Миссионерские записки. Часть 3

Утраченное нами

Синаксарий мясопустной субботы очень интересно объясняет поминание усопших в третий, девятый и сороковой день. В третий день, говорится там, после зачатия начинает пульсировать сердце. В девятый – появляется оформленный образ, и в сороковой – уже виден человек.

При смерти же происходят обратные процессы. В третий день изменяется вид. В девятый – разлагается телесный состав, но остается сердце. В сороковой – разлагается и само сердце. Ну а поскольку человек – это не тело отдельно и не душа отдельно, а тело и душа вместе, то происходящее с телом влияет на душу, и – наоборот. Заметные этапы в процессах, относительно тела, неизбежно отражаются синхронно на душе. И в эти дни нужна молитва.

Мне интересен этот текст с той точки зрения, что современная наука, со всеми хитростями и премудростями изучающая человека, подтверждает наличие этих этапов формирования и разложения телесного состава. Но у науки есть лазер, ультразвук и еще много всяких разностей. Откуда у древних были такие точные знания? Получается, что современная цивилизация много мучается и трудится, а в итоге лишь экспериментально подтверждает то, что было известно тысячу лет назад. Очевидно, что у древних были иные источники знаний. Очевидно, что нынешняя цивилизация идет по направлению к глухому тупику.

Или еще пример. Знатоки Закона подсчитали, что всего в Танахе 613 заповедей. Из них 365 – повелительные, и их количество соответствует количеству дней в году. Оставшиеся 248 – запретительные, и их число равно числу костей в теле человека. Так считали знатоки Закона. Откуда они знали количество костей в человеческом теле, если под строгим запретом были любые манипуляции с трупами, т.е. всякая теоретическая и практическая анатомия? А ведь по числам все сходится, если не считать те малые косточки, которые обнаруживаются лишь при помощи современной техники.

У древних было что-то, утраченное нами. А наша пластмассово-бетонная цивилизация летит, как паровоз, в сторону пропасти, и, что самое жуткое, миллионы слепцов этой цивилизацией гордятся.

Предтеча молитвы

В Библии есть книги, ни разу не упоминающие и не называющие Бога. Это «Есфирь» и самый драгоценный камень в библейском венце – Песня песней. Этот факт говорит очень о многом, и, в частности, о том, что и Бога можно проповедовать, и тайны открывать, и от гибели спасаться верой, нарочно не называя вещи своими именами.

Западный подход: забрало поднято, точки над «i» расставлены, акцент – на полное усвоение информации.

Восточный подход: притча. Говорим о зерне и рыбе, имеем в виду Царствие Небесное. Во-первых, миры взаимно проникают друг в друга, и, поняв одно, ощутишь другое. Во-вторых, слышат все, но понимают лишь те, кто кроме обычных ушей имеет еще и слышащее сердце. Бисер перед свиньями не мечется.

Слово о вере необходимо. Но есть и невербальная проповедь. Разве колокол не благовествует? Благовествует, да еще как смиренно! Имя Божие не названо, а душу позвали молиться! Разве птицы, по утрам начиная петь, не служат птичью полунощницу? Да и вся природа разве есть что иное, как непрестанный шепот о Творце и указующий перст на Него?

Шмеман в «Дневнике» прозорливо обмолвился о том, что богословию должно быть по пути с поэтами и философами, а мы, вместо этого, подружились с кабинетной наукой. Там, где ученый пишет пространное введение, затем раскрывает тему на сотне страниц, формулирует важные выводы и добавляет в конце справку об использованной литературе, поэт говорит одну минуту. Внутренних усилий поэт затратил не меньше, чем ученый, но он их утаил и просто поделился результатом. Для физики лучше первый путь. Для богословия – второй. Кроме того, современная наука и промышленное производство есть не везде и были не всегда. А поэзия есть везде и всегда, где есть человек. Раз Евангелие должно быть возвещено всем людям, значит поэзия нам важнее и ближе.

И вовсе не обязательно писать стихи о Боге. Как раз наоборот, лучше не писать о Нем открыто, но писать так, чтобы захотелось выучить стихотворение и часто цитировать его по памяти в одиночестве. Такое занятие – предтеча молитвы.

Диалоги

Все виды речевой активности сводятся к диалогу. Если нет того, кто услышит и поймет, поймет и ответит, то говорить ни к чему. Есть простейшие и понятнейшие диалоги, вроде:

– Сосиски свежие?

– Утром завезли.

– Взвесьте мне килограммчик.

– Вам охотничьих или любительских?

– Любительских.

– Двести рублей. Следующий.

Таких диалогов, в которых собеседники стоят лицом к лицу, слышат и понимают друг друга, множество. Из них состоит повседневность.

Но есть и более сложные формы диалога. Например, писателя и читателя. Они оба – участники сложнейшего коммуникационного процесса, хотя разделены и временем, и расстоянием. Еще один вид «усложненного» диалога – диалог между Богом и человеком.

Этот диалог осложнен тем, что один из его участников – Бог – не виден глазу и, чтобы вступить в общение с Ним, человеку нужна вера и благодать. Но у этого диалога есть преимущества. Человек всегда будет понят, понят гораздо глубже, чем сам того хочет. И ответы он будет получать, исходя не из того, что сказали уста, а из того, что шевелится в сердце, на самом донышке.

Ответы будут двояки. Первые ответы – слова Писания. «Молясь, мы разговариваем с Богом, читая Писание, слушаем, что Он говорит нам» Это классическая сентенция Августина Блаженного. Она жива, и ею нужно пользоваться. Вторые ответы – обстоятельства жизни. Птица не пропоет, цветок не завянет, волос не поседеет без Его воли. И вот мы просим у Него нечто, а Он отвечает не словом, а делом. Сегодня просили смирения – завтра нас обругают. Завтра попросим терпения – через неделю заболеем. Нужно учиться не роптать, а прослеживать взаимосвязь между нашими просьбами и Божиими ответами. Ведь Он отвечает нам, как уже сказано, не столько на движения уст, сколько на скрытые движения сердца.

Конечно, есть и такой диалог: «Помоги!» – пришла помощь. «Исцели!» – пришло исцеление. «Избавь!» – пришло избавление. Это самый желательный вид диалога. Его мы жаждем, и он, слава Богу, происходит. Но это не единственный его вид. И мы обязаны знать, что и молчание Бога, и Его ответы, кажущиеся нам «странными», – это тоже ответы. Причем, самые лучшие.

Ну и последнее. Церковные службы невозможны без диалогов. Нельзя венчать пару, если мы их не спросили, имеют ли они благое и непринужденное желание быть вместе, а они не ответили, что имеют. Нельзя крестить человека, если он не отрекся от диавола и на вопрос, сочетается ли он Христу, не ответил, что сочетается.

А уж в Литургии хорошо бы забрать у хора и отдать людям диалог со священником.

Священник: Мир всем!

Люди (синхронно, хором): И духови твоему.

Священник: Главы ваши Господеви приклоните.

Люди: Тебе, Господи.

Священник читает молитву и заканчивает ее возгласом: … во веки веков!

Люди: Аминь.

(Продолжение следует...)