиотеки. Я почти остолбенела, увидев ее название: “Личная переписка Николая II и его семьи за 1914–1917 годы”. Книгу эту я прочитала на одном дыхании, так же как когда-то читала книгу отца Иоанна Кронштадтского “Моя жизнь во Христе” или писания Афонского старца Силуана (кстати, тогда тоже еще не прославленных в нашей Церкви святых). В этих книгах был один и тот же дух, одна и та же легкость и скорбь во Христе, одно и то же согревающее душу чувство прикосновения к высокому подвигу жизни святых. От сердечной тяжести и сомнений и следа не осталось. Была полная ясность и твердая уверенность обретения самых близких людей — святых.

То же самое произошло вскоре и с моими знакомыми.

Ольга Александровна Л., Москва».

* * *

Рассказывает Светлана Александровна Румянцева из Москвы.

«Событие, о котором я хочу рассказать, само по себе как будто ничего особенного не представляет, но последствия его для нашей семьи — неожиданны и значительны.

Мой племянник накануне дня памяти убиения царской семьи (17 июля) готовился к экзаменам по математике (алгебре и геометрии) и пришел в совершенное отчаяние — приготовиться на “отлично” он не может, а при другой оценке он не проходит по конкурсу в техникум. Я уговорила его положиться на волю Божию и заступничество царя-мученика и со словами “Господи, помилуй” идти на экзамен. Сама же, как могла, просила на литургии Господа, если будет Его святая воля, помочь моему племяннику по святым молитвам государя-мученика. Со слезами просила государя и всех членов его семьи молить Господа о помиловании нас, грешных. Дело в том, что моя мама и я очень надеялись, что в случае поступления в техникум у моего племянника будет меньше времени болтаться по улицам и участвовать с дружками в каких-то непотребных, злых делах.

И совершилось невероятное: вытащив билет с теоремой, которую он не знал, он растерялся. Экзамен проходил как во сне. Он не помнил, как отвечал и какие дополнительные вопросы ему задавали и тем не менее получил желаемую оценку. Это было чудо для него самого, меня и, главное, моей мамы, в недавнем прошлом не просто атеистки, но той, которая в течение полутора десятков лет неизменно устраивала скандалы каждый раз, когда я шла в церковь. Ничто — никакие слова и никакие события — не могли поколебать ее активного противоборства вере. Теперь она почитает царя-мученика и молится ему и другим святым, которых знает, особенно преподобному Серафиму Саровскому, в тяжелых жизненных ситуациях, а может, и постоянно, и даже пытается обратить к вере мою сестру — свою дочь».

* * *

«Мой дед Федор Павлович служил при царском дворе, в каком чине — не знаю, но за верную службу получил от государя письменное удостоверение о том, что его сыновья могут учиться в любом высшем учебном заведении, видимо за казенный счет, и именно в военном учебном заведении, так как дед был военным и не был богатым (по тем меркам). Это я знала с раннего детства от моего отца Александра Федоровича, ныне покойного (умер в 1989 году).

Он очень страдал, что ни он, ни его брат не получили никакого систематического образования, всегда смущался при заполнении анкеты, так как он занимал видные посты и должен был что-то писать в графе “образование”. Однажды он пытался объяснить, что учился в школе две зимы, но его высмеяли и велели писать: “неполное высшее”. На самом деле он с братом получил домашнее образование, которого хватило на всю их и мою жизни. Потому отец был счастлив, когда я принесла первый свой диплом МГУ. А потом мой брат окончил МГУ и стал доктором наук, потом выучился и мой сын. Мы считали это своей заслугой, своими достижениями: из провинции — в МГУ.

Прошло много лет. Святейший благословил совершать панихиды по невинно убиенным. В Троицком храме (подворье Оптиной пустыни) служили долгую панихиду. Стоя на коленях, я плакала, вспоминая отца и его родных, жестоко пострадавших. И дед, и прадед сидели в тюрьме, бабушка с детьми умирали с голоду. Но особенно я жалела отца, я его очень любила, а он нас — самой преданной любовью. И вдруг будто голос какой-то, только звука не было, а мысль, но не моя, отчетливо обращенная ко мне: “А эта что расплакалась?” Я мысленно кому-то отвечаю: “Жалко дедушек и бабушек пострадавших, и папу с дядей, не получивших образования”. И вдруг слышу ответ беззвучный, но очень ясный: “Они не получили? Обещано было двоим, а получили трое: ты, твой брат и твой сын! Царское слово не пропадает, даже если нет царя”. И добавили: “Ты думала, просто так может девочка приехать откуда-то и так запросто поступить в Московский университет?”

У меня слезы мгновенно высохли, я так обрадовалась, сразу встала с колен, и хотелось улыбаться, хотя неудобно было на панихиде. Только я знаю, какими чудесами я поступила в свое время в университет (который до революции был императорским), приехав с папой в Москву из маленького городка при заводе в глухой степи.

Еще раз мне была помощь от царя и его супруги царицы Александры Феодоровны. В событии, которое имеет сугубо личное значение.

Фотография царя в мундире помещена у меня в комнате на стене в рамке под стеклом. Знакомый иеромонах по моей просьбе помазал ее маслом от Гроба Господня, которое я привезла из Иерусалима. 29 января 1995 года в 21 час портрет царя мироточил. Я сразу спросила духовника о мироточении, и он ответил: “Радуйся” (а я сначала немного испугалась).

Мария Александровна В. 8 ноября 1995 г.»

* * *

«Сообщаю о явленной действенной помощи новомученика Николая II длительно болевшему мальчику-подростку. Я, его мать, всегда поминаю царя Николая и в церкви, и дома. О нем мне рассказывала мать (сейчас старушка, еще жива), которая и повелела всегда поминать царя.

Мой дед, отец матери, простой деревенский человек, был солдатом на войне 1914 года и видел царя. Когда услышал, что расстреляли царя, то плакал, говоря: “Нет у нас теперь отца”.

Сын мой с детства болеет болезнью Бехтерева, и у меня томится сердце о нем. И вот однажды вижу сон. Сидит царь Николай II на стуле лицом ко мне. Я его узнала по виденному у нас снимку и чувством духа. Увидела и обрадовалась, говорю: “Царь Николай, а я вас поминаю”. Он молчит и не смотрит в мою сторону, но вижу, что лицо у него не суровое. Я подошла ближе из-за плеча справа и говорю: “Царь Николай, а Валерий мой поправится?” Он молчит. Я еще ближе подступила и опять спрашиваю: “А Валерий мой поправится?” — “Поправится”, — ласково ответил он, и сон кончился.

Окончилось тем, что освятили больницу

Так и было. Внезапно мой сын заболевает менингитом. На простыне его внесли в “скорую помощь”, две недели без сознания на капельницах пролежал в больнице, консилиум врачей произнес приговор: “Или не выйдет из этого состояния, или будет неполноценным”. День и ночь я не выпускала из рук Псалтири у его постели. И в один день все сразу исчезло, он поднялся и стал говорить нормально. Врач поразился: чудо!

Окончилось тем, что освятили больницу.

Михеева Марина Владимировна,

пос. Вознесенка Сумской обл.»

* * *

И еще одно свидетельство, от инока Зосимовой пустыни Ипполита.

«До моего поступления в монастырь, помнится, привез я своим родителям портрет императора Николая II и его супруги, императрицы Александры Феодоровны.

Наученные временем советского периода думать о деспотичности царей, родители мои недоумевали, о каком прославлении может идти речь, с тревогой глядя на два этих портрета, вывешенные на видном месте. Мать, по образованию литератор, сразу вспомнила Кровавое воскресенье 1905 года, Ленский расстрел рабочих, но, богобоязненная с детства, от многих высказываний воздерживалась, задавая только вопрос самой себе: “Как же так?!”

Отец же мой, человек неверующий, как и сам себя называл, на высказывания не скупился, но в то же время, имея злобу на коммунистов, высказывал сожаление о судьбе царственных мучеников.

Нервозность домашней обстановки с различными отзывами в адрес царя обострялась критическим положением моих родителей, а вернее — отца: ему грозила тюрьма, так как он по своей простоте и неведению попал в толпу мошенников. Уже было заведено уголовное дело, уже были допросы и было назначено время суда.

И вот родитель ночью видит сон: стоит сам государь в офицерской форме царской армии, с погонами, высокий, голубоглазый, весь светлый, стоит вполоборота к родителю, и кто-то, в черном, говорит родителю: “Поклонись ему, и он поможет тебе!” — и он поклонился. Еще помнит: рядом с царем — его семья.

После этого родитель вместе с родительницей пошли в маленький деревенский приходской храмик в честь Архистратига Божия Михаила и всех Небесных Сил бесплотных и заказали панихиду по царю Николаю и его семье.

Где-то через три-четыре дня произошел переворот в Москве, знаменитый расстрел Белого дома. И сразу же произошел переворот в области, также заменили главу администрации в районе, который ненавидел родителя и всячески хотел обвинить и отправить его в тюрьму. Смена должностных лиц давала надежду на снисходительное отношение к родителю. Через некоторое время был суд. Отцу дали один год условно, а потом — амнистия, и судимость сняли, причем только одному ему сняли из шести подсудимых.

После этого случая отношение родителя к царю изменилось и стало даже благоговейным. Почувствовав однажды реальную помощь, дотоле хуливший все святое, наткнувшись на очередную трудность, побежал он опять к тому, от кого уже увидел эту помощь, — к царю Николаю II и всем царским мученикам, и было это так. Родитель, сам являясь фермером, оказался в такой ситуации, когда стало нечего сеять. Не было семян для посева, и все это грозило ему не только остаться без денег, но и отдать все свое имущество для расчета с долгами. Он опять с родительницей заказал панихиду по убиенному царю Николаю II. Сразу после этого к ним домой приезжает наместник близрасположенного монастыря и говорит родителю, что у него есть знакомый, который хочет дать ему семена для посева. Вся земля была засеяна, 150 га».

Как мы уже говорили, в свидетельствах о чудесах святого страстотерпца, царя Николая, явленных в последнее время, характерны черты, сближающие его образ со святителем Николаем Чудотворцем. Он спешит на помощь тем, кто в беде, в опасности, кто потерял дорогу. Особенно сострадателен он к простым людям, которых так любил и с которыми так легко находил общий язык при жизни. При этом он часто является людям, никогда не искавшим его заступничества, — тем, кто как бы представляет весь наш обманутый народ, за который он жизнь положил и который предал его своим отвержением или равнодушием. Государь настойчиво просит молиться о нем и ему, потому что принимающий пророка во имя пророка получит награду пророка, как говорит Господь.

Или как святитель Иоанн Шанхайский сказал: «Величайшее преступление, совершенное в отношении государя, должно быть заглажено горячим почитанием его и прославлением его подвига. Перед униженным, оклеветанным и умученным должна склониться Русь, как некогда склонились киевляне перед умученным ими преподобным князем Игорем, как владимирцы и суздальцы — пред убитым великим князем Андреем Боголюбским. Тогда царь-страстотерпец возымеет дерзновение к Богу и молитва его спасет Русскую землю от переносимых ею бедствий. Тогда царь-мученик и его сострадальцы станут новыми небесными защитниками Святой Руси. Невинно пролитая кровь возродит Россию и осенит ее новой славой».