Православная Европа. Статья 7
Венгрия: радость миссионерских приходов и плач покинутых церквей. Часть 1

На аналое в Успенском соборе иконы преп. Моисея Угрина и св. короля Стефана

Что касается XX века, то в нем история Православия приобретает не только сложный и противоречивый, но и зачастую трагический характер. По сей день многие события прошлого столетия остаются предметом споров и взаимных нареканий. Конечно, определенный отпечаток на церковную жизнь наложили кардинальные политические перемены 1910-х годов, Вторая мировая война, передел территорий, переход Венгрии в сферу советского влияния и установление в стране коммунистического режима. В общем, было всякое. Но если обращать внимание на основные вехи, немного абстрагируясь от разного рода проблем и трудноразрешимых дискуссионных ситуаций, то можно отметить следующее.

В 1918 году, после распада Австро-Венгрии, Венгрия стала полностью независимым государством. Большую часть православного населения страны в период между двумя мировыми войнами составляли сербы, юрисдикционно оформленные в Будимскую епархию Сербской Православной Церкви. В состав епархии входили, помимо сербских, шесть приходов греко-венгерского происхождения, имевших определенную автономию. Значительным было румынское присутствие. Кроме того, в Венгрии были открыты русские эмигрантские приходы. Они подчинялись Русской Зарубежной Церкви (РПЦЗ) или Западноевропейскому экзархату Константинопольского Патриархата.

Протопресвитер Фериз Берки

После победы антигитлеровской коалиции церковные нестроения военного времени постепенно сошли на нет. Как подчеркивал в одном из своих трудов М.В. Шкаровский, «после окончания Второй мировой войны в Венгрии была в основном восстановлена довоенная система управления. Возглавляемая епископом Георгием Будимская епархия Сербской Церкви канонически и территориально осталась неприкосновенной. Представители румынских приходов в Венгрии провели в г. Дьюла съезд, где аннулировали проведенное в 1940 году присоединение их к венгерской церковной организации, вновь заявив о своем “румынском характере”, и создали Епархиальную консисторию, подчиненную Румынскому Патриархату».

Самое интересное, что посеянные в 1940-е годы «зерна» церковной автокефалии продолжали «плодоносить» и в новых условиях. Так, в 1947 году официальный Будапешт заявил о желательности создания Венгерской Православной Церкви (с вхождением в ее состав сербских и румынских приходов), но уже под омофором патриарха Московского. Однако резкое неприятие подобной инициативы, выраженное Сербской Церковью, было с пониманием воспринято в Москве: патриарх Алексий I отказался от столь кардинальной реорганизации церковной жизни в Венгрии.

Правда, в юрисдикцию Московского Патриархата вошли несколько венгерских приходов. Но принимались лишь те общины, которые подавали соответствующие прошения и, как правило, находились вне рамок какой бы то ни было канонической юрисдикции. Патриарх Алексий I делал все от него зависящее, чтобы избежать ненужных трений с Белградом, Бухарестом и Константинополем. С 1949 по 1957 годы в состав Венгерского благочиния РПЦ вошли восемь венгероязычных приходов и три русских. Со всех уголков страны.

– Наши оппоненты утверждают, что все это происходило чуть ли не на штыках Советской армии, – говорит священник Кирилл Татарка, секретарь Венгерской епархии. – Но коммунисты при желании могли бы присоединить все приходы буквально за одну-две недели. Однако процесс растянулся на восемь лет. Потому что в реальности общины определялись сами: с кем им быть и кого поминать на богослужениях.

Первым благочинным приходов Московского Патриархата стал протоиерей Иоанн Кополович, прибывший в Будапешт из Закарпатья. С 1954 года эту должность занимал этнический венгр – протоиерей (с 1997 года – протопресвитер) Фериз Берки († 2006). А в апреле 2000 года Венгерское благочиние было преобразовано в Будапештскую и Венгерскую епархию, которую возглавил епископ (с февраля 2001 года – архиепископ) Венский и Австрийский Павел (Пономарев), ныне архиепископ Рязанский и Касимовский. Почти шесть лет (с 2003 по 2009 год) обязанности правящего архиерея исполнял епископ Иларион (Алфеев) (ныне митрополит Волоколамский, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата). С 31 марта 2009 года епархией руководит архиепископ Марк (Головков) – секретарь Московской Патриархии по зарубежным учреждениям. Снова, как и предыдущие архиереи, в качестве «временного управляющего».

Священник Кирилл Татарка

В настоящее время Православие в Венгрии представлено общинами пяти юрисдикций: Константинопольского Патриархата (пять приходов, регулярные богослужения совершаются в четырех), Московского Патриархата (девять действующих приходов; три храма – в Сентеше, Карцаге и Кечкемете – считаются «незаконно захваченными Константинопольским Патриархатом»), Сербской Православной Церкви (28 приходов, в которых богослужение совершается хотя бы раз в месяц), Румынской Православной Церкви (19 приходов) и Болгарской Православной Церкви (один приход). Венгерский язык используется, главным образом, в приходах Московского и Константинопольского Патриархатов. К слову, впервые перевод православной литургии на национальный язык венгров был сделан в 1860-е годы протоиереем Иоанном Поповичем, настоятелем храма великомученика Георгия Победоносца в Карцаге. Спустя 80 лет, в 1944 году, на основании этого перевода был издан исправленный вариант, подготовленный Феризом Берки и Иштваном Поповичем. Другие службы активно переводились на венгерский уже после Второй мировой войны при деятельном участии протоиерея Фериза, прилагавшего немало усилий для становления и развития венгероязычного Православия. Отец благочинный очень желал, чтобы язык истинной веры стал доступным и понятным каждому жителю этой небольшой придунайской страны.

Справка. Венгрия – государство Центральной Европы площадью чуть более 93 тысяч км² и населением около 10 миллионов человек. Официальный язык – венгерский. Подавляющее большинство верующих – католики (64%) и протестанты, главным образом кальвинисты, – 23%.Столица – Будапешт – приобрела свое нынешнее название в 1873 году, после слияния Пешта, расположенного на восточном берегу Дуная, с Будой и Обудой, построенными на западном берегу этой реки.

Конечно, Православные Церкви в Венгрии, вне зависимости от языка и юрисдикционной принадлежности, не имеют того веса и влияния, которым обладают католики и кальвинисты. Но они, наряду с общинами других конфессий, включены в систему известного в стране «права одного процента». Каждый венгр имеет возможность пожертвовать один процентный пункт своих налогов в пользу определенной Церкви. И еще один процентный пункт – в пользу общественной организации (в том числе религиозной). К примеру, Венгерская епархия Московского Патриархата получает от «конфессиональных» процентов около 20 тысяч евро в год. Причем жертвовать в пользу православных могут верующие любых конфессий. И даже атеисты с агностиками. Система «одного процента» создает основу для простого, добровольного выбора. Зависящего от воззрений и голоса совести жителей страны. Удобно, доступно и справедливо.

Успенский кафедральный собор – жемчужина Православия в Будапеште

Успенский собор в Будапеште

Храм украшает улицы столицы уже более двух сотен лет, привлекая взоры паломников, туристов, а также неравнодушных к вере горожан.

Собор Успения Пресвятой Богородицы возводит свою историю к концу XVIII века. Тогда, конечно, в Пеште многое было по-другому – и в плане политическом, и в плане церковном. Город был населенным пунктом Австрийской империи. С православным меньшинством, но без юрисдикционного плюрализма. В принципе, подобного плюрализма тогда и быть не могло, ведь в те времена не существовало автокефальных Церквей Греции, Румынии и Болгарии (сербы, проживающие на территории Австро-Венгрии, были объединены в автономную Карловацкую архиепископию). Многие православные земли входили в состав Османской империи, а Церкви православных народов зависели от Константинополя. До «национальных» автокефалий оставалось еще несколько десятилетий.

В 1791 году община греков и влахов, проживавших в Пеште, приобрела участок земли в престижном районе города, недалеко от Дуная. Строительство храма началось безотлагательно, в том же году. И продолжалось целое десятилетие. В самом начале XIX века – в 1801 году – новая церковь была освящена епископом Будимским Дионисием (Поповичем) – греком (ранее он носил фамилию Палазоглу), много лет прослужившим до этого в Белграде. А облик, хорошо известный современным жителям венгерской столицы, храм приобрел спустя семь десятилетий. В 70-е годы XIX века Миклош Ибл, один из выдающихся архитекторов того времени, переделал фасад и башню Успенского собора.

Впрочем, несмотря на все внешние реконструкции храма, приходская жизнь в XIX столетии протекала без особых катаклизмов и грандиозных перемен. Национальную основу прихода составляли греки и влахи. Естественно, в общину зачастую направляли двух священников – греческого и влахского происхождения. Хотя в те времена многие образованные люди, включая священнослужителей, хорошо знали три языка (греческий, сербский и влахский). Поэтому лингвистические барьеры в православной среде были минимальны: православным разных национальностей почти всегда удавалось найти общий язык.

Так было. Но история имеет свойство не стоять на месте. Порой она торопится, куда-то спешит. То, что когда-то было данностью, уходит в прошлое, превращаясь в тень воспоминаний и пыль архивных бумаг. Новые обстоятельства нарушают привычное течение событий, подобно тому, как тающие ледники превращают спокойную речушку в бурный, бушующий поток. Вот и для Успенского собора настал тот час, когда его уже не могли обойти волны перемен. Произошло это в первой трети XX века. После отъезда части греков и влахов (и ассимиляции большинства тех, кто остался в Будапеште), к названию прихода было добавлено слово «венгерский». В 1931 году он приобрел именование венгерского греко-восточного.

Справка. Греко-восточными христианами («görög keleti»), согласно австро-венгерскому закону 1868 года, называли всех православных – вне зависимости от национальной и юрисдикционной принадлежности. Слово «православный» («ортодокс») из официального обихода исключалось. Даже компромиссное предложение использовать название «keleti orthodox» (восточные православные) было отвергнуто властями страны.

Смена названия прихода была не простой формальностью. На деле она стала отправной точкой движения за национальный богослужебный язык. Да, в первые годы все оставалось прежним: прихожане, почти поголовно говорящие по-венгерски, священники-греки и службы на греческом языке. Порой священник и прихожане, не понимая друг друга, прибегали к помощи иностранных языков (немецкого, французского, итальянского), чтобы хоть как-то объясниться. Наверное, от этого страдали обе стороны: и миряне, и духовенство.

Но уже спустя десятилетие ситуация кардинально изменилась. В конце Второй мировой войны, в 1944 году, приходской совет предоставил возможность венгероязычной общине во имя святителя Иоанна Златоуста совершать богослужения в соборе. После окончания войны греческий настоятель собора архимандрит Иларион (Ваздехас) покинул Венгрию, уехав на Запад. Управление собором фактически перешло в руки настоятеля венгерской общины – иерея Иоанна Варью. А в 1949 году, по прошению прихожан, община Успенского собора была принята в юрисдикцию Московского Патриархата. К слову, тогда это была единственная возможность сохранить в богослужении венгерский язык. Представители других юрисдикций относились к венгероязычному приходу несколько настороженно. Настоятелем собора был утвержден иерей Иоанн Варью (этнический венгр).

С 1949 года в приходе сменилось всего три настоятеля (иерей Иоанн Варью, протопресвитер Фериз Берки и епископ Иларион (Алфеев)). В настоящее время обязанности настоятеля исполняет архиепископ Егорьевский Марк (Головков). В Успенском соборе служат протоиерей Стефан (Иштван) Мадьяр и священники Кирилл Татарка и Димитрий Корнилов. Иерей Кирилл является также секретарем епархиального управления.

Именно отец Кирилл посвятил мне немалую часть времени в дни моего пребывания в Венгрии. Спокойный и немного меланхоличный, он никогда не отказывал в помощи и совете, стараясь обстоятельно и подробно отвечать на все мои вопросы. Даже если эти вопросы были сложны и нелицеприятны.

Справка. Священник Кирилл Татарка родился в 1973 году в городе Вац (вблизи Будапешта) в семье военнослужащего. Окончил филологический факультет Печского университета. Рукоположен во диакона в июле 2003 года, во иерея – в декабре 2006 года. С мая 2005 года является секретарем Венгерской епархии.

Мы сидим с отцом Кириллом за обеденным столом, неспешно пьем фруктовый чай и закусываем венгерским печеньем. Батюшка, отвечая на мои вопросы, рассказывает о себе – и в моем воображении рисуется картина того чудесного пути к Богу, который был пройден ребенком из обычной венгерской семьи. Родители Кристиана (имя отца Кирилла до святого крещения) были людьми неверующими, как и большинство венгров в социалистические времена. Более двух лет (с 1982 по 1984 годы) семья Татарка жила в Ленинграде, где Кристиан близко познакомился с русским языком и культурой. Интерес к религии у сына военного появился позже, в семнадцатилетнем возрасте – времени юношеских исканий, тревог и надежд.

– Вначале меня, как и многих моих сверстников, интересовали ислам и буддизм, в особенности философские системы и ментальность восточных религий, – рассказывает отец Кирилл. – Я с большим интересом читал книги венгерского философа Бела Хамваша, который пытался синтезировать восточные религии и христианство. Но потом я познакомился с католиками и поехал вместе с ними, в 1994 году, в Закарпатскую область Украины, чтобы помогать в ремонте детдома.

Социальная миссия католиков произвела на Кристиана очень благоприятное впечатление. Но вот к католическому богослужению он отнесся более прохладно.

– Я там немного скучал, – признается отец Кирилл. – Католическая месса меня не впечатляла и духовно не удовлетворяла. Не ощущалось полноты, не было возвышенных чувств. Очень «сырым» показалось мне богослужение.

В 1996 году Кристиан поступил на отделение русской филологии Печского университета (в южной Венгрии). Студенту-филологу пришлось знакомиться с историей Киевской и Московской Руси, древнерусскими летописями, житиями святых, иконописью. Благодаря учебным курсам специальности у него появилось некоторое (пусть и фрагментарное) представление о Православии.

Через год Кристиана направили на стажировку в Санкт-Петербург.

– Именно там, в «северной столице» России, у меня произошла живая встреча с Православием, – вспоминает отец Кирилл. – Я познакомился с художниками, которые продавали на ярмарке свои картины. Оказалось, что эти художники были верующими людьми, очень ревностными православными. Молитва Богу была для них жизненной необходимостью. И вот эти люди пригласили меня в храм.

– Думаю, что середина 1990-х – это очень интересное время для России, – говорит отец Кирилл. – Храмы открылись, но во многих из них не было пышных иконостасов и украшений. Не было помпезности. Например, в церкви, в которую я ходил (храм Нерукотворного образа Спаса на Конюшенной площади), был временный иконостас и несколько икон на стенах. Но, несмотря на скромное убранство, там царил молитвенный дух. Глубокий и непередаваемый… Приезжая в Россию позже я, к сожалению, не испытывал таких же чувств. Мне казалось, что тогда, в 1990-е, все было проще: и общение между прихожанами, и общение прихожан со священниками. Возможно, я не прав, но мне думается, что тогда роскошь не отгораживала людей друг от друга. Все было скромно, порой бедно, но зато вера была горячая, искренняя и живая. А бабушки, которых почему-то модно критиковать, остались в моей памяти как улыбчивые, открытые и замечательные прихожанки!

– Конечно, особое впечатление, не передаваемое словами, произвела на меня Божественная литургия, – продолжает свой рассказ отец Кирилл. – Еще я хорошо помню, как утром, пробудившись ото сна, я всем своим естеством ощутил, что Христос – это живая Истина, живой Бог. Если нет Христа, то жизнь бессмысленна, ибо весь смысл и содержание ей придает Воскресение Христово. И если я хочу, чтобы моя жизнь имела значение, то мне нужно принадлежать Христу. После этого я решил креститься. Таинство святого крещения было совершено в апреле 1997 года в храме Успения Пресвятой Богородицы подворья Оптиной пустыни в Петербурге.

Что ж, Россия подарила Кириллу истинную веру и открыла его личный путь ко Христу. Вернувшись в Венгрию, он вначале посещал службы в русских и сербских приходах, а затем, узнав о существовании венгероязычной общины, стал ходить в храм на площади Петефи. Вскоре нового прихожанина заметили. И предложили помогать в алтаре. В 2001 году Кирилл закончил университет, женился на сербке и устроился на работу – ассистентом режиссера в студию мультфильмов. Там он работал до 2005 года, пока владыка Иларион (Алфеев) не предложил отцу Кириллу стать секретарем епархии.

– Решение о принятии священного сана мне далось непросто, – признается отец Кирилл. – Инициатива все-таки исходила от священноначалия. Отец Фериз Берки очень хотел, чтобы появились молодые священники, готовые трудиться на ниве Христовой в Венгрии. Но когда правящий архиепископ владыка Павел (Пономарев) предложил мне стать диаконом, я согласился не сразу. Те же сомнения одолевали меня при предложении о священстве, которое прозвучало из уст владыки Илариона (Алфеева). С одной стороны, я успел полюбить диаконское служение. С другой – я испугался, понимая свое недостоинство быть священником. Владыка Иларион, выслушав мои сомнения, ответил: «Никто из людей не может считать себя достойным священного сана. Но Церковь все равно нуждается в пастырях». Я решил покориться призванию.

«Добрый знак: не все так охотно покоряются призванию свыше», – про себя не мог не заметить я. И сразу же поинтересовался: что по прошествии трех лет священства остается для батюшки самым непростым в служении?

– В какой-то мере я ощущаю недостаток времени, – ответил отец Кирилл. – Нелегко быть хорошим священником, деятельным секретарем и заботливым отцом семейства. Порой во мне возникает чувство собственного недостоинства. Не всегда хватает смелости и сил, чтобы показать христианскую веру. Ведь священник и на улице, и в любом обществе не перестает быть священником. Он должен уметь утешить любого человека, даже в самой непростой ситуации. Я стараюсь не ограничивать себя только приходской жизнью. Но не думаю, что мои усилия адекватны. Мне бы вообще хотелось, чтобы социальное служение нашего прихода стало более масштабным. Как для священников, так и для прихожан.

«Наверное, всегда найдется место для чего-то более совершенного, но не стоит забывать и о том, что есть», – подумалось мне. Все-таки прихожане Успенского собора и сейчас не сидят сложа руки. Они посещают томящихся в тюрьмах и страдающих в больницах. Приход не отказывает тем, кто обращается с просьбами о помощи. Даже если эти просьбы сугубо денежные.

– Конечно, мы стараемся помогать приходящим к нам, – замечает отец Кирилл. – Даем людям деньги, одежду, еду, стараемся утешить, помогаем словом. Но все это, увы, капля в море. Мы не можем предложить им крышу над головой, работу, хотя бы какие-то перспективы в жизни. А разовая помощь… Она, безусловно, нужна. Но хотелось бы большего!

Чувства отца Кирилла можно понять. С другой стороны, всем нам известно, что деятельность любой общины многолика и не сводится к одной лишь социальной миссии (как бы ни важна она была). Есть и молитвенная жизнь. Очень значимая для нынешнего многонационального прихода, в котором раньше и не предполагалось такого многообразия и пестроты языков.

– Да, до начала перестройки в России основную массу наших прихожан составляли венгры, – подтвердил отец Кирилл. – Эмиграция из стран бывшего СССР изменила национальный расклад. Хотя причина была не только в этом. Например, в 1990-е годы почти половину нашего прихода составляли греки (с Кипра и из Греции). Они приезжали в Будапешт учиться.

– Сейчас на воскресной службе бывает 100–110 человек, из них почти половина – русскоязычные, – замечает батюшка. – Остальные – в основном венгры и греки. Хотя, что интересно, на службах в будние дни доминируют венгры. Они во многом формируют костяк прихода.

К слову, богослужения в Успенском соборе проходят каждый день. Основным языком остается, как и в прошлые десятилетия, венгерский. Правда, с учетом национально-языковых перемен двух последних десятилетий на службах стали слышны песнопения и ектении на церковнославянском и греческом. Приход живет по новоюлианскому календарю, а богослужения совершаются согласно греческой традиции: вечером служится вечерня, на следующий день – утреня в соединении с литургией.

К сожалению, не все русские, прибывшие в Будапешт, смогли эти традиции принять. Без сложностей не обошлось.

– Буду предельно честен: конфликты были, – говорит отец Кирилл. – Особенно остро проблемы обозначились в 2001–2003 годах. К счастью, почти все неурядицы остались в прошлом. Владыка Иларион стремился к поддержанию баланса между представителями разных традиций и национальностей. По его инициативе в соборе стали совершаться службы на церковнославянском языке, причем по старому стилю.

Сейчас эти богослужения совершает русский священник, выпускник Свято-Тихоновского гуманитарного университета отец Димитрий Корнилов. Как правило, богослужения бывают в двунадесятые и великие праздники, а также в праздники, особо значимые для православных русских, такие как дни памяти преподобного Серафима Саровского, Казанской иконы Божией Матери и другие. Конечно, такой подход сглаживает трения между приверженцами разных языков и календарей. Но не разделяет ли он православных как членов единой Церкви Христовой?

– Думаю, что единство православных проявляется самым различным образом, – подчеркивает отец Кирилл. – Через общность веры, участие в таинствах. Даже через иконы собора.

Символично, но большая часть икон Успенского собора дошла до наших дней из XIX столетия – когда и календарной проблемы не существовало, и язык богослужений был другим. Очень почитаема верующими (всех национальностей) Бездинская икона Божией Матери. В соборе также хранится частица мощей преподобного Моисея Угрина, который, по преданию, был венгром, но подвизался в Киево-Печерской лавре. Образ преподобного писала киевский иконописец Татьяна Ронская.

Особое место в соборе занимает икона с частицей мощей святого короля Стефана, сыгравшего ключевую роль в становлении христианства в Венгрии.

– Частица мощей святого Стефана была подарена католиками священнику Радославу Ристичу из Вены, – рассказывает отец Кирилл. – Протоиерей Хризостом Пийненбург, тоже из столицы Австрии, написал маленькую икону, в которую и был помещен мощевик. В 2005 году икона с частицей мощей была подарена владыке Илариону (Алфееву), а владыка уже передал святыню в дар нашему собору. Затем была написана большая икона святого Стефана, но мы решили частичку мощей из маленькой иконы не вынимать (чтобы ничего не повредить), а просто поместили ее в большую икону. Конечно, не совсем типичное решение: одна икона (меньшая) в другой (большей).

Иконы святого Стефана и преподобного Моисея Угрина находятся рядом. Свидетельствуя об истоках венгерского христианства и о его связи с христианством на землях восточных славян. Святой Стефан, всю свою жизнь проведший на родной земле, и преподобный Моисей, принявший монашество вдали от родины… Оба они молятся и ходатайствуют за свой народ. И за всех, кто обращается с молитвенными просьбами лично к ним. Не только венгров – ведь большинство паломников, приходящих к мощам преподобного Моисея в Киеве, явно не венгерского происхождения. Но для них преподобный тоже дорог, как и любой другой святой. Незримое единство православных христиан самых разных национальностей становится более осязаемым и явным, когда смотришь на иконы в Успенском соборе Будапешта. Размышляя в эти моменты о тех непостижимых путях, по которым идут к вере и спасению люди в различных уголках нашей планеты.

– Да, все мы родились в каком-то определенном месте и принадлежим конкретному народу, – рассуждает отец Кирилл. – И это не наш выбор. Не думаю, что национальность принципиально влияет на духовные нужды человека и его проблемы. Грех остается грехом вне зависимости от того, совершает ли его венгр, русский, украинец, румын или серб.

– Конечно, среди прихожан, недавно переступивших порог храма, было немало людей, которые почти ничего не знали о вере и не получили должного христианского воспитания, – продолжает свой рассказ батюшка. – К сожалению, из-за отсутствия понятия греха ими было совершено немало тяжких грехов, в том числе аборты. Слава Богу, что у многих из этих людей открылись глаза. Сегодня они живут сознательной христианской жизнью: регулярно исповедуются, причащаются, воспитывают в православной вере своих детей. Немного иная ситуация у венгров, обратившихся в Православие из других конфессий. Они знакомы с христианской моралью. Поэтому у них количество тяжких грехов не так велико, как у выходцев из атеистической среды.

– Наш храм открыт для людей всех национальностей. Русские, греки, сербы, румыны, посещающие Успенский собор, не чувствуют себя чужими. Для них наша церковь – как родной дом, – подчеркнул отец Кирилл.

Впрочем, для тех, кто желает слышать не венгеро-славянско-греческое, а полностью славянское богослужение, такая возможность предоставлена не только в праздничные дни юлианского календаря. В Будапеште есть храм, в котором все богослужения, включая воскресные, совершаются на знакомом и почти родном русским, белорусам и украинцам языке. Речь идет о русской церкви во имя преподобного Сергия Радонежского, что на улице Лэндваи, в Шестом районе венгерской столицы, вблизи городского парка Варошлигет (Városliget). Именно туда лежал мой путь в одно будничное будапештское утро, когда жители столицы спешили на работу, переполняя автобусы, троллейбусы, трамваи и вагоны городского метро. Одна из трех линий которого, к слову, является самой старой в континентальной Европе.

Протоиерей Иоанн Кадар (Сергиевский приход): «Церковь не должна превращаться в российский клуб»

Протоиерей Иоанн Кадар

И только зайдя за калитку, во внутренний дворик, я понял, что не ошибся в своих поисках. Табличка на стене дома подтверждала, что здесь находится православный храм. Правда, отсутствие дополнительных указателей сбивало с толку. Куда идти? С какой стороны надо обойти жилой дом, чтобы попасть в церковь? Поиски снаружи ни к чему не привели: храма не было. И только зайдя в подъезд и взглянув на площадку первого этажа, я обнаружил большую дверь с решеткой, увенчанную крестом. Надпись «Русская Православная Церковь» и вывешенное рядом расписание богослужений уже не оставляли сомнений: церковь находится именно здесь. Я нажал кнопку звонка – и священник Иоанн Кадар, настоятель прихода во имя преподобного Сергия Радонежского, пригласил меня войти внутрь.

Довольно любопытно: помещение церкви и квартира священника представляют, по сути, одно целое. Храм – справа от входа, а жилье священника – немного левее. Своеобразный церковный дом.

– Да что вы, какой здесь церковный дом, – разочаровал меня отец Иоанн. – Здесь, по сути, одна большая комната. И все. Жить холодно, неудобно. Но приходится жить при храме. Хотя есть в этом и положительная сторона. Потому что меня всегда при необходимости могут здесь найти.

Справка. Сергиевский приход в Будапеште был основан в 1950 году русскими эмигрантами. В том же году было арендовано помещение на улице Лэндваи. Большую роль в становлении прихода сыграл известный в Венгрии священник протоиерей Михаил Толмачев. С 1995 года помещение находится в собственности общины.

Протоиерей Иоанн Кадар настоятельствует в Сергиевской церкви с 1989 года. Отец Иоанн (к слову, племянник святого Иова (Кундри) из Украины) родился в 1958 году в г. Хуст Закарпатской области Украины. Окончил Ленинградскую лесотехническую академию, затем Ленинградскую духовную семинарию. Высшее богословское образование получил на экстернате Петербургской духовной академии. Рукоположен во иерея 25 февраля 1989 года. Служил в Александро-Невской лавре, а затем был направлен в Будапешт.

– По сути, приход на Лэндваи медленно умирал, – говорит отец Иоанн. – В 1970-е годы, к примеру, было одно-два крещения в год и 14–15 погребений. После отъезда в Австралию отца Михаила Толмачева (в 1973 году) здесь вообще три года было все закрыто. Потом, вплоть до моего приезда в 1989 году, служил протоиерей Иоаким Бабенец. Община стала очень маленькой – 15–17 человек на воскресных богослужениях, в летние месяцы и того меньше. В основном приходили русские эмигранты и несколько русинов. Вообще храм был в довольно жалком состоянии. Икон почти не было (только иконостас). Вместо подсвечников – ящики с песком. Жуткая бедность, убожество. Меня это очень поразило. Все-таки бедность не должна переходить в неряшливость. Тем более в храме Божием.

К счастью, приход, невзирая на множество «болезней», не умер. Более того, в 1990-е годы начинается его быстрое выздоровление. И к середине 1990-х присутствие даже 100 человек за воскресным богослужением становится не чудом, а обыденностью.

– Ну, это никак не связано с каким-то моим миссионерским даром, – улыбается отец Иоанн. – Просто именно в конце 1980-х у людей появился интерес к Церкви. Здесь дислоцировалась Южная группа советских войск. Многие оттуда стали приходить с просьбой о крещении. Порой приходилось крестить в день 40–50 человек. Конечно, при таком количестве крещаемых сложно вести полномасштабную катехизацию. Но люди очень просили о крещении, почти что требовали.

– А в начале 1990-х начинается эмиграция из республик бывшего СССР, – продолжает свой рассказ батюшка. – Тем более что въезд в Венгрию был свободный, без визы. Наибольшей численности наш приход достиг в 1996–1997 годах. Но в конце 1990-х, когда экономическая ситуация в Венгрии резко ухудшилась, многие стали уезжать в Россию. В общем, сейчас мы имеем стабильную численность прихода (исходя из числа прихожан на воскресной литургии) в 60–70 человек. Это не так уж и мало. Тем более что основная часть прихожан – это наши женщины, вышедшие замуж за венгров. Они, скорее всего, никуда отсюда не уедут. Подавляющее большинство членов прихода – из Украины и России. Украина явно доминирует, особенно центр и восток (Киев и Харьков).

Наша беседа с отцом Иоанном постепенно перерастает в философско-познавательный диалог. В дискуссию об эмиграции и о роли Церкви и духовенства за рубежом. Батюшка охотно делится своими мыслями и наблюдениями, оформленными в довольно четкую систему взглядов, «отточенных» за 20 лет служения в Будапеште.

Вход в церковь преп. Сергия Радонежского

– Иногда ссылаются на численность российской диаспоры, акцентируя внимание на том, что она вторая после китайской. Но проблема в том, что все русскоговорящие – это аморфная, разобщенная масса, – подчеркивает отец Иоанн. – Люди, невзирая на яркие дарования, не умеют работать в команде, сообща, ради общей цели. Вот, к примеру, армяне, греки, евреи научились хорошо отстаивать свои интересы. И при этом стараются брать не числом, а уменьем. О русских такого не скажешь: дробление на «группки» не перестало быть чертой их характера.

«Неужели даже сейчас? – не дает мне покоя недоуменная мысль. – Понятно, из России после 1917 года бежали многие: от монархистов до республиканцев и явных сторонников анархии. Видимо, эта политическая разделенность, ярко выраженная на родине, не могла угаснуть и вдали от нее. Но эмиграция 1990-х? Зачем ей дробиться? Вроде бы политика и идеология для эмигрантов новой волны играет далеко не главную роль».

– Вы знаете, какой-то явной, четко выраженной причины этой раздробленности, пожалуй, нет, – замечает настоятель. – Видимо, что-то скрыто на генетическом уровне. Наверное, присутствует неумение жить за границей, в диаспоре. И вряд ли что-то в ближайшей перспективе изменится. Для этого должно пройти немало времени.

– Я еще застал здесь группу русских эмигрантов, которые приехали в Венгрию из Сербии, – продолжает свой рассказ отец Иоанн. – Да, они были людьми культурными, образованными, сдержанными, даже придерживались схожих политических воззрений. Но и у них присутствовала эта немощь – деление на фракции. А если поднять протоколы старых приходских собраний… «Закладывания», разные докладные записки – все это было. К сожалению, далеко не все из старых прихожан приняли эмигрантов последней, постсоветской, волны. И общения между ними почти не происходило. Впрочем, сейчас из тех старых эмигрантов, которые приехали сюда из Сербии, никого не осталось. Все отошли в мир иной.

Да, смерть уравнивает людей. И там, за вратами вечности, все эти деления на фракции и группы предстают, наверное, в ином свете. Как ничтожные и глупые, а порой вредные и опасные. Особенно обидно, если эти разделения проникают из светской в церковную среду. Примерно в том виде, как рассказывал отец Иоанн.

– Конечно, дробление более выражено среди людей малоцерковных, – уточняет батюшка. – Люди же церковные имеют чудесную возможность единения вокруг евхаристии. Кроме того, любая разделенность преодолима. Главное, найти для этого хорошие способы. А в Православии, как нигде, все зависит от масштаба личности архиерея, священника, мирянина. Если есть харизматическая личность, многое меняется к лучшему. Если ее нет, немощи становятся более заметными. Хотя в церковной практике имеются четкие указания, как эти немощи преодолевать. Но подчеркну еще раз: преодолеть разделенность непросто. Тем более что национальная принадлежность прихожан в этом особой роли не играет. У нас не делятся по признаку русских, украинцев, молдаван и так далее. Впрочем, с Божией помощью все преодолимо.

– Значит, эмигранты из Западной Украины, из Галиции тоже успешно интегрируются в русскоязычный приход? – спрашиваю я.

– Здесь все сложнее, – констатирует отец Иоанн. – С запада Украины у нас главным образом карпатороссы. С ними проблем нет. Галичане же, в основном, посещают греко-католические храмы. Кроме того, здесь галичан гораздо меньше, чем в Испании, Италии или Португалии.

– Да, но ведь не все украинцы с запада страны, приезжающие в Венгрию, крещены в униатстве. Многие являются православными (пусть и из числа раскольников). Неужели у них не возникает потребности быть на православной службе? – задаю я следующий вопрос.

– Конечно, иногда они приходят в наши храмы, – отвечает батюшка. – Я сразу же украинцам-галичанам предложил: если хотите, я буду служить для вас отдельно на украинском языке. К сожалению, ответной реакции не последовало.

– Мне бы не хотелось вступать с кем-то в противоборство, «конкурировать», – подчеркивает отец Иоанн. – Думаю, мы должны избегать «зазывания» в приход и выписывания «рекомендаций»: ходите туда или сюда. Наоборот, мы должны свидетельствовать на самом высоком уровне. Свидетельствовать высоко о Христе! Чтобы богослужение, проповедь слова Божия, миссия были бы самого глубокого содержания, чтобы люди нас слушали. Важно быть человеком на своем месте. Хорошим священником. Ведь как получается: одного священника хочется слушать, другого – нет, к одному есть желание идти на исповедь, а к другому – нет. Вот и весь выбор.

– В Венгрии нет того количества людей, готовых слушать, которое вы найдете в России, на Украине или в Белоруссии, – говорит батюшка. – Здесь такое положение, что даже если вы будете огонь с неба низводить, к вам особенно никто не пойдет. Да и жизнь берет свое. На первом месте – заботы о выживании, о хлебе насущном. В Венгрии тот тип духовничества, что распространен в России, в полной мере не работает.

– Да, но ведь забота о выживании актуальна в России не меньше, чем в Венгрии! – невольно восклицаю я.

– Безусловно, – отвечает отец Иоанн. – Но в России ваше окружение – это в основном православные (пусть номинально) россияне. Здесь же эмигрант попадает в иноязычную, инославную среду. И порой осознание того, в какой непростой обстановке он находится, приходит через много лет. Уже выросли дети, появились внуки. И человек вдруг видит, что семья не принимает его ценности и его мировоззрение. Он осознает свою инаковость. И эта инаковость переживается всеми по-разному. Хотя многие из таких людей очень открыты для православной миссии.

Впрочем, как объясняет отец Иоанн, в «смешанных» семьях неправославный супруг редко «давит» на свою православную «половинку». Венгрия – секулярная страна, поэтому для многих ее граждан принадлежность к католицизму или протестантизму не более чем дань традиции. Сложнее, когда речь идет о соблюдении постов. Для венгров православный пост – это нечто из ряда вон выходящее. Поэтому батюшка призывает прихожан «не проявлять ревность не по разуму» и не накладывать на своих неправославных близких «неудобоносимых бремен». Ведь человека можно привлечь к Православию не только (и даже не столько) интеллектуальными изысками, но и душевной открытостью и теплотой, питаемой светом Христовым.

– Есть у нас прихожане-венгры, около 10 человек, – говорит настоятель. – В основном бывшие греко-католики. Для кого-то из них причины перехода в Православие сугубо вероучительные. Но для большинства – внутренний душевный порыв. Человек понимает, что на сакральном уровне жизнь его общины отлична от Православия. Люди это улавливают, им открывается красота православной веры. Конечно, переход в Православие занимает время. Я беседую с людьми, предлагаю им для чтения необходимую литературу, слежу, как они относятся к духовной и церковной жизни, к посещению храма. И только после такого вот «испытания» (порой длительного) принимаю в Православную Церковь.

Но, в любом случае, венгры в приходе – это абсолютное меньшинство. Поэтому церковнославянский остается основным языком богослужений. Хотя отдельные требы батюшка совершает на венгерском (если об этом просят). Литургии служатся в воскресные и праздничные дни (в год бывает 115–120 литургий). Правда, если праздник выпадает на будний день, отцу Иоанну приходится служить почти одному. Певчие работают и прийти, как правило, не могут. Молящихся тоже мало, хотя многие стараются «вырваться» буквально на полчаса, чтобы почтить святость праздника, – все-таки праздничные дни по-настоящему дороги сердцу русского человека.

Будапешт раскинулся по обоим берегам Дуная

– Конечно, я не против живого, духовного общения, – уточняет отец Иоанн. – Без него не обойтись. Священник должен уметь свидетельствовать и должным образом говорить. О разном: и о семейных проблемах, и о проблемах богословия. Главное, чтобы такие беседы не превращались в пустую болтовню и «убивание» времени для тех, кто не знает, как это свободное время провести. Думаю, от таких «бесед» особого толку не будет.

Впрочем, сейчас при Сергиевской церкви нет даже подходящего помещения для совместных чаепитий и бесед. По словам настоятеля, материальное положение прихода непростое, ведь содержание храма и священника зависит от частных пожертвований. А прихожане Сергиевской церкви – люди невысокого достатка. Правда, с 2007 года епархия платит отцу Иоанну минимальную зарплату. Впрочем, для проживания ее недостаточно. Скорее, чтобы просто поддержать на плаву. Но не более того.

– Сейчас такая экономическая ситуация, что мы думаем только о том, как оплатить счета, как выжить, – с сожалением говорит отец Иоанн. – Лет десять назад были серьезные планы по строительству русского храма, но их пришлось отменить из-за судебных тяжб с Константинополем. Хотя было бы неправильно совсем снимать с повестки дня этот вопрос. Храм на Лэндваи любим нами, намолен. Но он маловат.

«Что ж, все в руках Божиих», – подумал я, прощаясь с настоятелем Сергиевской церкви. Хочется верить, что многое из задуманного произойдет, и улицы Будапешта, как улицы Берлина, Роттердама, Лондона, Парижа и других европейских городов, украсит чудесный храм в русском стиле с устремленными ввысь золотыми куполами, таинственно притягивающими и миссионерски повествующими о том, что «Царствие Божие внутрь вас есть» и наш удел – стремиться к его достижению. С помощью Божией и под мудрым водительством святой Церкви, управляемой самим Иисусом Христом.

(Продолжение следует.)